Закон подлости - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 6

Если честно, то вся эта делегация Госдумы успела порядком надоесть Пастуху еще в Ереване, где они несколько дней вынуждены были ожидать разрешения властей Ирана на пролет через его воздушное пространство.

В Ереване Сергей сразу же дистанцировался от остальной делегации, тем более что пить коньяк литрами он не любил. Побродив по городу и повалявшись на диване в гостиничном номере, на следующий день он не утерпел и, взяв такси, махнул в Эчмиадзин. Как он сумел узнать из туристических проспектов в холле гостиницы, в этом местечке недалеко от Еревана располагался духовный центр армянской автокефальной церкви, а кроме того, оно изобиловало памятниками древней урартской культуры.

Строгий полумрак собора с его голыми каменными стенами и золотым орнаментом росписи купола заставили Сергея вспомнить другой кафедральный собор — во Флоренции. Некоторое время он не спеша осматривал каменные барельефы, изображавшие каких-то древних святых. Потом его взор привлекла икона с ликом какого-то старца с нимбом над головой. Лицо у старца было скорбное, как и на большинстве икон. Во взгляд его художник сумел вложить какую-то тихую радость, как будто старец знал что-то очень важное и прекрасное.

— Это святой Георгий Просветитель, — раздался тихий голос за спиной у Пастуха.

Сергей обернулся и увидел перед собой седого священника с сухим орлиным лицом.

— Святой Георгий Просветитель основал этот храм полторы тысячи лет назад, — объяснил священник, он говорил по-русски с сильным акцентом. — Святому Георгию было видение Единородного Христа, который указал место для строительства. Отсюда и название Эч Миадзин — Сошествие Единородного.

— Полторы тысячи лет назад? — удивился Пастух. — Так давно… — Храм, конечно, несколько раз перестраивался. Но место это святое.

Откройся святому Георгию, и он просветит тебя… С этими словами священник, видимо не желая мешать, повернулся и не спеша удалился прочь. Пастух проводил его взглядом и вновь повернулся к иконе.

Да, он сейчас очень нуждался в просвещении. Их было семеро, когда они начинали свою новую жизнь вне законов и правил. Тогда было все ясно: есть зло.

Родина призывает их на борьбу с этим злом. Но время идет. Многое становится видным в совершенно ином свете. Двоих смерть уже забрала к себе. Тимоха и Трубач. Потеря друга — это как потеря части самого себя. Но что тут сетовать — ведь все они знали, что рано или поздно такое может случиться с каждым из них.

Такова уж их работа… Впрочем, «зло», «работа» — это все слова. А душа, другой раз не зная слов, все чаще оказывается в последнее время не на месте. Пастуха посещают сомнения. То, чем они занимаются, это от него, от Единородного? Или, может, все от Лукавого?..

Родина, позвавшая их на свою защиту, становилась все расплывчатой, как бы отходя куда-то на задний план, уступая место банальным политическим кланам, финансовым группировкам, всемогущим олигархам. Вместо защитника справедливости и свободы, они все чаще ощущали себя бойцами непрекращающейся тайной войны за власть.

Просветит ли его святой Георгий?..

Взглянув еще раз на икону, Пастух вздохнул и направился к алтарю. Через минуту семь свечей зажглись в полумраке древнего собора. Две за упокой и пять во здравие. Одна из заупокойных свечей долго не хотела зажигаться, но Пастух терпеливо ждал, пока оплавится воск и займется тонкий фитиль…

— Эй, Сергей, так и будешь в самолете сидеть?.. — оторвал Пастуха от воспоминаний один из многочисленных помощников Жириновского.

— Иду-иду… — буркнул Пастух и поднялся из кресла.

У него в кармане тоже лежало бордовое удостоверение помощника депутата Жириновского. Бог его знает, как управлению это удалось, но сам Владимир Вольфович воспринял появление очередного помощника спокойно. То ли он был в курсе операции, то ли ему было вообще все равно, сколько у него помощников.

У трапа самолета делегацию Российского парламента встречал небольшой почетный караул, вызвавший среди депутатов бурю восторгов. После кратких приветственных речей депутаты и их свита погрузились в два автобуса и под усиленной армейской охраной укатили в отель.

Вслед за ними потянулись и журналисты, аккредитованные в Багдаде. Уже на паркинге Коперника, который в числе прочих репортеров встречал делегацию, догнал Флейшер.

— Как дела, Леонид? — радостно проорал американец. — Ваши депутаты прилетели усмирять или поддерживать Саддама?

— Это, Стивен, ты спроси у них сам, — пробурчал чем-то озабоченный Коперник.

— Леонид, познакомь меня с вашим Джириновски, — вполне серьезно попросил американец. — Я хочу взять у него интервью.

— Боюсь, Стивен, что тебе лучше заняться этим самому. Русским журналистам он бьет морду. Американца, может, и пощадит.

— Хочу спросить мистера Джириновски, привез ли он с собой сапоги, чтобы помыть их в местном море, — расплылся в улыбке Флейшер. — Кстати, какого дьявола здесь столько военных?

Американец кивнул в сторону трех бронетранспортеров и двух взводов солдат на площади.

— Ты разве не слышал? — удивился Коперник. — Сегодня ночью курды взорвали машину какого-то чиновника из Дворца. От бедняги даже мокрого места не осталось.

— Неужели? — протянул американец и загоготал:

— У меня с утра так болела голова, как будто бомбу взорвали у меня в мозгах…

Камаль Абдель аль-Вади выполнил пожелание советника президента. Ночью, сразу после взрыва в машине несчастного чиновника, в Багдад вошли части отдельного десантного полка, подчинявшегося лично начальнику армейской разведки.

Были взяты под контроль аэропорт, отель «Хилтон», где разместилась делегация, и вся местность вокруг Дворца. Все передвижения русской делегации происходили только под усиленной охраной все тех же десантников Камаля Абделя аль-Вади…

Гостеприимные или просто предусмотрительные иракцы подготовили для гостей весьма насыщенную программу. После размещения членов российской делегации в отеле «Хилтон» и небольшого официального фуршета всех гостей вновь усадили в автобусы и автомобили — в зависимости от ранга — и повезли на экскурсию в развалины древнего Вавилона.

Пастух, сославшись на плохое самочувствие и полное равнодушие к древней истории, остался в отеле. Запершись в номере, он принял душ и сменил одежду.

Ведь когда они улетали из Москвы, там еще шел снег. В Ереване появилось солнце, но все равно температура не поднималась выше пяти градусов тепла. Зато Багдад сразу встретил жарой. Поэтому его темный костюм был явно здесь неуместен. Сергей с большим удовольствием переоделся бы в любимые джинсы и майку, но приходилось поддерживать имидж помощника депутата. В результате на свет из дорожной сумки появились строгие серые брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Повертев в руках галстук, Пастух решил, что это уже слишком, и с отвращением сунул этот кусок ткани обратно в сумку.

Решив таким образом проблему экипировки, Сергей приступил к более важным вопросам. Внешне его задание выглядело достаточно простым. Прилетел, взял груз, доставил его в Москву. К тому же он все это время как бы находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности. Но внешняя простота не вводила капитана в заблуждение. В прошлый раз, когда ему пришлось выполнять подобное «простое» задание, роль курьера обернулась активными военными действиями во Флоренции и пешим марш-броском чуть ли не через всю Италию.

Первым делом Пастух приступил к изучению местности. Для этой цели он взял у портье в холле отеля карту Багдада. Много раз он убеждался на собственном опыте, что знание хотя бы основных улиц города, где разворачивается операция, может иметь решающее значение при определенных обстоятельствах. Разложив карту на журнальном столике, Пастух водил пальцем по изображенным на ней улицам и площадям, стараясь запомнить их арабские названия и основные ориентиры, главным образом исторические памятники. Изображения памятников он дополнительно изучал по пачке туристических открыток.