Ахиллесово сердце - Вознесенский Андрей Андреевич - Страница 22

паривший 

в записках о школе его под Парижем. 

Прости мне, Париж, невоспетых 

красавиц. 

Россия, 

прости незамятые тропки. 

Простите за дерзость, 

что я этой темы 

касаюсь, 

простите за трусость, 

что я ее раньше 

не трогал. 

Вступаю в поэму. А если сплошаю, 

прости меня, Время, как я тебя часто 

прощаю. 

Струится блокнот под карманным 

фонариком. 

Звенит самолет не крупнее комарика. 

А рядом лежит 

в облаках алебастровых 

планета – 

как Ленин, 

мудра и лобаста.

I

В Лонжюмо сейчас лесопильня.

В школе Ленина? В Лонжюмо?

Нас распилами ослепили

бревна, бурые, как эскимо.

Пилы кружатся. Пышут пильщики.

Под береткой, как вспышки, – пыжики.

Через джемперы, как смола,

чуть просвечивают тела.

Здравствуй, утро в морозных дозах!

Словно соты, прозрачны доски.

Может, солнце и сосны – тезки?!

Пахнет музыкой. Пахнет тесом.

А еще почему-то – верфью,

а еще почему-то – ветром,

а еще почему не знаю –

диалектикою познанья!

Обнаруживайте древесину

под покровом багровой мглы.

Как лучи из-под тучи синей,

бьют

опилки

из-под пилы!

Добирайтесь в вещах до сути.

Пусть ворочается сосна,

словно глиняные сосуды,

солнцем полные дополна.

Пусть корою сосна дремуча,

сердцевина ее светла –

вы терзайте ее и мучайте,

чтобы музыкою была!

Чтобы стала поющей силищей

корабельщиков, скрипачей...

Ленин был

из породы

распиливающих,

обнажающих суть

вещей.

II

Врут, что Ленин был в эмиграции.

(Кто вне родины – эмигрант.)

Всю Россию,

речную, горячую,

он носил в себе, как талант!

Настоящие эмигранты

пили в Питере под охраной,

воровали казну галантно,

жрали устрицы и гранаты –

эмигранты!

Эмигрировали в клозеты

с инкрустированными розетками,

отгораживались газетами

от осенней страны раздетой,

в куртизанок с цветными гривами –

эмигрировали!

В драндулете, как чертик в колбе,

изолированный, недобрый,

средь великодержавных харь,

среди ряс и охотнорядцев,

под разученные овации

проезжал глава эмиграции –

Царь!

Эмигранты селились в Зимнем.

А России

сердце само –

билось в городе с дальним именем

Лонжюмо.

III

Этот – в гольф. Тот повершен бриджем.

Царь просаживал в «дурачки»...

...Под распарившимся Парижем

Ленин

режется

в городки!

Раз!–распахнута рубашка,

раз! – прищуривался глаз,

раз! – и чурки вверх тормашками

 (жалко, что не видит Саша!) –

Рраз!

Рас-печатывались «письма»,

раз-летясь до облаков, –

только вздрагивали бисмарки

от подобных городков!

Раз! – по тюрьмам, по двуглавым –

ого-го! –

Революция играла

озорно и широко!

Раз! – врезалась бита белая,

как авроровский фугас –

так что вдребезги империи,