Косяк - Щупов Андрей Олегович - Страница 20

– Мы должны что-нибудь предпринять.

– Что? Мы ведь уже пытались один раз.

– Если так будет продолжаться и дальше, ОНИ задохнутся.

– По крайней мере те, что находятся в доке. Основной косяк пока на свободе. Где-то там, – Кид неопределенно махнул рукой.

Держась за стену, Генри поднялся.

– Мы заперты, – напомнил ему Барнер. Генри будто и не слышал его. Медленно обернулся к Киду.

– Что там происходит? Зачем они это делают?

Кид не ответил.

– Торес сказал, что хочет спровоцировать косяк, – Генри в раздумье прошелся по каюте. Вернувшись к кушетке, снова присел. – Таким образом он развяжет себе руки. Реверанс общественному мнению.

– А мне-то казалось, что на общественное мнение ему плевать.

– Зачастую общественное мнение зависит от таких, как он. Что стоит военной цензуре взять в оборот издательства?

– Это слишком фантастично! Им не справиться с газетами.

– Ты уверен в этом?

– Тише! – Генри поднял руку. – Слышите?

Они прислушались.

– Катер, – предположил Барнер. – И где-то рядом кран.

– Нет, не то…

– Я… – начал было Кид и умолк. Судорожным движением Генри стиснул виски. Некоторое время все трое молчали.

– ОНИ пытаются обращаться к вам? – осторожно спросил Барнер. – Или это что-то другое?

– Не знаю, – Генри ладонями растер глаза. – Это странно… Трудно объяснить.

– Понимаю, – Барнер покачал головой. – В свое время я пробовал изучать китайский.

– Это совсем другое, – Генри поднял голову. – Нам никогда не понять ИХ. И дело не в сложности языка, дело в том, что это не наш язык – не английский, не китайский и не русский. Языки человечества предназначены только для людей. И то же самое можно сказать о всяком ином разуме.

– Но есть же и какие-то общие истины! Некие категории, претендующие на универсальность!

– Диады и монады, – усмехнулся Генри.

– Причем тут это?

– А притом, что язык человека условен. Набор косвенных понятий, не имеющий ни одного четкого определения, ни одной абсолютной истины.

– То есть?

– А что здесь неясного? Мы учим язык с самого рождения, запоминая условность за условностью. Нас не интересует ни этимология, ни первозданное значение слова. Мир обозначен удобными звукосочетания, и большего нам не надо. Понять чужую нацию возможно лишь потому, что она вовсе не чужая. В сущности это тот же словарь и те же глаголы. Наше миропонимание не меняется ни на йоту. Тем не менее, и там не все просто, а здесь… Здесь все другое. Движение, условия жизни, цели. Даже самые твердые наши монады – солнце, холод, разумная деятельность – могут превратиться в бессмысленную абстракцию. Если им неведом страх, значит неясны и угрозы. А если им не нужен партнер, то бесполезно предлагать и дружбу. Это не язык и не шифр. Это мировоззрение, которого мы лишены.

– Значит все попытки Тореса установить контакт – заранее были обречены на провал?

– Видимо, да. Тем более, что обращены они были вовсе не к косяку. Торес таким образом попросту подстраховывался. На всякий случай. От гнева того самого общественного мнения. Дескать, сделал все, что мог.

– Но разве не произошло деления косяка? Возможно, это и был ответ на все его запросы.

– И что с того? Никто ведь не расшифровал этот ответ. Так что будьте покойны, мистер Барнер! Мы их спросили, они нам ответили, и, ничего не поняв, мы хладнокровно взялись за выполнение задуманного. Уверен, что еще там, на материке, Торес знал, чем завершится экспедиция.

– В таком случае он редкостный негодяй. В конце концов он мог бы попытаться использовать косяк в военных целях. Ты помнишь, Генри, что тебе толковал Дэмпси? Секретное биологическое оружие! Почему бы нет? Это вполне в их духе.

– Не совсем, – Генри покачал головой. – Оружие оружию рознь. Одно дело – какие-нибудь микробы или опытный образец ракеты, и совсем другое – косяк. Ни Торес, ни его коллеги не готовы к подобному явлению. Иной разум – это нечто новое, что требует специфического подхода. Но сколько времени займет подобный подход? Год, два, столетие? А если ничего вообще не выйдет? Или выйдет, но не у нас, а у кого-то из соседей? Не проще ли поступить жестко и решительно?

Взглянув на Генри, Кид стиснул зубы. Они поняли друг друга без слов. Услышал их мысленный диалог и Барнер.

– Но мы же совершенно бессильны! Это не тот противник, на которого можно подать в суд. Это военная машина! Люди, облеченные властью и попирающие законы!..

– Мы не собираемся воевать, есть и другие пути… – Кид не договорил. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. В проеме стояли Ребель с охранником.

– Ба! Какие люди! – Джек Барнер, засуетившись, подбежал к двери. – Милости просим, сеньоры! Такая радость, просто глазам не верю!

Ребель недоуменно покосился на Барнера. До него еще не дошло, что над ним издеваются.

– Эй, Кид! Улыбнись же гостям! И ты, Генри! Не обращайте на них внимания, мистер Ребель. Издержки дурного воспитания, – журналист оживленно потирал руки. – Признайтесь, мистер Ребель, это ведь вы подслушивали нас в ту ночь?… О! Мсье Торесу повезло. У него преданный помощник. Не будь вас, кто знает, что бы сейчас творилось на флагмане. Мы ведь замышляли бунт, вы знаете? Впрочем, конечно, знаете. Вы прятались у двери и прижимали ухо к замочной скважине. Я узнал ваше пыхтение и старался говорить погромче. Вам было хорошо слышно?…

Ребель раздраженно махнул рукой, но Барнер не позволил прервать себя. Его красноречие прорвалось с неудержимой силой.

– Страшно подумать, мы хотели вздернуть Тореса на рее, вас килевать, а Дэмпси, вы же дружите с ним? – так вот, мистера Дэмпси…

– Дьявол! Да заткните же ему глотку! – рявкнул Ребель. Лицо и шея его побагровели. Чуть пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, в каюту шагнул охранник с винтовкой. Барнер немедленно подскочил к нему.

– Кажется, мы знакомы? О! Да это Примо Карнера собственной персоной! Как ваше самочувствие? Вынужден извиниться за поведение Кида. Временами он бывает невежлив. Кстати, сейчас он немного не в форме, так что можете опустить винтовку…

– Замолчите наконец! – Ребель в ярости сжал кулаки.

– Джек, прекрати, – попросил Генри.

– Само собой разумеется! – журналист подбежал к единственному стулу и с готовностью опустился на него. – Если общество просит.

Гости остались стоять. Впрочем, это никого не беспокоило – в том числе и самих гостей.

– Я буду краток, – процедил офицер. Он все еще боролся с душившими его эмоциями. – Минут через десять за вами подойдет катер. Адмирал сдержал свое слово. Вас возвращают на «Вегу» в целости и сохранности, хотя будь моя воля…

– О! Прекрасно представляю, что бы было! – Барнер подпрыгнул на стуле. – Куда же вы, мистер Ребель? Вы оставляете нас с этим орангутангом? Но за что?! Ради бога, подождите! – он кинулся было за уходившим офицером, но кулак охранника отшвырнул его к стене.

– Выйдешь, когда разрешу, – великан зловеще улыбнулся. – И не советую болтать. На меня это не действует.

Барнер сплюнул на пол кровью. Губы у него были разбиты.

– Подумать только! Снова по лицу и снова от тебя. Это уже чересчур.

– На этот раз ты сам напросился, – пробурчал Кид.

Охранник метнул в его сторону взгляд, и Генри заметил, что в глазах великана мелькнуло опасливое уважение.

– Но за что? – Барнер поднял руки, словно взывая к невидимым небесам. – Я ведь даже не успел спросить, каким образом этот офицеришка умудрился нас подслушать.

– Что-что? – склонившись к журналисту, охранник с медлительностью сгреб его за рубашку. Ткань затрещала, и Генри обеспокоенно привстал. Он уже готов был кинуться на вооруженного пехотинца, когда Барнер с неожиданным миролюбием похлопал своего противника по плечу.

– Успокойся, старина. Ничего плохого я не имел в виду. Конечно же, мистер Ребель не способен подглядывать в замочные скважины.

– Стало быть, ты угомонился?

– Разумеется! Мысль о фарфоровых зубах меня откровенно пугает, – Барнер оскалился. – Лучше уж я сберегу эти. Неплохая идея, как ты считаешь?