Грааль никому не служит - Басирин Андрей - Страница 64

– Позвольте, я налью вам, – предложил я. Монахиня рассеянно протянула чашку. Тёмно-коричневая струя из кофейника плеснула чуть мимо, и брызги попали на кожу Хаалы. Монахиня поморщилась.

– Простите, – пробормотал я.

– Ничего, ничего… Со мной постоянно что-то такое случается, – она устало улыбнулась, – да что же за проклятие такое… Вы говорили, будто видели на обречённой планете одну из наших сестёр.

– Да. Асмику.

– Я слышала о ней. В возрасте четырнадцати лет мы отправили её к мирянам. Это страшный грех. К сожалению, храму нужны пси-модификанты. Мир, построенный вами, слишком жесток. В нем не выжить без оружия. Я слышала, – тут монахиня запнулась, – что на Лангедоке женщин принуждали вступать… в противоестественную связь, – голос изменил ей, – с мужчинами иной расы?

Далась ей эта связь. Я вспомнил Асмику. Бойкая шпионка. Да ещё и бывшая монашка… Вряд ли она после модификации надолго задержалась в монастыре.

– Лангедок – это концлагерь, мать Хаала. Узник не принадлежит себе. И выбирать зачастую приходится лишь между унижением и смертью.

– Или грехом, ты хочешь сказать? По счастью, наша девочка избегла этой судьбы. Уж действительно: лучше погибнуть в печи, чем услаждать мужчин врага.

Руки монахини дрожали так, что кофе расплескалось. Чтобы скрыть дрожь, она поставила чашку на столик.

– Почему погибнуть? Асмика жива.

– Что? – Хаала распахнула глаза от удивления. – Но откуда ты можешь знать?

Наития обычно приходят из ниоткуда. У меня возник план. Асмика, Асмика, шпионка непутёвая. Опять ты меня спасаешь.

– Я кое-что утаил от вас, мать Хаала. Я – срединник. Когда мы бежали с Лангедока, вашей монахине пришлось стать моей окраинницей. И мы держим связь до сих пор.

Лучше бы я её ударил. Мать Хаала дёрнулась и попыталась отодвинуться. Губы её тряслись, лицо побелело. Она вытащила из-за пояса чётки розоватого оникса, принялась перебирать. Затем отшвырнула в сторону:

– Как?! Я не ослышалась?.. Сестра Асмика жива?.. Живёт в мерзости?.. Грехе… Окраинница… Господи помилуй! И давно?

– Больше месяца.

– Больше месяца! – Она прижала ладони к горлу, словно воротничок душил её. – Святая Диана, спаси нас!.. Спаси и помилуй!..

Голос ей изменил. Она махнула рукой, чтобы я убирался. Жест получился не столько повелительным, сколько умоляющим. Я поднялся, сложил кофейник и чашки на поднос и выскользнул из каюты.

…Если смотреть на терминал в ходовой рубке, звезда Лионессе медленно, но неуклонно катилась вниз. Больше ей не придётся определять мою судьбу.

К Витману меня вызвали часа через два. В коридоре меня встретил Альберт. Парня трясло.

– Андрей, – он схватил меня за рукав кодлянки. – Что происходит?! Это бунт?

– После, после. Я спешу.

– Но это надо видеть!.. Андрей, это рядом. Одну минуту лишь!.. – Он огляделся по сторонам. Даже на расстоянии я чувствовал, как колотится его сердце.

– Ну давай. Только быстро.

– Это быстро! Очень быстро!

Не-господин страха не обманул. Мы действительно шли недолго. В коридоре, ведущем на оружейные палубы (куда нам по внутреннему распорядку хода не было), валялись тела. Сперва я решил, что их выкосили из парализатора. Потом принюхался и понял: ничего подобного. Воняло спиртом и блевотиной.

Я положил Альберту руку на плечо:

– Всё в порядке, парень. Привыкай. Мы на пиратском корабле, и нравы здесь пиратские.

– Быть может, им нужна помощь?

– Вряд ли. Разве что перестрелять всю эту сволочь. Чтобы чище стало.

Я повернулся, чтобы уйти, и тут за спиной загрохотало. Оглянувшись, я обнаружил, что Альберт сидит на полу, и вид у него предурацкий. Штаны и рукава его кодлянки окаменели, словно пропитанные гипсовой коркой. Притворявшиеся пьяными лионесцы поднимались с пола, выхватывая оружие. Рожи их не предвещали ничего хорошего.

– Полегче, парень! Не машись, твой прикид суеты не любит, – хмыкнул один из них – пустоглазый и щербатый. В руке его блеснул нож.

– Ого! Бунтуем, господа?

Я попробовал пошевелиться. Безрезультатно. Кодлянка сковала меня по рукам и ногам. Альберт дёрнулся, пытаясь подняться.

– Мы же договаривались, – пискнул он. – Вы не… вы же обещали!.. – Он чуть не плакал.

– Не гундось, сявка, – лениво бросил ему тот, что с ножом. – Будет твоему любовничку хорошо. Польза ему будет.

– Польза, говоришь? – Я смотрел ему в глаза. – Ты не из реакторной обслуги случаем?

– Чё?

– На реакторах фонит, – объяснил я. – Плохо отражается на мозгах. Посмотри по сторонам. Ты лишней тени случайно не видишь?

Тут я попал в точку. О Хаале сложились легенды. Дианнитки умели передвигаться незамеченными. Говорят, их даже детекторы движения не берут.

Заговорщики беспокойно заозирались.

– Да он смаль гонит, – послышалось робкое ворчание. – На пургу заносит.

Щербатый переступил с ноги на ногу. Его мучили сомнения.

– Слышь, земелец… – Голос его звучал почти заискивающе. – Ты ведь смайлишь, да?.. Помирать не хочется, вот и корячишь дезу. Скажи, ты в самом деле её видишь?

– Не вижу, а знаю. Я же срединник.

Шушуканье стало громче. О том, что я частенько бываю у матери Хаалы, знали все. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать сплетни, которые о нас ходят.

– Так это правда… – он облизал губы, – что вы… того?..

– А ты ударь меня, попробуй, – посоветовал я. – Ножом там, рукой… Или ногой. Чего тебе не жалко?

Бандит опустил нож и выругался. Его приятели отступили на шаг.

– Ведь врешь же! – тонко и испуганно выкрикнул он. – Скажи: врёшь?

– Одёжку мне разблокируй, – сказал я. – И парня отпусти. Зря вы его пугаете.

– С-сука! – Щербатый едва не плакал. Но проверять, вру я или нет, не стал. Значит, и правда, не берут корабельные сканеры мастериц-дианниток. Иначе мой блеф давно бы раскусили.

Мне стало легко-легко. Руки упали безвольными плетьми. Ослабевшие ноги не держали тело, и я едва не рухнул на пол.

– До скорой встречи, господа, – отсалютовал я лионесцам. Обернувшись к Альберту, бросил:

– Ты пойдёшь с нами. Нечего тебе в одиночку здесь болтаться.

Заговорщики разошлись. В коридоре не осталось никого, кроме нас двоих.

– Пойдём, пойдём. Не стой столбом.

Альберт не двигался. Зрачки его расширились, словно он увидел призрака. Я обернулся.

– Прекрасное самообладание, срединник, – с кривой усмешкой объявила Хаала. – Но впредь попрошу моей репутации не касаться. Даже намёками.

– Не стану, мать Хаала.

– Иди. Главарь стаи ждёт тебя. И помни: он не остановится ни перед чем.

Когда я вошёл в каюту Витмана, там уже сидели Борис и помощник капитана – немногословный азиат с исчерканным шрамами лицом. Меня ждали. Причём именно меня, а не свору головорезов с упакованным в окаменевшую кодлянку пленником.

– Давай, – махнул Борис. Помощник развернул на полу сканер и включил его. Сплетённая из призрачных световых нитей сфера разбухла, наполняя каюту. От невидимой Хаалы защищаются, понял я.

– Никого, господзина цендзори, – хрипло отрапортовал азиат.

– Хорошо. Следи дальше.

– Срушаяси, господзина цендзори.

Помощник уселся возле сканера и принялся вертеть ручки настройки. Лицо его разгладилось, движения приобрели плавность. Экран на стене показывал звёздную систему. Красный карлик, вокруг которого крутится единственный обледенелый шарик.

Сигуна. Вот куда мы выбрались.

– Ну, парень, влип ты, – вместо приветствия объявил Борис.

– А что случилось?

– Не придуривайся! Четверть часа назад эта старая ман… – По лицу Витмана прошла судорога. Усилием воли он взял себя в руки. – Эта достойная женщина приказала разворачивать корабль. В сторону Крещенского Вечерка.

Витман был близок к тому, чтобы оскорбить противника. Да ещё женщину. Хороший знак.

– Я знаю, – ответил я. – Мать Хаала расспрашивала меня о жизни на Лангедоке. В частности о сестре Асмике.