Инъекция страха - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 33

– Вячеслав Васильевич знал.

Твоя женщина села, обхватив колени руками. Она так разволновалась, что упустила из виду одно обстоятельство: прежде чем обсуждать последствия своего преступления, хорошо бы, если уж не покаяться, то для начала признаться в содеянном. Впрочем, такие психологические частности тебя не интересовали. Ты тоже сел.

– Как это – знал?

Да, он знал. Однажды, когда возил Зою с Алисой в поликлинику на Комендантский, вдруг вытащил детский рисунок и предъявил оторопевшей матери. Рисунок Алисы. Ничего особенного, у девочки полное отсутствие каких-либо способностей к рисованию, но солнышко на этой картинке было непростое. Большое, круглое, ровное (очевидно, она обвела карандашом шаблон), а в середине – крест. Плюс нечто из линий, напоминающее человеческий глаз. И еще палочки по ободу, как бы буковки. Только голубя не хватало, чтобы это «солнышко» идентифицировалось с другим круглым предметом совсем уж точно. Где Алиса могла видеть монету? Нигде. Ей не показывали семейную реликвию, дедушка Слава ни секунды в этом не сомневался. На всякий случай даже справился у собственной жены, вдруг любящая бабушка Света сдуру давала ребенку поиграть серебряной диковинкой? Нет, не давала. Монета – не игрушка. И как, в таком случае, объяснить детский рисунок? Короче, он «расколол» Зою прямо в машине. Почернел весь от переживаний, но держался достойно. Выспросил, точнее, выжал из Зои все – в том числе и то, что Шлема хранит коллекцию не дома, что где-то у него есть однокомнатная квартира-кабинет… Как к нему попал рисунок Алисы? Это вещественное доказательство появилось на субботних занятиях с Ефимом Марковичем; логопед использует самые разнообразные формы, поощряющие развитие детей, в том числе, безусловно, и рисование. Зоя сразу сообразила, насколько опасным может быть это проявление детской фантазии. Почему не порвала бумажку еще в поликлинике, не выходя наружу? Глупость, наваждение какое-то. Вот и поплатилась – потеряла рисунок. Очевидно, забыла второпях в гардеробе, там же, на Комендантском. Но как он попал к Вячеславу Васильевичу?

– Какая разница как?! – рявкнул ты. – Почему раньше ничего этого не рассказала?!

Опять «почему». Не уйти тебе было от пустого ненужного вопроса, не смириться с мировым порядком вещей.

– Зачем дурака-то из меня делать?

«Как», «почему», «зачем»… Надо было отвечать. Она затряслась, придавая своим словам большую силу, но закричала почему-то совсем о другом. Разве согласился бы Шлема на оплату в форме кукол?! Разве не ясно, что куклы для него – тьфу и вытереть?! Группа, говорит, переполнена, не знаю даже, чем вам помочь, барышня моя дорогая! Или, может, ей лечь под него надо было? Он глазками-то играл, индюк вонючий! Домой приглашал, грудь раздувал, но дома выжившая из ума жена безвылазно сидит, так он коллекцию свою мечтал показать! Да если б не было этой коллекции, если б не захотел он новенькую монету больше, чем новенькую девочку, что было бы делать? Знаешь, через что некоторые матери прошли, у которых мужья мало баксов домой приносят?

– Перестань… – жалко попросил ты. – Я ж не о том…

Нет, о том! Нужна правда – получай! Шлема довез их с Алисой до дома твоих родителей – после первого же занятия – остался с девочкой в машине, а она поднялась к чужой квартире, просто вошла и просто взяла – так просто, что сердце потом целую неделю болело. У тебя хорошее воображение? Представь теперь, какие возможны варианты, если бы она этого простого поступка не совершила. Когда ехали домой, растроганный Шлема дал Алисе поиграть монетой – с условием, что мамочка не выпустит драгоценную игрушку из своих рук. Вот откуда ребенок узнал и запомнил, как выглядит серебряное «солнышко»…

– Что за рецепт у тебя в старой сумке? – спросил ты, чтобы сбить волну. – В стенном шкафу, а?

Ты, если честно, тянул с этим вопросом до последнего – боясь ответа. Но все-таки спросил.

И волна мгновенно улеглась. Штиль. Жена расслабилась, забралась обратно в постель, она сделалась странно, пугающе спокойной.

– А сам не понял, что за рецепт?

– Понял, конечно. Почему у тебя в сумке? Почему У ТЕБЯ?

– Ох, как хорошо, что ты нашел… Не буду теперь себя такой гадиной в вашем доме чувствовать.

– Кто покупал бабуле лекарство? Ты?

– Не смеши. Неужели одно понял, а второе, самое главное, нет? Наверное, трудно в такое поверить…

Год назад, рассказала жена, когда еще родители отсюда не съехали в бабулину квартиру, случился скандальчик, незаметный на фоне десятков других. Светлана Антоновна искала какой-то рецепт, который затерялся в общем бедламе. Разумеется, Зоя была обвинена в том, что выбросила эту суперважную бумажку или пырнула ее не глядя куда-нибудь. «Помнишь, Андрюша?» Ты что-то смутно припоминал. Отлично, идем дальше. Пять лет совместной жизни с родителями мужа приучили Зою к тому, что ни единой бумажки, ни единого фантика в этом доме без спросу выбрасывать нельзя. Поэтому рецепт, который искала Светлана Антоновна, вскоре нашелся. Зоя его действительно «пырнула» – автоматически сунула в тетрадку с шитьем. Убегала на курсы, подняла валяющуюся на полу в прихожей бумажку и положила, куда пришлось, а потом забыла про это. Итак, нашла она рецепт, но свекрови сразу не отдала, интересно ведь стало – чего так психовать было? Свекровь действительно психовала, сама не своя была. «Помнишь, Андрюша?» Зоя специально купила указанное в рецепте лекарство, уже в аптеке выяснила, что оно выпускается в двух вариантах, а когда внимательно прочитала инструкцию – выяснила все до конца. Для полноты картины (если вдруг пришлось бы кому-нибудь эти документики под нос совать) она подчеркнула в аннотации избранные места. А находку не отдала Светлане Антоновне, тихо хранила – до сегодняшнего дня. На всякий случай.

– Вот ты спрашивал, почему мне так легко было чужую монету стащить? – закончила жена очередной сеанс признаний.

– Я не спрашивал, – бессильно возразил ты.

Тебя не услышали.

– Потому что, думаю, ЕЙ можно такие фокусы откалывать, а мне, значит, за кусочек серебра нельзя чуть-чуть здоровья ребенку купить? ОНА, значит, имеет право так жутко со своей свекровью поступать, а я?..

– Кто?

– Кто-кто… ОНА! – Зоя почему-то ткнула пальцем в сторону кухни. – Да будь бабушка Ульяна жива, сама бы отдала мне монету, если бы я попросила! Ни секунды не сомневаюсь.

Ты потерянно посмотрел жене в глаза:

– Как же так?

– А вот так, – жестко ответила она.

Вы друг друга не понимали. Ты перевел взгляд в окно, она же перевернулась на живот и обхватила руками подушку. «Зачем?» – думал ты, вспоминая святое мамино лицо. «Если б кто знал, как легко мне стало…» – шептала женщина, лежащая рядом.

– Ларин очень хотел с тобой побеседовать, – сообщил ты, возвращаясь в этот мир. – Завтра утром позвонит. Надо подумать, что ему говорить, а что не говорить.

– Надо сначала поспать. – Она блаженно зевнула, плавно превратив зевок в улыбку. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Чего мы тогда ждем? Скоро Алису приведут…

Ты перевернул жену с живота на спину. Она продолжала улыбаться. Шепнула:

– Может, мы поцелуемся наконец?

Может, и поцелуемся. Чтобы с чего-то начать.

– Ты не будешь возражать, если душ я приму завтра? – приоткрыла она в паузе глаза. – Сил никаких не было в ванную идти, очень лечь хотелось. Не обижаешься?

Ты не возражал и не обижался. У тебя, оказывается, еще оставались желания, причем, на удивление крепкие, прямо-таки стального свойства. Несмотря на болезнь, несмотря на обрывочный сон и непрерывный стресс! Откуда только жизнь в человеке берется? Ясно откуда, простите за пошлость. Через минуту ты взмок. Придется переодеваться – но после, когда все кончится. Бронхит напоминал о себе мерзким вкусом во рту – дышать в сторону, чтобы не сломать родному человеку кайф. Кровать неистово скрипела, суставы в нагруженных коленях тоже похрустывали. Стеклянный потолок нависал над мелькающей спиной – прикрыться одеялом, чтобы не отвлекал…