Драмы - Штейн Александр - Страница 60

В дверях появилась Марьяна.

Из Челябинска не звонили?

Марьяна отрицательно машет головой.

Ладно, иди.

Марьяна скрывается.

А может, больше не позвонят? (Пауза). С четырнадцати лет своим трудом, Ион Лукич. Комсомолия. Жалел, возрастом не вышел — на штурм Зимнего не поспел. Совестился, коли спрашивали, почему шрам под глазом: не белая ли шашка посекла? А я с ребятами в парке дрался. В частях особого назначения был мальчишкой. С винтовкой у порохового склада в карауле стоял. Шотландские шахтеры бастовали — мы изгородь колючую за бывшим губернаторским парком ночью содрали, снесли на базар, выручку — в МОПР. Международная организация помощи борцам революции. По выговору всем влепили. Дрова заготовляли. Бандитизм в уезде ликвидировали. Рабфак. Сталинградский тракторный. Коллективизация — в МТС. Война — в ополчении. Само как-то все получилось. Как это по-военному? Направление главного удара... (Пьет). «Сознайся. Хлебников, что ты чуждый для партии человек, скажи сам». (Сжал кулаки, погрозил). Режь — не скажу!

Черногубов. Успокойся, Алексей.

Хлебников. Посидим давай, помолчим. (Идет к дивану, садится рядом с Черногубовым. Закуривает).

Курит и Черногубов. Так они сидят молча. Марьяна выглядывает из коридора, скрывается.

Ступай, Ион Лукич, ступай.

Черногубов (встает, молча прощается с Хлебниковым, идет к дверям). Я из гостиницы ЦДСА в «Москву» переехал. Семьсот двадцать два. Телефон — прибавь две двойки. Звони. (Ушел).

Хлебников курит. Марьяна выглядывает снова, входит. Марьяна. Папа...

Хлебников. А, Марьяна? Чего не ложишься?

Марьяна. Мне еще анатомию учить. (Берет с полки книгу). Мамка тебя ждала, а потом прилегла около Мишки. Спит... или делает вид, что спит.

Хлебников быстро взглядывает на дочь.

Вон лекарство, не забудь выпить. Я тебя накормлю. Яичницу тебе или омлет с сыром?

Хлебников (ласково). Не умеешь ни то, ни другое. Марьяна. Я по книге.

Хлебников (ласково). И по книге. Ступай, Мурашка, ступай, что-то есть неохота, я подымлю здесь.

Марьяна. Опять стал курить?

Хлебников. Опять. Спокойной ночи.

Марьяна. Спокойной ночи. (Не уходит). Папа...

Хлебников поднимает голову.

Исключили, да?

Хлебников (вскакивает). Кто? Кто тебе сказал? (Садится, молчит, только поводит головой).

Марьяна (шепотом). Да?

Хлебников (шепотом). Да.

Марьяна. Это преступление! Как они посмели!

Хлебников. Посмели, Марьяна, посмели.

Марьяна. Надо бороться изо всех сил!

Хлебников. Устал немножко. Физически, понимаешь? Руки, грудь, ноги — все болит. (Ткнул пальцем ниже груди). Здесь что?

Марьяна. Здесь? Солнечное сплетение.

Хлебников. Болит. А Павлик? Знает?

Марьяна кивает.

Поверил? Осудил? Ведь он комсомолец.

Марьяна. Я тоже комсомолка, папа. (Пауза). Папа... Помню, как в первый раз назвала тебя так. На Москве-реке, в Серебряном бору. Ты взял на плечи меня, пошел в воду. Я визжала, брыкалась, маму звала, а ты держал меня как в железе и шел, шел все дальше, все глубже... Сначала было очень страшно и холодно, а потом я просила тебя — еще, еще... Я тебя поцеловала и укололась — ты, наверно, был небритый. (Пауза). И с тех пор — ты мой папа. (Пауза). Вчера я встретила отца на улице. Он все такой же. Ни одного волоса седого, и морщинок тоже не видать, и лицо гладкое, и сам про себя говорит: «Сохраняюсь, как консервы, потому что живу без сквозняков, буквально и переносно». А ты в грозу гулять ходишь, и я тоже, как ты, люблю в грозу гулять, как будто я от тебя родилась, а не от него, и моя кровь — твоя, а не его... Отец был нежен со мной, ласков, как всегда, но в общем равнодушен, как равнодушен в общем ко всему. Ты груб со мной, резок, и я обижаюсь на тебя жутко, и мать обижается жутко, и ты часто мучишь нас всех ни из-за чего, и себя мучишь, и я думаю, зачем мать пошла, за тебя, и какая она несчастная, и как она может терпеть...

Хлебников. Говори шепотом...

Марьяна. Но я знаю, и мать знает, что в тебе есть, какой ты и чем живешь, и отчего морщинки твои, и седина, и эта складка... И я понимаю, что она счастлива только с тобой, и я счастливая, что твоя дочь. И если я выйду замуж, я отца.не позову на свадьбу, а тебя позову, и ты сядешь слева от меня, а мама справа...

Хлебников (грустно усмехнулся, притянул к себе Марьяну). А жениха куда?

Марьяна. Я никогда не выйду замуж. И что бы ни случилось со мной, я всегда приду к тебе за советом, потому что ты, ты вырастил меня больше, чем мать, и ты научил меня ненавидеть ложь и быть честной и радоваться, как своему счастью, когда в Китае революция и в Италии коммунисты собрали голоса... И то, что я такая и живу этим, ты виноват больше, чем мать, и поэтому ты — мой настоящий отец, и другого не хочу. И я не могу смириться с тем, что случилось, и никогда не смирюсь, я ногтями расцарапаю тех, кто это сделал. И не потому, что я твоя дочь, а потому, что это величайшая несправедливость. (Пауза). Я комсомолка и скоро в партию думала, но нет, не подам.

Хлебников. Погоди, погоди... Как это не подашь? Почему?

Марьяна. Пока тебя не восстановят — не могу, папа...

Хлебников (оттолкнул Марьяну, встал). Ты что? Обиделась?

Марьяна молчит.

На кого же ты обиделась? На партию?

Марьяна молчит.

Я спрашиваю тебя — на кого ты обиделась?

Марьяна. Пойми, папа, я сейчас психологически не могу.

Хлебников. «Психологически»... (С презрением). Девчонка!

Марьяна. Папа, зачем ты так?

Хлебников. А ты зачем так? (В волнении прошелся по столовой). Да чем бы была моя жизнь без нее? Дышал чем бы? А ты, Марьяна? Она-то тебе ничего не пожалела, отдала все, что могла, на веру, в кредит. Ты-то ей еще ничего назад не вернула, а уже обиды считаешь... Стыдно... Мне стыдно...

Марьяна. Папа.

Хлебников (помолчав). Что тебе?

Марьяна. Тебя восстановят, тебя непременно восстановят. (Бросается к нему, обнимает, целует).

Хлебников. Ну-ну, будет.

Марьяна. Борись, борись, и я буду...

Хлебников. Видишь ли, девочка... Я не сделал ничего такого, за что у меня можно отнять... самое для меня дорогое... (Помолчав). Написал письмо в Центральный Комитет — и порвал... Не надо... Без Центрального Комитета... обязаны...

Звонок.

Иди открой. И помни — сегодня на собрании... обманули многих. Но партию обмануть нельзя. Нельзя. Иди.

Марьяна уходит в переднюю и возвращается с дядей Федей. Он держит в руках покупки.

Дядя Федя (обрадованно, заметив, что Хлебников наливает вино из бочонка).

«Вина! Вина! Не то умру от жажды.

Вода. Вода? Она не так вкусна.

Я пил ее. Однажды».

(Засмеялся). А у меня, Алешенька, большие новости и перемены. Оставляют в Москве. Для обмена опытом.

Хлебников. Для обмена опытом? В самом деле — новость. А я думал — вы тут, дядя Федя, как турист. По музеям ходите. Чего ж вы мне раныне-то не сказали?

Дядя Федя. А ты, ангел мой, не спрашивал. Сашенька где? Хлебников. Спит. (Марьяне). Не буди ее. (Берет с дивана учебник, дает Марьяне). Ступай, учи свои подъязычно-щитовидные перепонки.

Марьяна берет учебник, идет.

Погоди.

Марьяна останавливается.

(Целует ее). Ошибка моя — не сказал тебе раньше. Такие вещи от близких не скрывают. Ступай.