Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич - Страница 28

Это был изворотливый и коварный человек. «С установлением в Германии фашистской диктатуры руководимый «графом Андреем» святогорский корабль поплыл под черными парусами фашизма, — отмечал известный украинский писатель Ярослав Галан, зверски убитый в 1949 году оуновскими террористами. — Всю жизнь этот предатель своего народа превозносил доблести гитлеровского рейха и мечтал о скорейшей его победе».

Ватикан не мог не оценить деяний верного слуги. С папского благословения митрополита Шептицкого готовились причислить к лику святых…

Александра Лааму провели в покои «наместника бога» в Западной Украине. Вскоре к нему вышел сам владыка в подчеркнуто скромном облачении и после обмена приветствиями гостеприимно усадил посланца Ватикана рядом с собой на кушетку.

— Ну, сын мой, рассказывай, что привело тебя ко мне.

Лаама подробно ознакомил митрополита с поручением кардинала и, как ему рекомендовал Тиссеран, попросил у него помощи в розыске осевших где-то на советской земле воспитанников «Руссикума».

— Господь благословит ваше высокопреподобие, смиренно сказал он, — если вы укажете мне, где я смогу найти святых отцов, творящих добрые дела во славу всевышнего.

Шептицкий на мгновение задумался, потом быстро встал и подошел к стоящему в углу секретеру.

— Слыхал ты, сын мой, про ксендза Казимира Доманского? — спросил он, обернувшись к Лааме.

— Не довелось, ваше высокопреподобие.

— Ну как же, он — бывший выпускник «Руссикума». Умница и деловой человек. Заезжал ко мне по дороге в Киев. Его святейшество папа благословил его быть экзархом всей Украины.

Митрополит достал из секретера какую-то бумагу и вернулся к Александру:

— Вот тут адреса Доманского и еще двух будущих экзархов в России — Чижевского и Молотковского. Они тоже успешно окончили в свое время «Руссикум», очень образованные люди. Знают по нескольку языков, в совершенстве владеют русским. Когда в 1939 году они прибыли сюда из Рима, я посоветовал им не испытывать судьбу, а укрыться пока в глубинке, где-нибудь на Урале, и ждать своего звездного часа. Ну а потом…

Как явствовало из рассказа Шептицкого, будущие экзархи последовали его совету: выхлопотав себе годичные советские паспорта, они завербовались на лесозаготовки в отдаленный леспромхоз Пермской области. В прикамских лесах «лесорубы» из Ватикана должны были подбирать себе сторонников, единомышленников из числа верующих — и не только католиков, но и православных, — обращая особое внимание на жителей западных областей, приехавших туда на заработки. Иначе говоря, главной целью этих экзархов, как, впрочем, и других подобных агентов, засланных на нашу территорию, была организация антисоветских групп на религиозной основе. Нападение гитлеровской Германии на СССР послужило бы им сигналом к началу активных подрывных действий. Предполагалось, что после захвата фашистскими войсками Урала и Сибири они смогут оставить лесорубский инвентарь и брезентовые робы, надеть бархатные рясы и отправиться в свои резиденции — в Москву и в Новосибирск — управлять католиками от имени папы римского.

— А теперь, сын мой, постарайся запомнить адреса святых отцов, — произнес Шептицкий, протягивая Лааме взятую из секретера бумагу. — Записывать ничего не надо.

— И это все? — удивленно спросил Александр, взглянув на листок. — Кардинал Тиссеран мне говорил…

— Думаю, этого достаточно, сын мой, — перебил его митрополит. — Вполне достаточно…

В УРАЛЬСКОМ ЛЕСПРОМХОЗЕ

Наш поезд идет на восток. Скоро Пермь, там нам выходить.

Добраться от вокзала до нужного нам леспромхоза оказалось совсем не просто, хотя он находился не так уж далеко от города — километров пятьдесят-шестьдесят. Но железной дороги туда не было и регулярного транспорта никакого. Оставалось надеяться на случайные попутные машины.

Идем с Лаамой за город на большак и «голосуем». Условились: друг с другом мы не знакомы. Едем по разным делам: я — корреспондент областной газеты, собираю материал для очерка о лесорубах; Лаама ищет работу — может водить трелевочный трактор. Правда, на тракторе он никогда не ездил, но автомобилистом был.

Наконец нам повезло. На переполненном людьми грузовике приезжаем в леспромхоз. Вечереет. Надо где-то устраиваться на ночлег. Лаама отправляется в общежитие лесорубов, а мне, как деятелю культурного фронта, разрешается переночевать на столе в клубе. Предварительно мы распределили экзархов между собой: Александр взял на себя Чижевского, я — Молотковского. Мне не хотелось упускать такого благоприятного случая лично познакомиться с одним из наиболее доверенных людей самого папы.

Утром я двинулся на поиски будущего московского экзарха. Искать пришлось недолго: Молотковский работал в диспетчерской. Какое-то время я наблюдал за ним со стороны, удивляясь, как проворно он оперирует разными автомобильными и лесорубными терминами. На вид Молотковскому было уже лет пятьдесят. Я знал, что он обрусевший поляк, во время гражданской войны был офицером в белогвардейской армии и в бандах Булак-Балаховича, один из первых выпускников «Руссикума».

Молотковский встретил меня не очень приветливо, но отказаться от беседы с представителем прессы все же не решился. Для начала я справился о показателях работы леспромхоза и получил обстоятельный ответ. Затем речь пошла о заботах диспетчерской службы. Мы вдоволь наговорились о трудностях с вывозом древесины, о нехватке запасных частей и прочих проблемах здешнего хозяйства. Однако стоило мне заговорить о нем самом, как я сразу же почувствовал, что эта тема совсем не воодушевляет моего собеседника.

— Да-да, из Западной Украины, — скороговоркой отвечал он. — Знаю польский язык.

— Польский? Да мы, выходит, почти земляки, — немедленно ухватился я за его слова и попробовал направить разговор в нужное мне русло: — Моих родителей при царизме выслали из Польши в Россию. Но в семье у нас польского языка не забывали. Не доставите ли вы мне удовольствие поговорить с вами по-польски?

— О, проше пана, — согласно кивнул Молотковский.

И мы продолжали нашу беседу уже на польском языке.

За время пребывания в Варшаве я хорошо изучил этот город, обычаи и нравы варшавян и теперь свободно вспоминал всякие любопытные подробности. Было чего вспомнить и Молотковскому. Но все же мой собеседник вел себя очень настороженно. В его глазах то и дело мелькали беспокойные огоньки. И когда я вновь поинтересовался его биографией, он весьма искусно свернул на биографии лесорубов, добившихся наиболее высокого процента выработки. Мои попытки узнать, много ли здесь поляков и откуда они приехали, также не имели успеха. В общем, у меня создалось впечатление, что передо мной опытный противник. Такого, как говорится, на мякине не проведешь.

Другой будущий экзарх, сибирский, оказался водителем лесовоза. Он работал на самом дальнем участке, и Лаама попал к нему только на другой день к вечеру.

Своего однокашника по «Руссикуму» Александр нашел в деревянном домишке, где жили лесорубы и шоферы.

У раскаленной железной печурки на веревке, протянутой вдоль стены, сушились спецовки и портянки. Крепко пахло мокрой одеждой, людским потом и махоркой. Табачный дым густыми волнами плавал под потолком, и сквозь него с трудом пробивался тусклый свет маломощной электрической лампочки. Чижевский был один. Он сидел на деревянных нарах, покрытых байковым одеялом, и пришивал пуговицы к брезентовой робе.

— Кого я вижу! — громко воскликнул он, увидев Лааму, и поднялся ему навстречу. — Какими судьбами, Саша? Неужели и ты?.. — Но, поймав предостерегающий взгляд Лаамы, сразу переменил тему: — Да, давненько мы с тобой не виделись.

— Года три, пожалуй, — подтвердил Александр.

Он внимательно оглядел помещение и только после этого сообщил Чижевскому, что прибыл по поручению кардинала. Упомянул и о встрече с митрополитом Шептицким, который указал их адрес и передал им свое благословение.