Перст судьбы - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 77

— Это да, это верно, — согласился Домагость. Он даже удивился: не он ли в начале зимы уговаривал Вольгу поскорее справлять свадьбу, а тут вдруг посол от Вольги уговаривает его! Что такое случилось?

— Не погуби, воеводо: нам без киевских торгов уже никак, меха набрали, да ведь есть их не будешь — куниц да бобров, нам хлеб нужен!

— А князю жена нужна! — подхватил другой посланец, старейшина Ждислав. — Он у нас муж зрелый и здоровьем не обиженный. Смотри, воеводо: сам его заставишь других жен себе взять, твоей же дочери с ними жить придется.

В этом, собственно, ничего особенного не было: в свое время шестнадцатилетний Доманя Витонежич был обручен с восьмилетней Милорадой, старшей дочерью Синеберна, и по договору между семьями имел право, пока будущая жена не подрастет, взять другую, но менее знатного рода. Он взял чудинку Кеву, и двое ее сыновей были старше Велема, единственного сына Милорады. В княжьем роду такое положение грозит враждой и бедами, и до появления посторонних детей лучше не доводить.

— Дочь мою никто обидеть не посмеет! — оскорбился Домагость. — Пусть Вольга себе берет каких хочет жен, но княгиней только моя дочь будет, и наследниками его — только мои внуки! Такое между нами докончание положено или нет, Божаня?

— Такое, такое! Да только сам знаешь: докончание докончанием, а жизнь жизнью! Вдруг и прилепится к сердцу какая полонянка — у нас их хватает: и из корелы, и из летиголы, все миленькие такие, беленькие, чисто нивяницы[47] на лугу!

— Да уж, это верно! — поддержала плесковичей свояченица Велерада. — Я уж говорила тебе, Милуша. Вольга парень не промах, его без жены томить — себе вредить. Наша три года росла, а он уж был сокол — если еще три года ждать, то пока она приедет, у него уже сыновей десяток по двору скакать будет на палке верхом!

— Да и девка ваша выросла, не девка, а маков цвет! — продолжал Боживой. — Ее-то не жалко без мужа томить? Покрасуется да рассыплется, а вы еще три года удумали ждать! Ей сейчас в самую пору замуж! Не в бочке ж ты ее засолишь!

— Короче, отдавайте нам нашу невесту, а не то князь наш себе другую приищет! — бухнул Ждислав. — У вас, может, Девой Альдогой больше некого наречь, а для нас на белом свете невест много!

И не успела Велемила, с вытаращенными глазами слушавшая спор возле печи, опомниться, как ее судьба решилась. Домагость, и сам желавший этой свадьбы, дал согласие, ударили по рукам, и Велерада завопила, будто вдруг узнала о смерти любимой племянницы. Вслед за ней и все женщины воеводской семьи подняли плач, прощаясь с дочерью рода, которая уходила в другую семью, как на Тот Свет.

Самой невесте не дали даже слова сказать, да и о чем ее спрашивать? Все было решено давным-давно, и женщины, подавая послам угощение, коротко перебрасывались словами, споря об одном: кому она передаст свою девичью тканку, Синельке или кому-то из Братомеровых девушек? Синелька еще мала: ей всего девять лет, а внучки Братомера не состоят в прямом родстве с Любошичами. В конце концов сошлись на том, что тканку получит таки Синелька, но наденет года через три, как созреет, а пока пусть девушки выбирают новую баяльницу и новую Деву Альдогу — но лишь на ближайшие три года. Впрочем, за три года бойкая дева выйдет замуж, а небойких в баяльницы не берут — поэтому и срок ее власти обычно короток, не больше года-двух.

Послы настаивали на скорейшем отъезде, упирая на то, что князю Вольге еще свадьбу справлять и в дальний путь собираться. Приехать в Плесков с невестой они должны были как раз на Купалу, наилучший срок для свадьбы, день священного брака Лады и Ярилы. Торопясь, чтобы не испортить судьбу дочери, Милорада собрала ее почти в мгновение ока. Все приданое давно уже было готово и лежало в ларях, которые теперь оставалось только погрузить в лодьи. Сопровождать невесту Домагость поручил Доброне и выделил ему семь человек в дружину, а Милорада подобрала дочери челядинку из числа своих — молодую вдову Заботиху.

Всего лишь на третий день после приезда послов Велемилу уже повели в баню. Ладожские девушки собрались на неожиданное прощание со своей баяльницей, так что в тесное строение даже все не поместились, и мыться с ней пошли только ближайшие подруги и родственницы.

— пели девушки, под руки ведя невесту в баню по дорожке, которую Милорада тщательно выметала новым веником, изгоняя с пути младшей дочери все злые наговоры и дурные взгляды. Все у нее перепуталось: были три дочери, как ясные звезды, но первой проводили замуж вторую, второй снаряжают третью, а третьей идти предстоит самой первой. Хитро соткала Мать Макошь этот поясок, но Милорада была достаточно мудрой женщиной, чтобы понимать: только Небесная Пряха и знает узор человеческих судеб и в конце концов сделает все так, как нужно.

— воплем отвечала Велемила на причитания подруг, и слезы, и отчаяние ее были вполне искренними.

Только сейчас она до конца поняла, что все это происходит на самом деле и что ее действительно вот-вот увезут, чтобы выдать замуж за Вольгу. Она слишком долго ждала этого события и совсем перестала верить, что оно когда-нибудь случится. И именно сейчас она хотела его всего менее! Почему Вольга не утратил терпения еще год назад! Ведь год назад она отчаянно хотела замуж. Тогда Вольга ей нравился, она стремилась завладеть им, верила, что добьется его любви и вытеснит память о Дивляне, желала стать княгиней плесковских кривичей, надеялась родить семерых сыновей и трех дочерей, дать славное продолжение древнему роду… Но тогда ему не было до нее дела, и девичьи мечты оставались мечтами. Взял бы он ее тогда — и она вовсе не знала бы Стеню, не искала бы того, кому понадобится ее любовь. И вот время прошло, все изменилось, она хочет уже совсем другого! Но судьба, будто в насмешку, насильно сует ей в руки сокровище, больше не имеющее для нее никакой цены. Окажись Стейн сейчас здесь, она сама, наверное, предложила бы ему бежать. Ведь Вольге нужна не она, а княгиня, которую он может найти и в других родах! А ее выводило из себя бессилие перед судьбой, неспособность ни приблизить желаемое событие, ни оттянуть неприятное.

А обряд шел своим чередом, одну за одной разрывая нити, привязывавшие ее к прежней жизни. Красную тканку сняли с ее головы и сунули в руки; подтолкнули к ней двоюродную сестру Синельку, Синеладу Вологоровну, последнюю в их поколении деву-любшанку, которой девой в полном смысле предстояло стать года через два-три, а то и четыре, как Ладе поглянется. Велемилину тканку, знак преемственности, возложили на чело беловолосой Синельки, но потом сняли, и ее мать Велерада до срока спрятала убор.

После мытья Велемиле снова стали заплетать косу, но уже не простую, а в шесть рядов, перевивая цветными лентами. Если девичник от свадьбы отделяет день-другой, то невеста так и ходит с распущенными волосами, но Велемиле предстояло на грани миров провести не менее трех пятериц, да в дальней дороге, и ее заплели снова, чтобы не теряла волос и не давала случаев навести порчу. Эту косу теперь ей расплетут только в вечер свадьбы, чтобы наутро заплести уже две и уложить под женский повой…