Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 23

 — Запах — это еще не все, — возразила Слониха.

 — Ну, — возмутился Бульдог, — если не верить собственному носу, то чему тогда можно вообще верить?

 — Хотя бы собственным мозгам, — сказала она мягко.

 — Я считаю, что это очень грубо сказано! — воскликнул Бульдог.

 — Ладно, ладно, — примирительно сказала Слониха. — Мы должны с ним что-то сделать. Потому что он может оказаться тем самым Нозлом, и его обязательно надо показать Аслану. Давайте решим вопрос большинством. Что вы о нем думаете? Это животное или что-то вроде дерева?

 — Дерево! Дерево! — выкрикнуло с десяток голосов.

 — Очень хорошо, — одобрила их Слониха. — Но если это дерево, то ему подобает быть посаженным в землю. Значит, мы должны вырыть для него яму.

 С этой частью работы очень быстро управились два Крота. Затем возник небольшой диспут: какой частью надо опускать в яму дядю Эндрю. Лишь очень небольшой перевес голосов избавил его от участи быть опущенным в яму головой вниз. Некоторые Звери доказывали, что его ноги — это его ветки, следовательно, та серая пушистая штука, которая с другого конца (имелась в виду его голова) — это и есть корень. Но другие подчеркивали то обстоятельство, что в раздвоенной части он больше вымазан в грязи, и вообще эти отростки больше смотрят наружу, как и полагается корням. Так что в конце концов его посадили в яму головой вверх. Когда землю вокруг него хорошенько утоптали, она доходила ему до середины бедер.

 — На вид он просто жутко вялый! — сказал Осел.

 — О! — воскликнула Слониха. — Чуть не забыла! Разумеется, его надо хорошенько полить. Полагаю, что могу сказать, — нисколько не желая обидеть кого-либо из присутствующих, — что для такого дела именно мой нос...

 — Я утверждаю, что это сказано слишком грубо! — перебил ее Бульдог.

 Но Слониха, не обращая на него внимания, спокойно направилась к реке, набрала полный хобот воды и вернулась назад, чтобы полить дядю Эндрю. Рассудительное животное продолжало ходить к реке и обратно до тех пор, пока не вылило на него много галлонов воды. С сюртука дяди Эндрю текло так, будто он выкупался в реке в полном облачении. Это купание в конце концов оживило его. Но что его ожидало, когда он очнулся!

 Впрочем, нам пора оставить его, дав время поразмыслить над своими подлыми поступками (если у него еще осталось для этого достаточно разума), и перейти к более важным событиям.

 Ягодка с Дигори на спине бодро рысила вперед. И вот уже гомон зверей стих где-то позади, а маленькая группа, состоявшая из Аслана и избранных им советчиков, была уже совсем рядом. Дигори понимал, что поступит очень грубо, если вломится непрошенным в столь торжественное собрание; но ему не пришлось делать этого. По слову Аслана, Слон, обе Вороны и все прочие расступились перед ними. И Дигори, соскочив с Лошади, оказался рядом с Асланом. И Аслан оказался намного больше и прекраснее, чем казался издали, и такой ярко-золотой, что на него почти невозможно было глядеть. Дигори потупился, не смея встретить взгляд огромных глаз Льва.

 — Пожалуйста... мистер Лев... Аслан... сэр... — заговорил он, с трудом ворочая языком. — Не могли бы вы... смею ли я... пожалуйста... не будете ли вы так добры... дать мне такой волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?

 Он отчаянно надеялся, что Лев скажет ему: “Да”, и до жути боялся услышать: “Нет”. Но он был совершенно поражен, когда тот не сделал ни того, ни другого.

 — Это тот самый мальчик, — промолвил Лев, глядя не на Дигори, а на своих советников. — Тот самый мальчик, который сделал это.

 "О боже мой! — подумал Дигори. — Что же такое я мог натворить?".

 — Сын Адама, — обратился к нему Лев. — Здесь, в юной стране Нарнии, на свободе бродит злая Колдунья. Расскажи этим добрым Зверям, как она попала сюда.

 Десяток разных историй, которые он мог придумать в ответ, вспыхнули в сознании Дигори, но у него хватило здравого смысла отвечать одну правду.

 — Это я привел ее сюда, Аслан, — очень тихо сказал он.

 — Зачем?

 — Я хотел убрать ее из нашего мира и вернуть в ее собственный. Мне показалось, что я вернул ее на прежнее место.

 — А как она оказалась в твоем мире, Сын Адама?

 — Тоже... с помощью волшебства...

 Лев ничего не сказал, но Дигори почувствовал, что ответ его не полон.

 — Это все началось из-за моего дяди Эндрю, — продолжал он. — Это он при помощи волшебных колец послал нас из нашего мира в другой... Ну, мне пришлось туда отправиться потому, что сначала он послал одну Полли... а потом мы с нею встретили Колдунью в стране, которая называется Чарн, и она вцепилась в нас как раз в тот момент, когда мы...

 — Вы встретили Колдунью? — спросил Аслан таким низким голосом, что чувствовалось, что вот-вот он перейдет в рык.

 — Она проснулась, — сказал совершенно жалкий Дигори. И, побледнев, добавил: — Я хотел сказать — я ее разбудил. Потому что мне очень хотелось увидеть, что случится, если ударить по колокольчику. Полли не хотела этого делать. Она ни в чем не виновата. А я... Я подрался с нею из-за этого. Сам не знаю, почему. Наверно, я был немного околдован... когда прочел ту надпись под колокольчиком.

 — Значит, ты был околдован? — спросил Аслан, и голос его стал еще тише и глуше.

 — Нет, — в отчаянии отвечал Дигори. — Думаю, что нет, тогда я только притворялся.

 Наступила долгая пауза, и Дигори мысленно повторял про себя: “Это я все погубил. И теперь нет никакой надежды получить что-нибудь для моей мамы!”.

 — Вот видите, друзья мои, — обратился Лев к собранию. — Не успел юный и чистый мир, который я подарил вам, состариться хотя бы на шесть часов, как силы зла уже вступили в него. Их разбудил и доставил сюда вот этот Сын Адама.

 Все Звери и даже Ягодка повернулись к Дигори, уставились на него и разглядывали до тех пор, пока ему не захотелось как можно скорее провалиться под землю.

 — Но нам не следует предаваться унынию, — продолжал Аслан, по-прежнему обращаясь к Зверям. — От этого зла возникнут великие беды, но до них еще далеко. И я предчувствую, что худшее мне придется принять на себя. А тем временем мы можем все устроить так, что в течение многих сотен лет это будет счастливейшая страна в счастливом мире. Но если род Адама нанес нам эту рану, то он же должен помочь нам исцелить ее. Подойдите поближе ко мне, вы двое.

 Последние слова были обращены к Полли и кэбмену, только что присоединившимся к ним. Полли — на лице которой, казалось, остались только глаза и рот — не отрываясь, глядела на Аслана, крепко вцепившись в руку кэбмена. Тот, кинув на Аслана один-единственный взгляд, сразу снял с себя шляпу. Без нее он выглядел моложе, приятнее лицом и больше походил на крестьянина, чем на лондонского кэбмена.

 — Сын мой, — сказал Аслан кэбмену, — давно уже я знаю тебя. Узнал ли ты меня?

 — Увы, нет, сэр, — отвечал тот. — По крайней мере в обычном смысле слова. Но я чувствую что-то такое, что если б мог позволить себе вольность, то сказал бы, что мы уже где-то встречались.

 — Это хорошо, — произнес Лев. — Значит, ты знаешь меня лучше, чем тебе кажется, и пока жив, успеешь узнать еще лучше. Нравится ли тебе эта страна?

 — Если сказать правду, так одно удовольствие, сэр, — отвечал кэбмен.

 — Хотел бы ты прожить здесь всю жизнь?

 — Понимаете, сэр, я женатый человек, — отвечал кэбмен. — Будь здесь со мною жена, я считаю, никто из нас не подумал бы о возвращении в Лондон. Ведь мы с нею настоящие деревенские люди...

 Аслан рывком поднял свою огромную косматую голову, раскрыл пасть и начал выпевать какую-то одну протяжную ноту — не очень громко, но мощно. Когда Полли услышала этот звук, ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Она была уверена, что это призыв. Любой, кто его услышит, сразу его послушается и, что еще более вероятно, окажется здесь, сколько бы миров и веков ни отделяли его от Аслана. И поэтому, хотя и удивилась, все-таки не была по-настоящему потрясена, когда совсем рядом с нею ниоткуда появилась женщина, молодая, с добрым и честным лицом. Полли сразу поняла, что это и есть жена кэбмена. Она доставлена сюда из нашего мира без помощи всяких надоедливых волшебных колец, просто, быстро и красиво, будто птица прилетела в свое гнездо. Молодая женщина, по-видимому, была застигнута за стиркой, потому что на ней был фартук, рукава закатаны выше локтей, а с рук капала мыльная пена. Будь она доставлена сюда в лучшем своем платье и в праздничной шляпке, украшенной искусственными вишенками, она бы выглядела нелепо. Но сейчас была очень мила.