Мальчик на вершине горы - Бойн Джон - Страница 11

– Проснулся, значит, – сказала она обвинительным тоном.

Пьеро молча кивнул.

– Идем со мной, – велела девица.

– Куда?

– Куда надо. Пошли. И быстрее. И не задавай дурацких вопросов, без тебя дел невпроворот.

Пьеро встал и направился к этой командирше, глядя не на нее, а себе под ноги.

– Где моя одежда? – спросил он.

– В печке, – ответила она. – Сейчас это уже не одежда, а пепел.

Пьеро ахнул от ужаса. Вещи, в которых он ехал в поезде, мама купила ему на семь лет; они тогда в последний раз вместе ходили в магазин.

– А чемодан?

Она без капли сожаления пожала плечами:

– Там же. Нам в доме паршивая вонючая дрянь не нужна.

– Но там… – начал было Пьеро.

– Все, хватит языком молоть. – Она обернулась и покачала пальцем у него перед носом. – Вещи твои были грязные и, поди, кишмя кишели всякой мерзостью. Им в печке самое место. А тебе крупно повезло попасть в Бергхоф и…

– Куда? – переспросил Пьеро.

– В Бергхоф, – повторила девица. – Так называется этот дом. И мы тут капризов не терпим. Так что давай – скоренько за мной. И чтоб я больше ни слова от тебя не слышала.

Он зашагал по коридору, глядя направо и налево, изучая незнакомую обстановку. Дом, почти целиком деревянный, был красив и уютен, но фотографии на стенах – где офицеры стояли навытяжку и впивались глазами в объектив так, словно хотели, чтобы он треснул, – казались здесь не слишком уместными. Однако они буквально заворожили Пьеро. От этих военных, сильных, красивых, грозных, словно било электричеством. Станет ли Пьеро таким же грозным, когда вырастет? Хорошо бы. Тогда никто не осмелится сшибать его с ног на вокзалах и красть у него бутерброды в поездах.

– Это она фотографирует. – Девица, увидев, что Пьеро замер у фото, остановилась.

– Кто?

– Хозяйка. Ну ладно, хватит плестись – вода остывает.

Пьеро не понял, что имеется в виду, но вслед за девицей спустился по лестнице, и они повернули налево.

– Еще раз: как тебя зовут? – спросила она, оглядываясь. – Я чего-то никак не упомню.

– Пьеро.

– Что это еще за имя?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Мое имя, и все.

– Не пожимай плечами, – сказала девица. – Хозяйка этого не терпит. Простонародная, говорит, привычка.

– В смысле, моя тетя? – спросил Пьеро.

Девица остановилась как вкопанная и сначала смотрела на него, не говоря ни слова, а потом, запрокинув голову, так и покатилась со смеху.

– Беатрис не хозяйка, – объяснила она, – а всего лишь экономка. А хозяйка… Ну, хозяйка, она и есть хозяйка, ясно? Она тут главная. Указывает твоей тете, что делать. И вообще нам всем.

– А вас как зовут?

– Герта Тайссен, – представилась девица. – Я служанка, вторая по старшинству.

– А сколько всего служанок?

– Две. Но хозяйка говорит, что скоро понадобятся еще, и когда они появятся, я все равно буду вторая и буду ими командовать.

– А вы тоже здесь живете? – поинтересовался Пьеро.

– Ну да. Думаешь, я сюда на минуточку забежала, так, для зарядки? Тут хозяин с хозяйкой живут, когда наезжают, хотя, правда, вот уже недель несколько глаз не кажут. Иной раз на выходные заглянут, когда на подольше, а то, бывает, и целый месяц их нет. Потом еще есть Эмма – кухарка, с ней шутки плохи, учти. Потом Юте, старшая служанка. Ну и конечно же, Эрнст, шофер. Да ты его, поди, видел вчера вечером. Он прямо прекрасный! И красивый, и веселый, и заботливый. – Она на минуту умолкла и счастливо вздохнула. – Да, и твоя тетя, понятное дело. Экономка. А у входа обычно еще два солдата на страже, но они так часто меняются, что и знакомиться смысла нету.

– А где сейчас моя тетя? – спросил Пьеро, уже решив, что Герта не особо ему нравится.

– Поехала с Эрнстом под гору купить кой-чего нужное. Наверно, скоро вернется. Хотя когда они вдвоем уезжают, то сроду не угадаешь. Тете твоей его времени ни капельки не жалко. Ох, сказала бы я ей, что про это про все думаю, да только она главней меня и, не приведи господь, еще хозяйке нажалуется.

Герта открыла дверь, и Пьеро вслед за ней вошел в комнату. В центре стояла жестяная ванна, и от воды, налитой до середины, поднимался пар.

– У вас сегодня стирка? – спросил мальчик.

– Нет, это для тебя. – Герта закатала рукава. – Давай снимай свою рубаху и залезай, я тебя ототру как следует. Ты небось грязи на себе понавез невесть сколько. Французы, они все грязные, других не встречала.

– Нет. – Пьеро затряс головой и попятился, выставив перед собой ладони, как щит. Он ни за что на свете не собирался разоблачаться перед незнакомым человеком – и особенно перед девушкой. Ему и в приюте не нравилось снимать одежду при всех, а ведь в спальне были одни мальчики. – Нет, нет, нет. Ни за что. Я рубашку не сниму. Извините, но нет.

– Как же, тебя не спросили. – Герта уперла руки в боки и воззрилась на него, будто на диковинного зверька. – Приказ есть приказ, Пьер…

– Пьеро.

– И ты это очень скоро поймешь. Нам приказывают, мы выполняем. Всегда и беспрекословно.

– Не буду раздеваться, – сказал Пьеро, багровый от смущения. – Меня даже мама с пяти лет не купала.

– Мамаша твоя померла, я слыхала. А папаша сиганул под поезд.

Пьеро уставился на служанку, не в силах вымолвить ни слова. Он не верил своим ушам: как можно быть такой жестокой?

– Я сам помоюсь. – Его голос слегка дрогнул. – Я умею, я все сделаю как надо. Честное слово.

Герта сдалась:

– Хорошо. – Она сунула ему в руку брусок мыла. – Через пятнадцать минут вернусь, и чтоб от этого куска помину не осталось, понял? Иначе я сама за тебя возьмусь, и тогда уж никакое нытье тебя не спасет.

Пьеро кивнул, выдохнул с облегчением, дождался, чтобы Герта вышла, снял рубашку и осторожно залез в ванну. Лег на спину и закрыл глаза, блаженствуя. Вот неожиданный подарок; он давным-давно не принимал не то что горячей, хотя бы тепловатой ванны. В приюте вода была одна на всех, и всегда холодная. Он энергично потер в ладонях мыло, хорошенько его вспенил и начал мыться.

Скоро вода потемнела от грязи, которой накопилось изрядно. Пьеро нырнул, забавляясь тем, как сразу пропали все звуки внешнего мира, и принялся за волосы, тер голову изо всех сил. Потом, тщательно ополоснувшись, сел и стал скрести ступни и кисти. К его радости, мыло быстро уменьшалось, но он не успокоился, пока оно не исчезло совсем, – теперь Герта, когда вернется, точно не исполнит своей ужасной угрозы.

Служанка – не постучав! – вошла с большим полотенцем и развернула его перед Пьеро.

– Ну-ка, – велела она, – вылазь.

– Отвернитесь, – попросил Пьеро.

– Господи, мать честная. – Герта вздохнула, отвернула лицо и закрыла глаза. Пьеро вылез из ванны и позволил ей обхватить себя целиком. Ткань оказалась невероятно мягкая и пушистая, он и не представлял, что такая бывает; его маленькое тело блаженствовало, и он с радостью остался бы в полотенце навсегда.

– Так, – сказала Герта. – Чистые вещи я положила у тебя на кровати. Они большие, будут велики, но ничего не попишешь. Беатрис, я слыхала, повезет тебя потом под гору, там и принарядит.

Опять гора.

– А что это за гора? – спросил Пьеро. – Что это вообще за место?

– Больно ты любопытный. – Герта отвернулась. – Некогда мне с тобой болтать, дела у меня. Одевайся, а сойдешь вниз, так поешь, если голодный.

Пьеро, как был в полотенце, побежал в свою комнату; ноги оставляли на деревянном полу еле заметные следы. На постели и правда аккуратной стопкой лежало несколько вещей. Мальчик оделся, закатал рукава рубашки, подвернул брюки и, насколько мог, затянул подтяжки. Огромный толстый свитер свисал ниже колен, и Пьеро его снял, решив, что ничего, можно и померзнуть.

Он спустился по лестнице и огляделся, не зная, куда теперь идти. Вокруг было пусто, и спросить не у кого.

– Эй? – позвал он тихо, боясь слишком привлекать к себе внимание, но очень надеясь, что его услышат. – Эй? – повторил он, направляясь к входной двери. Из-за нее доносились голоса, смеялись двое мужчин.