Как я изменил свою жизнь к лучшему - Литвинов Сергей - Страница 29

Потом я исчезла.

Она была в центре: в венке из ромашек и в еле заметном венке из моих непролившихся слез…

Через две недели оказалось, что повесть «Ляля, Наташа, Тома» дописана.

За это время я поняла, что несколько месяцев «эстетической» учебы и месяц на Ньюберри-стрит пора отодвинуть, как коврик у двери.

Они отыграли свое. Отработали.

А дальше были – глубина, синева.

Похвали меня, мать Анна

Елена Нестерина, прозаик, драматург

Мать Анна, ну ты-то помнишь, как маленький солдат всех спас?

Думаю, вряд ли это помнит твой жених, я, кстати, издалека наблюдаю за движением его творческой биографии. Его примечательную мандибулу и комическую фамилию я иногда вижу или на экране (по телевизору шла как-то передача про колдунов и загадки рейха) или на сцене – в самодельной актерской пьесе с продолжением. Пьеса слабенькая, да и он хоть и имеет роль начальника, а играет хуже всех, и на полюсе его черепа, противоположном мандибуле, уже образовалась плешь.

Мужчины тут у нас стареют, мать Анна.

И похвали меня из прошлого, потому что никто из тех, кто остался жив-здоров и продолжил учиться на актеров, этого тогда не сделал.

Ну вот, мать Анна, помнишь же, как твой курс, Машер, я и будущий доктор О, отправились на природу?

Артисты пели, артисты играли на гитарах, артисты расположились в лесу и продолжили петь.

Звали тебя тогда иначе, и ты, мать Анна, ходила в широченных шароварах и была самой талантливой на курсе. Я все думала: зачем тебе такие широкие штаны, подхваченные внизу резинкой, где ты их только откопала?..

Чего меня с вами понесло – молчать и слушать, как обычно? Безделье, наверно. Доктора О, видимо, тоже. Первое мая же, студенты не учатся. Мы с ней сидели себе тихонько, слушали, молчали.

И тут в лесу появились МЕСТНЫЕ.

Не все, разведчики. Остальных было только слышно – вдали ревели мотоциклы и доносилась свирепая речь.

Местные хотели бить артистов. Местным даже издалека их гитары не нравились. Местные уже выпили – и хотели отобрать городскую добычу.

Артисты надеялись, что все обойдется. Или – на добрых богов театра.

Но в лесу были только сосны, сумки с едой и бутылками да местные вида ужасного – и, наверное, их местные боги.

Девушки в предлагаемых обстоятельствах сжались в кучки. Тут кучка, там кучка, но кучки тоже можно бить и пинать ногами.

Кто-то из артистов вышел на переговоры. Этого местным было только и надо. Их спектакль начинался.

Бог защиты наивных? Или его ангел-заместитель? Кто-то из них попустил меня подойти к одному из местных и сказать: «Мотоцикл! Настоящий! Твой? А покатай меня? Я никогда не каталась».

Кто из нас в тот момент был артист? Кто изобразил детское восхищение – такое, что оно пробрало мордастого гопника на мотоцикле? Хвали же меня вот здесь, мать Анна!

Эти слова прозвучали так неожиданно, наверное, что оба местных замолчали.

–?Покатай, а? Ты быстро ездишь? Но как – тут же одни деревья? Как вы только не врезаетесь…

И какой же местный выдержит подобное сомнение?

–?Как мы не врезаемся? – местный переглянулся с местным. Погладил своего металлического коня. – Да мы – нормально. Поехали!

Он хлопнул по сиденью позади себя.

–?И подруга моя тоже хочет. Покатаешь ее после меня? – доктора О пришлось тоже привлекать.

О – вот молодец – закивала: «Хочу, да, хочу»…

–?Да чего после тебя – я давай покатаю! – ухнул другой местный.

Доктор О, явно первый раз в жизни, полезла на мотоцикл.

К третьему местному никто не сел. Он сначала мчался с нами, а потом свернул в сторону.

И они очень хорошо катали. Быстро.

В деревья не врезались.

Я громко спрашивала в ухо своего местного что-то такое, которое, видимо, у него никто никогда не спрашивал. Он интересовался, удобно ли мне.

И катал.

И когда он катил меня по трассе, появилась – хорошо, мать Анна, ты ее не видела – конкурирующая группировка местных.

Увидев моего местного (Серегу, а второго звали Мешков), конкурирующая группировка дала по газам и погналась за нами. Мешков, который сильно отстал, это тоже понял и резко развернулся. Мы влетели в лес – надо же было сообщить нашим!

«Наши» не сразу снялись с места. Но их было больше – и конкуренты об этом не знали.

Высадив нас с О недалеко от актерского лагеря, Сергей и Мешков умчались на войну.

–?Класс, уехали! – обрадовались предводители артистов.

Как взревели и затихли мотоциклы – было слышно хорошо.

Темнело.

Шансов, что местные вернутся нам валять, становилось все меньше. В темноте по лесу на мотоцикле – это вам не тру-ля-ля…

Артисты снова пели, артисты развели костер и поставили две палатки, артисты вытащили еду и напитки.

Но мотоциклы вернулись. Два.

Бросив круговой танец, артисты напряглись.

Серега и Мешков появились с большим пакетом печенья и бутылью лимонада. Глаз у Мешкова не действовал, он был закрыт гематомным мешком. Заплыл глазик. Доктор О оттянула кровавую кожу затянувшую глаз и констатировала, что сам он цел и видеть должен.

Это было приятно.

–?Мы их сделали, – сообщил Серега.

Этой радостью ему хотелось поделиться именно с нами.

–?Поздравляю, – улыбнулась я, потому что смотрел он преданными глазами в лицо именно мне. – А остальные-то ваши где?

–?На дискотеке.

–?А вы чего не поехали?

–?А мы к вам, – Серега сделал улыбку своим крупным детским лицом. И ткнул в меня пакетом с печеньем:

–?Спасибо.

–?За что?

–?Да предупредили, чего за «что»? – рявкнул Мешков. – Мы на дороге-то их заметили. Ну и вот…

–?Вовремя заметили, – добавил Серега. – А если бы на трассу кататься бы не поехали, то все.

–?Они бы того… Раньше…

–?Ага.

Люди, а особенно такие чувствительные, как артисты, быстро понимают, когда опасность минует. Артисты ощутили, что местные не опасны и подкрепление не придет, и для них Серега и Мешков перестали существовать.

Зазвенели бутылки, забренчала гитара.

А местные не уходили.

Серега из чьих-то тонких рук отобрал гитару, сыграл три аккорда, поглумился, как водится, выбирая песню, которую хотел бы заказать, артист стал исполнять, Серега слушал-слушал – да и быстро утомился…

От песен утомились все.

Кроме самих артистов. Они были неистощимы.

А утомленные все – я, О и двое местных – притаились у палатки и стали есть печенье.

Что хочет народный богатырь от того, от кого слышит связную речь?

Правильно, историй.

Серега и Мешков старательно не ругались матом – в те времена простые парни с понятием подчеркнуто не ругались матом при интеллигентных девушках. Они слушали про Слейпнира, восьминогого коня бога Одина (он их просто потряс, Серега несколько раз прослушал и постарался вызнать о нем все подробности); про Нибелунгов, про путешествия викингов в Гренландию; и как клады в старые времена закапывали, и какие приметы для того, чтобы их найти, существуют; и как морок водит по лесам, и что светится в болотных огнях, и что такое огни святого Эльма…

Доктор О добавляла про болезни, раны и боевые увечья.

А Мешков с Серегой все спрашивали и спрашивали…

Нам дали миску каши на всех, вина – но местным-то вино как слону дробина, они отказались в пользу нас с О.

Как раз лимонад кончился, печенье уже не лезло, чай не скоро, а с вином оказалось замечательно.

Быстро наступило утро, и стало так холодно, что все вспомнили про первый автобус.

Машер, О и меня на остановку отвезли Сергей с Мешковым.

А вы, мать Анна, брели пешком, и ты отсвечивала среди осин своими широченными шароварами. Они у тебя внизу намокли – и штаны съезжали под их тяжестью. Это было смешно: ноги, как груши, сверху тонкие, снизу наливные, но в автобусе ты села на колени к своему жениху, и груши спрятались.