Час негодяев - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 54

Его вообще было легко убедить…

За эти дни… много чего произошло…

Наверное, когда-нибудь я напишу книгу… о виденном своими глазами и слышанном – по рассказам тех, кто видел своими глазами и не будет врать. Про несколько десятков (!!!) чартеров, которые метались по Европе, ища посадки. Про толкотню и суету в Борисполе. Про то, как из киевских банкоматов выгребали нал, как стояли в очереди охранники, бросали в мешки добытое бабло, сколько могли снять, и ехали к следующему. Про слухи, про самолет с бабками и золотом, который отправили в Дубаи.

Я вдруг понял, насколько все прогнило. Нет, даже не так… НАСКОЛЬКО ВСЕ ПРОГНИЛО. Власть рухнула полностью, разом, это надо было видеть, как она рухнула. Практически не появлялись в центральной части города менты, да и в других частях города тоже. Дикие, просто непредставимые нормальному уму картины – как самооборонцы у Нацбанка обыскивают выезжающие машины, а денег в банке уже давно нет. В Центральном банке страны нет денег! Как самооборонцы патрулируют город, потому что больше некому.

До меня вдруг дошло, что мы натворили и что мы поддерживали. Это не власть… мы предлагали варианты, мы что-то делали для нее… но это не власть. Это шакалы, которые просто разбежались… это шайка уголовных преступников, застигнутая с поличным… я не знаю, что это. Но если бегут все до одного, то это не власть.

Я не знал, что и как делать дальше. Не знал, что и как НУЖНО делать дальше, потому что опереться было в буквальном смысле слова не на кого, все просто рванули как тараканы на кухне, когда включился свет. Но я знал, что вот с этими – все. И не потому, что Украина их больше не примет. А потому, что вкладывать в них нечего.

Все равно, что в болото.

Меня больше никто не искал, просто потому, что никто и никого не искал. Государства, которое объявило меня в розыск, больше не было. Я искал Вячеслава по больницам по моргам… жадно глотал слухи… пропавшая сотня… крематорий…

И не находил.

А через несколько дней – уже не на Майдане – я узнал о том, что Россия начала ввод войск в Крым…

Сначала я не понял. Подумал, что ослышался. Что нагнетают обстановку…

Потом нахлынула злость. Злость на этих чертовых тупиц, которые творят и даже не понимают, что творят. Как они могут не понимать элементарных вещей? За двадцать с лишним лет, когда Россия палец о палец не ударила, чтобы «пидтримать» русских и русское в Украине, в Украине сложился совершенно иной народ. Отдельный, б…, народ. Который считает своей родиной Украину, а не Россию. И который отличается элементарным чувством патриотизма к своей стране, которое одинаково везде. Которое еще сильнее из-за того, что мы все – птенцы одного гнезда и готовы жизнь за Родину отдать, а иначе любить Родину не умеем. И если сейчас начать забирать Крым, то все эти патриоты Украины, и украиноязычные, и русскоязычные, моментально обернутся против России. Потому что Россия отняла кусок территории, то есть отняла что-то важное у каждого из них.

Нет… это даже в голове не укладывалось.

Как организовывать сопротивление? Крым – наиболее подходящий для этого плацдарм. Там склады Черноморского флота, туда можно вывезти Осипа, он хоть какой, но президент. Перекрыть дороги, объявить о государственном перевороте, начать понимать армию, полицию. Из Крыма отправлять людей в Запорожье, Донбасс, Харьков. На всем Востоке ненависть осталась еще с первого Майдана, там объяснять ничего не надо – дать оружие, организовать. Но тупо забрать Крым…

Как это понять? Я не понимал. Как можно так бездарно вести политику, как можно отказаться бороться за целую страну?

Сначала я не верил. А потом выступил Осип из Ростова-на-Дону с его оговорками по Фрейду, про сотрудничество с Украиной (я в этот момент подумал, что он под действием наркотиков), и я понял – все. Приехали…

Теперь точно приехали…

Нелегальное положение.

Днепропетровск, Украина.

Март 2014 года

Алекса я увидел в Днепре, весной. Я выехал туда обычным, ночным пятьсот шестьдесят третьим поездом, в купе со мной был какой-то парень, промайданно настроенный, и мать с дочкой. Парень много говорил, не знаю, для себя или для нас. За окном проносились ночные станции и полустанки, а я думал, что будет далее…

Крым они уже забрали себе. Даже если учесть то, что Крым никогда, ни одного дня в своей истории не был Украиной, все равно поступок глупейший. Они забрали Крым, но настроили против себя всю Украину. Чего говорить, если я, агент российской разведки, испытываю от всего этого горечь, гнев, разочарование и ничего большего. Гордости за свою страну я не испытываю. Как не испытываю ни малейших сомнений в том, чем все это закончится…

Поезд шел, шел неспешно, это был поезд на Ясиноватую, в Днепре он останавливается, потому я и взял на него билет, взял до Ясиноватой, а сойду в Днепре. За окном мелькали желтые фонари полустанков, тлеющие в ночи огоньки хат. Все уже ложились спать, а я сидел и думал. Что делать. Как дальше быть. Как дальше жить.

У меня больше нет семьи. Совсем. Нет Родины – я не знаю, какая из них моя. Нет ничего, что я мог бы назвать своим.

И это – итог моих сорока лет жизни…

Поезд уже подходил к вокзалу, убавлял ход. Содрогался на стрелках, переходя с пути на путь. Если бы в своей жизни можно было бы так поменять колею. Просто перевести стрелку – и всё.

Но нет. Ничего уже не изменишь…

Днепр, город не второй, но и не первый, встречал темнотой путей, гулкой пустотой. Шли мы не на первый путь, и почему-то освещения на вокзале почти не было. Проводник крикнул мне что-то в спину, но я уже исчез в темноте…

Ловите ветра в поле…

Поднялся на переходной мост – тут он странный какой-то, лестница винтовая и не просматривается до конца. Тут тоже почти не было света. Вышел к вокзалу, начал набирать номер и тут увидел Алекса. Он стоял у вокзальной стены, у какого-то ларька. Я просигналил ему фонариком мобильника понятное только нам двоим, он осторожно вскинул голову, всмотрелся, помахал рукой.

Хоть что-то в этой жизни остается неизменным.

– Братан…

Мы обнялись.

– Чего?

– Норм…

Мне показалась странной та перемена, которая произошла в моем старом друге. Всего месяц назад, да чего там месяц – меньше! – он, как и я, был затравленным зверем. Я и до сих пор так себя чувствовал, хотя крайнего варианта – с виселицами на Крещатике – удалось избежать. А вот Алекс держался молодцом… новый костюм, причем не из дешевых, разворот плеч… да и вообще – весь его вид говорил о том, что он – хозяин своей жизни. И не только своей…

– Багаж весь твой?

– Ага.

– Тогда двигаем…

Мы пошли на выход по полутемному вокзалу.

Где-то вдалеке сверкала молния, но грома не было слышно. Уцелевшие фонари ртутно светили в разлитых по асфальту лужах. Совсем недавно прошел дождь…

– Клифт на себе сидит… – Я демонстративно потрогал ткань и, как в старые добрые времена, попросил: – Итальянский что ли? Затаскать дай?

– Какой итальянский. Ткань итальянская, да. А пошив местный. Тут такие портные сохранились…

Мы вышли на привокзальную площадь, она была небольшой, выходила на широкую, с целой рощей посередине улицу, тут же был разворот трамвая. И на ней – на площади – таксишек было мало, зато тусовались весьма специфические личности. Явно братва. А на выходе из вокзала люди в форме без знаков различия.

С автоматами.

«Мерседес», новенький, черный, похожий на глубоководную рыбу, приветливо моргнул фарами.

– Неслабо, – оценил я.

– Ага. Садись…

Днепр. Город не второй в Украине, но и не первый…

Я никогда не расспрашивал о личной жизни Алекса, как и он о моей, но кое-что все-таки знали… а чего скрывать. Мое сердце украла киевская светская львица, мы поженились, она родила мне дочь, и у нее от первого брака был сын, которого я признал своим, как и он меня. А Алекс долго был холостяком, потом женился на серой мышке… когда я первый раз увидел ее, то просто не поверил. Как цинично выразился сам Алекс, зато где положил, там и возьму. Жена его была еврейкой, по крайней мере, наполовину, но Алекс это тоже переводил в шутку, мол, еврейская жена – это не роскошь, а средство передвижения. СССР был мертв, но на Украине это сохранилось, половина украинской элиты имела паспорта иностранных государств, чаще всего Израиля, чтобы иметь возможность туда свалить в случае чего. Часто так и делали…