Как стать плохим (ЛП) - Боукер Дэвид - Страница 19

Вскоре вернулся Флетт — с чашкой шоколада для меня и с какой-то бурдой для Бромли. Флетт отошел к двери и мялся там, как официант, которому не терпится сбежать домой. Бромли сел за стол и скрестил руки на груди, будто позируя для общего фото футбольной команды.

— Значит, так, Марк, — вполне дружелюбно начал он. Но это не было обычное дружелюбие, в нем таилась какая-то угроза. — Доказательств у нас нет, однако нам кажется, что ты сам поджег магазин.

— Неслыханно!

— Согласен, — кивнул Флетт. — Так зачем вы это сделали?

— Вы что, меня за идиота держите?

— Да, — невинно согласился Бромли. — А еще ты нам обоим кого-то напоминаешь.

Флетт согласно кивнул. Я неотрывно смотрел на них, боясь моргнуть, отвести взгляд и тем самым неосознанно привлечь внимание к злополучному плакату.

— Может, мы и ошибаемся, — продолжал Бромли. — Может, ты не поджигал свой дом. Но за тобой точно водится какой-то грешок.

— Точно, — встрял Флетт.

— А еще, — гнул свое Бромли, — ты нам не нравишься.

— Почему? — удивился я.

— Почему? — визгливо передразнил меня Флетт.

Я не мог найти в себе силы рассказать Каро, что случилось. Я сел в машину и поехал. Остановился в парке и долго вглядывался в зеркале в затуманенные любовью глаза. Неужели я проклят? Или просто дурак?

Я где-то читал, что представления об окружающем мире предопределяютжизнь. Допустим, добряк, который во всем ищет позитив, рано или поздно его найдет, а мизантроп неизбежно получит подтверждение тщетности всего сущего.

Ко мне это правило не относилось. Меня воспитали любящие родители, я ждал от жизни только добра. Теперь мои будни наполнены татуированными ублюдками, продажными полицейскими и мясниками с внешностью Иисуса Христа.

Пока я сидел, погруженный в боль, разочарование и жалость, у меня зазвонил мобильный телефон. Папа. Откровенно говоря, я удивился. Обычно папа просто так не звонил, а открытки и письма всегда присылала мама.

— В чем дело?

— Да так, решил узнать, как у тебя дела, — грубовато ответил папа.

— Неважно, — признался я.

— Мы за тебя переживаем.

Я заверил его, что все в порядке. Повисла долгая пауза.

— Ты еще там? — окликнул я. Папа откашлялся.

— Значит, это правда? Вы с Каро помолвлены?

— Насколько мне известно, да, — осторожно признался я.

— Я надеюсь, ты не забыл, как она с тобой обошлась в школе.

— Нет, пап.

— Бросила тебя, верно? Всю душу вымотала. Кто сказал, что она опять так не сделает?

— Да ладно тебе. Ей семнадцать лет было. В семнадцать лет вообще мозги не включают.

— Твоей матери было семнадцать, когда я сделал ей предложение.

— Это не в счет.

— Уж конечно… — Снова повисла пауза. — Ну да ладно. Просто знай: если попадешь в беду, мы рядом. Для того ведь и нужны родители.

— Да, пап.

Я повесил трубку. В глазах у меня стояли слезы — слезы стыда. Я взрослый человек, а папа до сих пор обо мне заботится. Мой толстокожий работяга-отец, который никогда меня не понимал. Да что там говорить, не понимал ничего, кроме своего футбола.

Пошел дождь. Я завел машину и выехал через парковые ворота. Когда я проезжал мимо дома Гордона, его побитая машина выскочила на дорогу прямо передо мной. Я резко затормозил. Гордон отправился на охоту за зеркалами.

После папиного звонка появление Гордона словно служило знаком свыше: «Тебе показали идеального отца, а теперь любуйся, вот полная его противоположность, законченный мерзавец».

Гордон так вывел меня из себя своим маневром, что я прибавил газу и обогнал его. Зеркалами Гордон не пользовался, так что до последнего момента не подозревал обо мне. Я подрезал его, успев заметить седые волосы в окне. Теперь пришла его очередь тормозить.

Как и все водители-эгоисты, Гордон с таким поворотом смириться не мог. Он яростно давил на клаксон, а левой рукой делал некие оскорбительные жесты. Фары его машины сияли в немом упреке.

В полной мере насладившись местью, я свернул на небольшую улочку, хотел пропустить ублюдка. Каково же было мое изумление, когда Гордон свернул за мной и снова просигналил. Я с горечью осознал, что отец моей нареченной свернул, дабы преследовать меня. Я обогнал его, и теперь, руководствуясь своей больной логикой, он не собирался отставать, пока не сделает меня.

В любой другой раз я пропустил бы его без лишних слов. Но сегодня я был слишком расстроен, слишком зол, чтобы уступать дорогу упертым недотепам. Я выехал на серединуулицы, не давая Гордону проехать. Помимо всего прочего, я сбросил скорость до законных двадцати километров в час.

В зеркало заднего вида я заметил, что Гордон совсем с катушек съехал. Он снял руки с руля и угрожающе потрясал кулаками. Его губы двигались, изо рта лился непрерывный поток неслышных мне ругательств.

Я опять сбросил скорость. Теперь я полз как улитка. Гордон дергался, словно одержимый бесами. Он выглядел так смешно, что я зло рассмеялся.

Впереди дорога изгибалась. Из соображений безопасности я опять вернулся на левую полосу. У меня и в мыслях не было провоцировать аварию.

Гордон тут же вдавил педаль газа в пол и рванул вперед. Его машина была быстрее моей, так что обогнал он меня с надменной легкостью. За поворотом послышался низкий сигнал — навстречу ехал грузовик. Гордон попытался затормозить, от колес пошел дымок… А потом я услышал грохот. Машины столкнулись. Грузовик остановился, водитель что-то орал.

Гордон вылетел через лобовое стекло в лавине крови и битого стекла, ударился о грузовик и упал на капот собственной машины. Водитель грузовика сидел на месте. Кажется, он остался невредим, только шею потирал и подрагивал от горячего воздуха из карбюратора легковушки. Я резво развернул машину и исчез в противоположном направлении.

Каро лежала в постели, но не спала, слушала музыку. Я не решался говорить про аварию. Вдруг Гордон все-таки выжил? Второй раз ложного известия о смерти отца она не переживет.

Часов в пять зазвонил телефон. Звонила Эйлин, в ее голосе звучали слезы. Она попросила Каро.

— Что случилось? — спросил я.

— Мне надо поговорить с Каролиной, — повторила Эйлин. Ей плохо удавалось одновременно изображать убитую горем невесту и очаровательную женщину.

— Она неважно себя чувствует, — отрезал я. — Скажите мне, я передам.

Гордон скончался по дороге в больницу. Я пошел к Каро и тихо рассказал, что произошло. Она взяла пульт, выключила музыку и села на постели.

— Откуда мне знать, что он и правда умер?

— Тебя просят завтра приехать в морг на опознание. Ты же его наследница.

Каро схватила меня за руку, ее глаза засияли. — Он правда покойник?

Я рассказал про аварию. Когда я дошел до момента с лобовым стеклом, Каро вскочила на кровати и принялась танцевать от радости.

— Хотела бы я это видеть!

— Да, зрелище было из ряда вон, — признал я. Каро пошла за мной на кухню.

— Как ты все подстроил?

Не успел я ответить, что ничего подстраивать мне не пришлось, Гордон сам нарвался, а Каро уже меня перебила:

— Нет, молчи. Если я буду знать, что ты сделал, и не пойду в полицию, то стану сообщником. Лучше мне оставаться в неведении.

— Ладно, как скажешь.

— Так и скажу. — Каро разрыдалась. — Ты обо мне заботишься. Ты единственный, кому на меня не плевать. Забираю обратно свои слова про то, что я никого не люблю. Сейчас я люблю тебя, Марк Мэдден. Больше, чем кого-либо на свете.

Ну вот, теперь мы оба плакали.

— Ты убил моего отца-подонка, — продолжала Каро. — Завтра он вычеркнул бы меня из завещания. Да, у тебя не сразу вышло, но получилось же в итоге! Мы будем богаты. Не понадобится красть и урывать куски. А все ты. Ты просто чудо, Марк.

Каро продемонстрировала мне, какое я чудо, прямо на кухне. Я был опьянен парами ада. В двадцать три года я наконец осознал это. Меня зовут Марк Мэдден, и я получаю удовольствие от смерти неугодных мне людей.