Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич - Страница 18

Наконец я свернул в тот самый переулок, где была назначена встреча, и огляделся. Что ж, место и время выбраны удачно: прохожих почти нет. В маленьком кафе напротив всего несколько посетителей. Совсем рядом какая-то стройка, обнесенная высоким забором. Так что в случае чего…

Стефана я увидел издали. Он шел быстро, часто посматривая по сторонам. Мне сразу бросился в глаза его странный вид. Обычно он одевался очень хорошо: дорогой костюм, лакированные туфли, модные галстуки и шляпа. Теперь же на нем были весьма поношенные брюки, кургузый пиджачок, вместо шляпы — старая кепчонка, на ногах видавшие виды спортивные башмаки. Такая метаморфоза несколько озадачила меня, но прийти к какому-либо выводу я не успел — он уже подошел ко мне и протянул руку. Мы поздоровались.

— Что у вас стряслось? — спросил я и тут заметил в его левой руке довольно объемистый конверт.

Не говоря ни слова, Стефан стал настойчиво совать конверт мне в руки. Это заставило меня насторожиться, и я вежливо отвел его руку.

— Подождите, подождите. Что это за конверт и почему вы хотите отдать его мне?

Он придвинулся ко мне вплотную и заговорщически прошептал:

— Здесь данные о лицах, посланных в СССР в подрывных целях. Передайте вашим.

При этом Стефан зачем-то взялся за козырек своей кепки и два раза дернул вниз, как бы натягивая ее глубже на голову. На душе у меня стало совсем нехорошо. Его действия не были вызваны необходимостью, значит, он подавал кому-то сигнал. Но кому и зачем?

— Вот что, — сказал я, демонстративно поглядев на часы, — мне придется вас минут на десять покинуть: нужно срочно позвонить в одно место. Надеюсь, когда я вернусь, вы все же объясните мне что к чему.

Стефан, видимо, почувствовал неладное и снова начал совать мне конверт. Потом, словно убедившись в тщетности своих попыток, замер, затравленно огляделся и вдруг стремительным движением сорвал с головы кепку. В то же мгновение я услышал топот ног и увидел, что с разных сторон к нам бегут какие-то люди. В густых сумерках, при тусклом свете уличных фонарей я не мог их как следует разглядеть, да и времени для этого уже не было. «Засада!» — мелькнуло в голове, и, оттолкнув опешившего провокатора, я кинулся к забору, ограждавшему строившийся дом.

Забор оказался выше, чем я предполагал, — метра три, не меньше. Как мне удалось взобраться на него, до сих пор не пойму. Я с разбега прыгнул, сильно ударился боком о жесткие доски, но даже не почувствовал боли. Подтянувшись на руках, лег грудью на верхний край забора. Оставалось перебросить свое тело на другую сторону — и я в безопасности. Однако этого мне сделать не дали: двое преследователей одновременно повисли на моих ногах, стащили с забора и крепко схватили с двух сторон за руки, третий насел сзади, пытаясь зажать мне рот. Я сразу же вцепился в его руку зубами, он вскрикнул и ослабил хватку. Тогда я сильным рывком столкнул лбами двух других противников и, высвободив руки, нанес им несколько ударов, с радостью ощущая, что они достигли цели. Тот из нападавших, который находился сзади, вновь обхватил меня, стараясь поймать мои локти и прижать их к туловищу. Чтобы избавиться от его «объятий», я применил один из приемов джиу-джитсу, и он покатился по земле. Тем временем остальные с остервенением набросились на меня, нанося удары неизвестно откуда появившимися в их руках резиновыми палками. Прикрывая голову руками, я прижался спиной к забору, но быстро понял, что долго так не продержусь. Резко оттолкнувшись, я сбил с ног того, что был слева, правда, при этом и сам оказался на мостовой, споткнувшись о подставленную ногу. Силы были явно неравные. Трое здоровенных, искушенных в подобных делах парней неистово молотили увесистыми палками, не позволяя мне подняться. Наконец один из них изловчился и ударил меня по сонной артерии. Я потерял сознание.

Очнулся я в легковой машине, на заднем сиденье, зажатый с двух сторон молчаливыми конвоирами. Хотел размять ноющие руки, но они были скованы наручниками.

Машина мчалась по темным улицам, редкие фонари выхватывали из темноты причудливые очертания каких-то зданий. На одном из поворотов в световом пятне мелькнула табличка: «Свентокшыжска». Я невольно ухмыльнулся, сообразив, куда меня везут. Именно здесь, на улице Святого креста, в доме номер двадцать шесть, помещалась «двуйка» — второй отдел польского генерального штаба.

Конвоиры, заметив мою ухмылку, переглянулись. А я подумал о превратностях судьбы, которая привела меня в это мрачное учреждение. Еще вчера я многое бы отдал, чтобы попасть сюда и узнать тайные замыслы польских разведывательных служб, разрабатывающих тут свои антисоветские планы. Только, разумеется, в ином качестве…

Меня ввели в большую комнату на втором этаже. За столом сидел капитан, а неподалеку от него — трое штатских. Окно кабинета, выходившее во двор, было открыто. Один из конвоиров, перехватив мой взгляд, быстро подбежал к окну и закрыл его.

Прежде чем приступить к допросу, меня тщательно обыскали. На стол выложили паспорт, часы, пишущую ручку, кошелек, носовой платок и расческу. Я видел, что присутствующие разочарованы: «улик» в моих карманах не было.

После напряженной паузы капитан попросил меня подойти поближе.

— Прошу пана рассказать, кто он и по какому случаю его задержали. А вот это, — он как бы между прочим показал рукой на одного из штатских, — пан прокурор.

Я давно уже понял, что операция по моему аресту была спланирована заранее. Они хотели взять меня «с поличным»: специально подготовленный конверт с «документами», который должен был передать мне провокатор, служил бы доказательством моей вины. И прокурор оказался здесь в столь позднее время, конечно, не случайно — его вызвали, чтобы сразу все оформить юридически, с соблюдением «законности».

Только по возвращении в Москву я узнал, чем была вызвана вся эта провокационная затея. Мой арест был ответной мерой на задержание в Киеве офицера польского генштаба, подвизавшегося там в качестве вице-консула.

У него изъяли полный набор документальных доказательств его шпионской деятельности. Помимо секретных сведений военного характера, в его личной записной книжке обнаружили номер телефона разведывательного отдела генерального штаба польской армии. Так прямо и было написано: «Советский реферат «двуйки». И рядом пометка, сделанная рукой владельца книжки: «Наш внутренний телефон». Вице-консул признался, что он действительно офицер польской разведки, а найденные при нем секретные сведения о советских вооруженных силах — плоды его разведывательной деятельности.

Руководителям «двуйки» я нужен был как эквивалент для обмена на вице-консула. Вначале они замышляли даже громкий судебный процесс. Но затем отказались от этого, поскольку задуманная ими операция прошла совсем не так гладко, как им хотелось: взять меня «с поличным» не удалось. Следствие тоже ничего не обещало. Тем не менее польские разведчики все же надеялись, используя конверт с «документами», припереть меня к стенке и вырвать необходимые им показания. Но, как читатель увидит ниже, их расчет не оправдался.

Подойдя вплотную к столу, я первым делом потребовал, чтобы с меня сняли наручники и пригласили представителя советского посольства. В том и другом мне отказали. Тогда я заявил, что никаких показаний давать не буду, и продолжал настаивать на том, чтобы мои руки освободили от наручников.

— Прошу пана не спешить, — усмехнулся капитан. — Всему свое время.

Я не замедлил отреагировать на эту реплику тем, что сильным ударом ноги опрокинул стоявший возле письменного стола маленький столик. Конвоиры загнали меня в угол, но приблизиться ко мне никто из них не решался.

Между мной и капитаном начались «дипломатические» переговоры. «Мирное соглашение» было заключено на таких условиях: с меня снимают наручники, а я обязуюсь вести себя «прилично».

— Прошу пана сесть, — сказал капитан и, когда я устроился на стуле, сделал знак конвоирам встать по обе стороны от меня. Это были те же люди, которые сопровождали меня в полицейской машине.