Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 26

А начиналось?то все как страшно…

Тогда, зимой, его приволокли на двор к боярину Стрешневу — и не долго думая, заперли в одном из сараев. Там же были и другие дети, человек двадцать, а то и больше. Васька влетел внутрь. Едва не расшибив себе нос — и натолкнулся на какого?то паренька.

— Тише ты, скаженный, — проворчал тот.

Васька кое?как отлепился от мальчишки — и отполз в угол.

Страх буквально скручивал тощее тело. Что теперь с ним сделают? Зачем поймали?

Железо? Плеть? Клейма? Урал?

Ничего такого с ним не происходило — и через несколько часов детское тело взяло свое. Захотелось кушать пить, да и по нужде… гхм…

Васька направился, было в угол, но его перехватили по дороге и показали на большую деревянную колоду — мол, до ветру — туда. А ежели кто в углу нагадит, так тем же и вытрут…

Вечером принесли большой горшок с пшенной кашей и принялись раздавать всем ложки и миски с молоком. Кормили всех в присутствии слуг — и любой из мальчишек, кто покушался на чужую порцию, мог тут же получить крепкий подзатыльник, а то и несколько пинков. Васька же и счастью своему не поверил, получив в руки сначала молоко, которое выхлебал за пару секунд, едва не подавившись, а потом в ту же миску плюхнули столько каши, что он едва — едва управился с ней. И сыто икая свернулся на соломе возле стены. Ежели здесь не бьют, а кормить будут — жить можно?

Может, и не убьют?

То же повторилось и с утра — и Васька решил заговорить с кем?нибудь из ребят. Выбор его пал на рыжеволосого парня, сидевшего неподалеку. Того звали Митрофаном, был он на пару лет старше Васьки — точнее и сам не знал и бродяжил уже лет пять.

Он и рассказал, что собирают их сюда со всей Москвы, зачем — пока никому не известно, но тех, у кого есть физические увечья — уводят и назад они не возвращаются.

Васька поневоле перекрестился. А ведь предлагал ему Фимка — юродивый оттяпать ногу — и просить с ним милостыньку на паперти… не согласился Васька — да и слава Богу.

Что?то с ним бы сейчас сделали?

Тогда мальчишкам было и невдомек, что уводят их не на казнь, а просто — по монастырям разошлют. Учить будут… по двое, по трое — приживутся мальчишки не в монастыре, так рядом с ним, женятся, все лучше, чем по дорогам шататься.

Сам Митроха сидел тут уже три дня, но сказать мог мало. Кормили от пуза два раза в день, следили строго, тех, кто пытался затеять драку или что?то сотворить с соседями — выводили тут же и назад они не возвращались.

Эва, позавчера попал сюда парень — аж рубаха на плечах лопалась, волчара с улицы. И захотел портами поменяться с одним мальчишкой. Тот и не пискнул, а дворовые углядели. Выволокли, всыпали розог прямо во дворе и куда?то увели. Назад парняга так и не вернулся.

Мальчишки уговорились держаться вместе, но страшно было — до крика.

О своей судьбе они узнали через пару дней, когда сарай переполнился ребятами. Их принялись выводить по пять человек и вели в жарко натопленную мыльню, где терли чуть ли не докрасна, срезали волосы на теле, изничтожали злых платяных зверей*…

* блохи, вши. В отличие от просвещенной Европы с золотыми блохоловками резко не приветствовались на Руси. Темнота — с… Прим. авт.

Тряпье не вернули, раздав каждому порты, рубаху и онучи, а также новенькие валенки. Пусть Васькины все норовили соскочить с ноги — расстаться с ними он не решился бы и за все золото мира. Слишком памятны ему были холода…

После этого их опять приводили в сарай, но уже в другой, приказывали садиться на солому вдоль стен и ждать. А потом, когда привели последних, в сарай зашел старик в роскошной шубе. Васька его тогда не знал, потом сказали, что это боярин Стрешнев.

Осмотрел всех надменным взором — и заговорил. Негромко, но вполне внятно. Ребята притихли — и каждое слово громом отдавалось в детских ушах.

А говорил боярин такое, что и поверить было страшно.

А верить хотелось.

Царь — батюшка в милости своей, не может допустить, чтобы дети голодали и холодали, а потому решил учредить воинскую школу. Руководить ей будет царевич Алексей. Дети там проучатся четыре года, а потом из них будет постепенно составляться полк, личный, самого царевича. Кто хочет учиться — будет. Кто не хочет — отправят в монастырь, там всегда рабочие руки нужны. На улицу не выгонят, но найдут, как к делу приставить.

Ребята слушали, кивали…

Васька тогда еще удивлялся, зачем босоту с улиц собирать, а потом и понял. Дети стрельцов стрельцами и станут. Дети вояк… их еще собрать надою. Да и попробовать на ком?то сначала, как учить, чему учить…

И все равно лучше места, чем воинская школа — не было.

Они жили в большом здании, по четыре человека в комнате. У каждого своя кровать и свой ларь, хотя хранить в нем было нечего. Была установлена очередность — и каждая комната в свой черед все отмывала и отчищала. Раз в неделю все ходили в мыльню, но можно было и чаще.

Кроме собственно жилища, которое мастера называли казармой, на территории школы размещалась сама школа — большая изба, уставленная лавками, с грифельной доской и разными замысловатыми приспособлениями.

Замоченные в лохани розги, впрочем, там тоже были, но использовались редко.

Федор Иванович оказался отличным психологом — и выбирал тех, кто действительно мечтал о другой жизни. Вот и учились ребята, зубами вцепляясь во все важное.

К тому же — многое было и не в тягость.

Учили их счету, письму, чтению, молитвам, учили еще иным языкам, но пока мало, говорили, что сначала свой родной освоить надобно. И — осваивали.

Васька сам лично сидел над букварем день и ночь. Книг пока не хватало, по одной на комнату были — и то ладно — и друзья его, Митроха, Тришка и Петруха учили вместе с ним. Вчетвером и учеба легче спорилась, Васька и не порот был ни разу за неусердие. Вот за неуспевание на спортивной площадке его 'награждали' дополнительными занятиями, это верно. Но ведь стоило оно того, стоило, да и не розги это, видели ведь наставники, что старается парнишка, гоняли его, конечно, но не ругались.

Зато тот, кто становился лучшим в неделю, честь по чести вел всю компанию в храм, отдавал там команды (хоть и под присмотром учителей), ему выдавалась специальная красная повязка на руку с красиво вышитыми буквицами 'ЛУЧШИЙ', а царевич лично дарил копейку. А копейка — это ж деньги, на них можно в Дьяковском чего — нить купить. Жаль, что Васька только один раз лучшим и побыл, а так ему борьба плохо дается, вечно он по ней в последних…

Хотя что там покупать, и так все есть.

Кормят от пуза, порты сменные с рубахой выдали, обувка тоже есть, так чего еще? Сладостями — и то балуют.

Издалека донесся заливистый девичий смех. Васька насторожился.

— Из терема вышли… гуляют, — сообщил кто?то.

Васька перевернулся на живот, вгляделся…

Так и есть. Царевны Анны служанки. То есть царевны Софьи.

Кроме школы, спортивной площадки и казармы на территории школы еще помещалось и роскошное здание царевниного терема, ажно в три этажа. Красиво — жуть! Расписное, сияющее, чай, не хуже церкви.

Церквушку тоже со временем обещались, но пока ограничились образами, а на воскресную молитву шли в село. Там на учеников поглядывали с интересом… а сами парни поглядывали на девушек из царевниного терема.

Царевен они, конечно, еще ни разу не видели, куда там! Не по рылу! Но точно знали, что приехала сюда царевна Анна, а при ней племянники — царевич Алексей и царевна Софья. И будто бы царевич сестренку безумно любит, обо всем с ней разговаривает, а та не по возрасту умна.

Вот для царевен и взяли в прислуги девочек из бедноты, таких же, как и они сами — и те, поверив в свое счастье, расцвели. А и то верно, с улицы взяли в богатые покои, замуж обещают пристроить со временем, приданное дать, это ж мечта…

А пока… пока девочки выходили из терема то поиграть, то к колодцу, то на кухню, пока еще одну общую для всех, то еще куда — и сталкивались с ребятами. Краснели, закрывались платками, но глаза поблескивали задорно и весело…