Драмы - Штейн Александр - Страница 43

Снова звонок.

На черную лестницу, там есть выход...

Рилькен. Я не забыл. (Не торопясь, поправив по дороге покосившуюся гравюру, уходит в глубь квартиры).

Звонок еще резче. Баронесса с ужасом взглянула на Козловского. Идет открывать. Козловский садится к буржуйке, помешивая угли. Баронесса возвращается с Гущей. Гуща вооружен, подбородок перевязан.

Баронесса (радостно, Козловскому). Оказывается, голубчик, за вами. (Гуще). Вот... гражданин... военспец.

Гуща молча козыряет. Баронесса уходит в глубь квартиры очень веселая.

Козловский. Слушаю вас, друг мой.

Гуща. Гражданин Козловский, готовы ли вы служить новой революционной власти?

Козловский. Нельзя ли ясней, мой друг?

Гуща. Час назад образован революционный комитет Красного Балтийского флота, коротко — ревком. Председателем избран военный моряк Петриченко. (Толкнул себя в грудь). Член ревкома Гуща.

Козловский (чуть иронически). Весьма приятно. Чем могу быть полезен?

Гуща. Ревком зовет вас. Как спеца-артиллериста.

Козловский (чуть иронически). И только?

Гуща. Стихия нас выдвинула, гражданин Козловский. Патентованных политиков, которые на три аршина под землей все видят, — таких у нас нет и не ищите. Матросы — сыны стихии. И офицеров тоже среди нас не ищите. Военморы у штурвала. Наш путь усеян рифами. Но этот путь ведет к фарватеру.

Козловский. Но все-таки — чего вы хотите?

Гуща. Чего хочем?

Козловский. Ну хочете?

Гуща. Хочем свободных Советов. Раз. Но без коммунистов — два. Хочем белую булку — рубль штука, — не миллион. Партия коммунизма ощипала город и деревню до последнего пера, так было, так не будет. Изменили идеям. Вез дома Романовых, гражданин Козловский, но и без Ленина. Без коммунистов, но и без погон золотых. А советская власть — оставайся, мы за нее свою рабочекрестьянскую кровь пролили. Ясно тепёрь?

Козловский. Более или менее.

Гуща. Нас Петроград поддержит, Россия. Соберем силу на кораблях — и айда открыто на Якорную. Так через недельку.

Рилькен (внезапно выходя). Завтра.

Гуща (хватается за оружие). Кто?

Рилькен. Замешкаетесь — раздавят.

Гуща. Кто, задаю вопрос?

Козловский. Хозяин квартиры. Вернулся.

Гуща (мрачно). Не рано ли?

Рилькен. Поздно. (Вынул из тулупа газету). Извольте прочитать. (Дает Козловскому). Вслух, прошу. Вот тут.

Козловский (разворачивает газету, читает). «Les canons du dreadnought regardent sur Petrograd».

Рилькен. «Пушки дредноутов смотрят на Петроград». Это пишет «Эко де Пари», официальный орган французского генерального штаба. Замешкаетесь — раздавят. Завтра!

Гуща (недобро). Быстрый. Из военных?

Козловский. Направлен Международным Красным Крестом.

Гуща. Медик, что ли?

Козловский. Видите ли, мой друг...

Рилькен. Генерал, хватит играть в бирюльки. Это недостойно. (Гуще). Вы, как я понял, член нового русского правительства? А я — русский морской офицер, капитан первого ранга, командовал дредноутом «Севастополь» до семнадцатого года, участвовал в войне против немцев, за что и...

Гуща. Барон Рилькен?

Рилькен. Барон Рилькен.

Гуща. А нам баронов больше не надо. Свергли трехсотлетнее иго, теперь свергаем трехлетнее. Кто хочет царские погоны из нафталина, не будет такого, извините, прямо, по-матросски. Газетка где? Так и написано — про кронштадтские пушки? Откуда пронюхали? Дайте-ка. Будет доложено революционному комитету. Гражданин Козловский, так как — да или нет?

Козловский. Что ж... (Пауза). Да.

Гуща. Будет доложено. (Рилъкену). И про ваше прибытие.

Рилькен. Доложите — ждать нельзя. Вино откупорено — его надо пить до конца.

Гуща. До вина еще далеко — обходимся денатуратом.

Рилькен. Сомнут! Только — завтра! Только — завтра!

Гуща. А вы не диктуйте. (Козловскому). Ждем на «Севастополе».

Козловский молча кивает. Козырнув небрежно Рилькену, Гуща уходит. Молчание.

Рилькен. Взашей — и брать в свои руки.

Козловский. Эмиграция, эмиграция... Самсон, которому отрезали волосы. Тут жизнь прожили — неимоверную, немыслимую. С пайками, с лозунгами, с чрезвычайкой... Голгофа. А вы — всё те же. Ленин... Да он и картавит-то по-дворянски. А за ним, с берданками царя Гороха — на танки. «Все, как один, пойдем за власть Советов и, как один, умрем в борьбе за это». Пели и перли. Перли и умирали. А теперь? Кто против Ленина? Те, кто умирали. Еще помнят вас, барон, учтите, не выветрилось, но уже есть сила, единственная, которая одолеет. Да, из-за этого жить хочется старику! Мой друг Юденич, ваш покойный друг Колчак — все это демодэ, несовременно. Современны эти — «чего мы хочем»! Не играли на скачках? Ставьте на темную лошадку. Дорогу хамам — вывезут Россию.

Рилькен. Бедная наша Россия.

Входит баронессас подносом, на нем чашки, тарелка с картошкой.

Баронесса. Пардон, без сахара.

Рилькен (с печальной улыбкой). Вернуться, чтобы воевать за... советскую власть?

Козловский. За Россию. Мерси, баронесса. (Рилькену). Через четверть часа зайду за вами. Представлю этому... Петриченко. «Чего мы хочем»... (Уходит).

Баронесса. И он тебя уговаривал. Вот видишь, пойди, они тебя простят. Только не сразу. Поживи, осмотрись. А то ты от на ивности наделаешь глупостей. Налей себе сам, хорошо? Я не в силах. Теперь часто сплю не раздеваясь. Завтра у меня кружок ликбеза. То есть, собственно, уже сегодня.

Рилькен. Тоже служба?

Баронесса. Бог с тобой. Это добровольно. Все-таки, милый, раньше мы были слишком, чересчур изолированными. Общения дают так много. Не подбрасывай коробок. Так много доставлял мне огорчений. С детства, потом в корпусе... И все-таки, что бы я делала, если бы тебя не было. А потом спеку тебе оладьи, да? Ожерелье, аметистовое, выменяла на муку. Аметист — мой камень, счастливый. Правда, теперь всё отменили... А потом к ним, с чистой душой. Не горбись. Сон, сон, сон... (Засыпает).

Рилькен (горько). Чего мы хочем? (Прикрывает ее поги одеялом, тихонько выходит).

ОТЕЦ И СЫН

Железная кровать. Лоскутное одеяло. Гордей и Иван Позднышевы. Лежат лицом к потолку, закинув руки за голбвы. Бушлаты на табуретках. По одну сторону кровати, на полу, — тупоносые флотские ботиночки, по другую — видавшие виды, порыжевшие армейские сапоги. Оба — в тельняшках. Потрескивает огонь в печурке. Поют в два голоса, тихонько: 

«Трансвааль, Трансвааль, 

Страна моя, ты вся горишь в огне...»

Позднышев. А спать когда?

Иван (тихо поет).

«Под деревцем развесистым Задумчив бур сидел...»

Позднышев. А сколько было пето... Смотри-ка, светает. (Помолчав). Безгнездые мы нынче, Иван. И держаться нам друг за дружку — намертво. Кроме меня, у тебя, да кроме тебя, у меня... Дружишь, ладишь-то с кем?

Иван. Ну с кем. С Гущей, Федькой...

Позднышев. А, тот. По годам ли?

Иван. Вроде и я не ребеночек.

Позднышев. А эта... в бескозырке... евонная?

Иван. Была — общая, теперь — его.

Позднышев. Славно живете.

Иван. Живем, вместо хлеба жмыхи жуем. А вы, батя, к нам — зачем и почему?

Позднышев. Як себе.

Иван. Верно — от Ленина?

Позднышев. А если?..

Иван. Не заливаете?

Позднышев. Ну, ну, безотцовщина.