Драмы - Штейн Александр - Страница 58

Полудин (живо отскочил в угол). Дергачева!

Дергачева выбежала из-за стола, встала между Полудиным и Хлебниковым.

Вызови вахтера!

Дергачева. Опомнись, Хлебников... Алексей Кузьмич...

Хлебников глянул на нее, разжал кулаки, взял со стола портфель, медленно направился к выходу.

Полудин (шепотом). Партбилет. Нельзя оставлять партбилет.

Хлебников исчез.

Возьми партбилет — слышишь?

Дергачева. Не имеем права.

Полудин. А оставлять?

Дергачева (посмотрела на Полудика, кивнув, побежала к дверям). Товарищ Хлебников, вернись немедленно.

Напряженная минута.

Идет.

Глядя себе под ноги, медленно входит Хлебников. Полудин отходит к окну, смотрит на улицу.

Ты совсем сошел с ума, товарищ Хлебников, всякую выдержку потерял. Нельзя так.

Хлебников молчит, как бы безучастный ко всему, что происходит.

Пока общее собрание и районный комитет не утвердят, ты еще член партии. И веди себя в соответствии. Партийный билет с собой?

Хлебников достает партбилет.

Полудин. Взносы уплачены?

Дергачева. Дай-ка сюда.

Хлебников отдает партбилет. Дергачева кладет в ящик стола и запирает партбилет.

Хлебников. Зачем?

Дергачева. До партийного собрания. Так будет лучше. (Протягивает руку). Иди домой и обдумай свое поведение. До конца. Прощай.

Хлебников некоторое время молчит, затем как бы в оцепенении покидает комнату.

Полудин. Правильно сделала. И главное, вовремя, да-да.

Возвращается Хлебников. Подходит к Дергачевой.

Хлебников. Отдай партбилет!

Дергачева в изумлении молчит.

Партбилет! (С силой стучит по столу). Партбилет!

Дергачева, не спуская глаз с Хлебникова, вынимает из стола партбилет, отдает Хлебникову.

(Уходит. В дверях задерживается). Не ты мне его давала, не тебе отбирать! (Уходит, стукнув дверью).

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

В столовой Хлебниковых поздним вечером. На столе бочонок дяди Феди, три бокала, три прибора.

Александра Ивановна (сидит на диване, тихо напевает, аккомпанируя себе на гитаре).

«Я любила его жарче дня и огня,

Как другим не любить никогда, никогда...

Только им лишь одним я на свете жила,

Ему душу мою, ему жизнь отдала».

Из коридора появляется дядя Федяс полотенцем, повязанным как передник, с поваренной книгой в руках.

Дядя Федя (озабоченно). «Прожаренную муку надо развести горячим бульоном и проварить на слабом огне, наблюдая, чтоб соус не пригорел». А если пригорел? «По окончании варки соус процедить сквозь частое сито...» А если частого сита нет? «Посолить...» Посолили... «добавить кусочек сливочного масла...» Добавили... «и тщательно вымешать, чтобы масло соединилось с соусом». А если не соединилось? В остальном, Сашенька, все сделали с Марьянкой по книге, и все равно в рот взять немыслимо. Все нету его?

Александра Ивановна. Четверг, у них партийное собрание. Задержался. (Напевает).

Дядя Федя подпевает ей своим дребезжащим голосом:

«Что за ночь, за луна, когда друга я жду,

Вся бледна, холодна, замираю, дрожу.

Вот идет он, поет: где ты, зорька моя?

Вот он руку берет и целует меня...

И блистают глаза лучезарной звездой.

Я жила для него, я любила душой...»

Дядя Федя. «Я любила душой...» Как хорошо! Я вычитал где-то, Сашенька, будто бы самому Льву Николаевичу Толстому эту песню цыгане под утро пели. Нет, путаю. Та была — расходная. «Спать, спать, спать пора, брат, на покой...» Сашенька, ангел мой, ты скажи мне, что у вас в доме происходит?

Александра Ивановна. А что, дядя Федя?

Дядя Федя. Друг от дружки все что-то таят, а что — не пойму...

Александра Ивановна (помолчав). Кажется вам, дядя Федя...

Дядя Федя (вздохнув). Может, и кажется.

Звонок.

Сиди, душенька, я открою.

Уходит в переднюю, возвращается с Клавдией Сергеевной.

Клавдия Сергеевна. Общее здравствуйте. Степа мой у вас?

Александра Ивановна. Они с Павликом занимаются.

Клавдия Сергеевна. Ая уж думала: под машину попал. Ах, дети эгоисты. Всё для них. Апельсин купишь, дольку на себя пожалеешь. А им лень трубку с рычага снять. Ну, коли зубрят, не буду и мешать, пошла. (Стоит). Четверг, по телевизору ничего не передают, дома скука, а отлучиться нельзя, замки плохие: дернешь — и грабь. Как Мишунчик-то, крошечка золотая? Я уж ему распашонку кончаю вышивать...

Александра Ивановна. Спасибо, хорошо. Температура вчера упала. Спит.

Дядя Федя. Сашенька, я в Елисеевский схожу, обскую селедку куплю. Скоро вернусь. (Клавдии Сергеевне). Пардон. (Уходит).

Клавдия Сергеевна. Ну и я пошла. (Стоит). Ежели тебе, Санечка, что нужно, не гордись, скажи... Деньжат, может быть...

Александра Ивановна отрицательно качает головой.

В магазин сходить... Недолго... Мой-то Степа за Марьяну переживает. Я ведь мать, мне много не надо, все вижу. (Печально вздохнув). А Марьяна славная девчушка, скромница, самостоятельная такая. Тут напротив в новом доме есть рыженькая одна, от Степки моего без ума и без памяти. Это точно, мне их домработница сказала. А мне такое не надо. Ешь — не хочу. Я не из тех мамаш: язык на плечи — и ну за невестами гоняться. Где прыжком, где бочком, а где и на карачках. Тьфу, пятна капитализма, и больше ничего! Мой говорит: в какое они время живут, где? Ты знаешь, Саня, я из простой семьи и в дом хочу уважительную, без гонору, чтобы своим моральным превосходством не тыкала. Подумаешь! Было время — и мой главным инженером треста сидел, не хотел инфаркта, а то мог бы и выше пойти... (Заметив, что Александра Ивановна не поддерживает разговора). Ну, я пошла. (Стоит). А насчет Марьяны я не против. Даже теперь. Ты понимаешь? Не такто все нынче просто. Но я с этим не считаюсь. Юрий Ипполитович, не буду врать, колеблется, но как я скажу, так и будет. Муж голова, а жена — шея. Куда захочет, туда повернет. Ты думаешь, он почему воздержался? Я ему сказала.

Александра Ивановна. Воздержался?

Клавдия Сергеевна. Ну, когда твоего на бюро исключили. Алексей Кузьмич тебе не рассказывал, что мой воздержался?

Долгая пауза.

Александра Ивановна. Нет, этого он мне не рассказывал.

Клавдия Сергеевна. Как же! Моему-то тоже Полудик не забудет. Ну змей! Он-то и закопал, да еще сверху песочком посыпал. А все одно — и сегодня мой будет воздерживаться, мы так с ним и порешили. Мой сказал: никто меня не собьет. Алексей Кузьмич человек субъективно честный.

Александра Ивановна (чужим голосом). Что это значит — субъективно честный?

Клавдия Сергеевна. А мой так говорит, что нельзя ставить этот... знак равенства. Дымников — одно, Хлебников — другое. Оттого мой и воздерживается.

Александра Ивановна. Почему же он только воздерживается?

Клавдия Сергеевна. Ты как-то, Саня, примитивно подходишь. Легко нам с тобой здесь. Мы-то с тобой, Саня, в той баньке не парились. Мой сказал: то, что в этой... ну... ситуации... воздержался, это, говорит, акт героизма. Да не горюй, у него заслуги, — может, наверху уважат. Простят.

Александра Ивановна. Ему нечего прощать. Он не виноват.