Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович - Страница 44

— На чем же его можно прищучить?

— Связи с террористами. Все эти казино давно превратились в малины. Ко всему налоги утаивают. Короче, тебе требуется упорядочить в городе игорный бизнес. И все.

— Мысль разумная. — Носенко уже проникся пониманием проблемы. Ликвидация мелких игорных заведений позволит увеличить доходы крупных, которые принадлежат Гулливеру. А это сулит немалые выгоды. Хотя на пути решения стоят досадные мелочи. Не учтешь их — провалишь дело.

— По-моему, насчет терроризма ты загнул. — Носенко постучал карандашом по столу. — Слава те господи, кроме разных психов, у нас этого племени нет.

— Это нетрудно поправить.

— Алексей, я понимаю, но ты смотри… Скоро выборы. Жертвы мне не нужны.

— Какие жертвы? Небольшой выбух и большой шум. Выбух делаю я, шум — твой.

— Забито. — Губернатор взглянул на часы. — Ты прости, но через минуту у меня начальник порта. И давай так, не торопись. Все должно быть сделано чисто.

— Все так и будет. Я расстараюсь.

Родион Шишкин, почетный бомж портового города по кличке Тюфяк, поднялся в троллейбус пятого маршрута с задней площадки. Огляделся. Прошел в салон, сел на предпоследнее сиденье справа. Обычно это место он недолюбливал: оно размещалось над колесом, и пассажир возвышался над остальными, будто сидел на скамье подсудимых. Это вызывало далеко не лучшие воспоминания.

Через переднюю дверь в салон вошли две женщины — седая толстая и молодая, габаритами ещё не догнавшая маму, но к этому упорно стремившаяся. Обе тащили огромные хозяйственные сумки, наполненные чем-то тяжелым. Не глядя на Тюфяка, они устроились на переднем сиденье, опустив на пол свой груз.

— Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка Партизанская. Конечная.

Троллейбус тронулся, подпрыгивая колесами на выбоинах асфальта. В этом месте ещё весной вскрывали теплотрассу, однако положить асфальт до сих пор не удосужились — у мэрии не оказалось денег.

Взглянув под ноги, Тюфяк осторожно по кожуху колеса опустил сумку под сиденье, находившееся впереди. Пластик скользнул и лег на пол, мало чем отличаясь по цвету от затоптанного ногами пола.

Свернув с Корабельной направо, троллейбус подъехал к конечной и остановился.

Тюфяк встал и прошел к средней двери. Лязгнули створки. Двери отворились. Тюфяк спрыгнул со ступенек. Хотелось побежать, но он помнил предупреждение заказчика вести себя так, как всегда. Тем более он всей спиной ощущал, что за ним наблюдают. Кто именно, Тюфяк не знал. Народу вокруг сновало немало.

Он слышал, как троллейбус тронулся и поехал по маршруту.

До вокзала Тюфяк добрался без приключений. Он уже шел по бульвару Водников, когда навстречу понеслись спецмашины. Сперва, истерично завывая визгливой сиреной, сверкая огнями красных и синих мигалок, прошмыгнули два милицейских «Мерседеса». Затем со стороны Заводского района, уныло постанывая, пролетели две машины «Скорой помощи»…

Был бы Тюфяк верующим — перекрестился бы…

Начальник седьмого отделения городской милиции майор Комков за свою жизнь и годы службы встречал немало людей с военными фамилиями. Во времена его детства гремели имена хоккеистов Майорова и Старшинова. В милицейском училище, которое Комков оканчивал, преподавал криминалистику полковник Солдатов. В районное отделение милиции после военной службы пришел и поступил на работу солдат Полковников. И вот в последние годы под началом Комкова служит капитан Капитан.

Михаил Иванович Капитан был спокойным, на удивление уравновешенным офицером-розыскником, который никогда не выходил из себя, ни в какой обстановке не терял самообладания. Он нравился Комкову открытостью и честностью. На него можно было положиться.

Еще вчера Капитан дежурил по отделению, и Комков стал свидетелем его беседы с одним из посетителей.

Мужчина лет тридцати пяти стоял перед дежурным и нервно кричал:

— Надо запретить эти игры! Эту обдуриловку. Жулье ничего не боится. Меня обирали, а два милиционера стояли в стороне.

Глаза жалобщика пылали гневом. Говорил он горячо, уверенный в своей правоте. Капитан, подперши щеку рукой, сидел и слушал. Выглядел он устало и явно тяготился необходимостью выслушивать пустые разговоры.

— Скажите, гражданин Крылов, эти люди держали вас за руки, выворачивали вам карманы, отнимали деньги?

Что-что, а угадывать, зачем тот или иной факт интересует чиновника, наш грамотный гражданин умеет мгновенно.

— Какая разница? — Крылов откровенно злился. Он не ощущал поддержки, на которую надеялся. Он шел в милицию, уверенный, что сейчас же на рынок отправится милиционер и вернет деньги, на которые мошенники облегчили его, Крылова, кошелек.

— Большая. Если бы вас ограбили…

— Да, меня ограбили.

— Принимаю. Тогда вам предстоит доказать факт похищения у вас ваших ценностей. Только мне кажется, что вы клали деньги на кон собственноручно. Разве не так?

— Когда человеку приставляют нож к горлу, он вынужден отдавать деньги сам, разве это не грабеж?

— Какого рода нож и кто приставлял к горлу вам?

— Я проиграл сто кусков…

— Кусков? — Глаза Капитана насмешливо блеснули. — Вы играли на хлеб? На сахар?

Крылов так и взвился: над ним ещё и издевались!

— Ладно вам прикидываться, будто не понимаете…

— Вы в государственном учреждении, гражданин. Государственный язык у нас русский, а вы пытаетесь говорить на воровском жаргоне.

Наблюдавшие за сценой улыбались.

— Я проиграл сто тысяч рублей. Сто кусков — это сто тысяч. Ясно?

— Да ну?! Это много. Лично мой бюджет от такого разора треснул бы на четыре части. И вы эти деньги выложили сами?

— Я буду писать в Верховный Совет…

— Опоздали. Пишите лучше в Государственную Думу. Верховным у нас остался только главнокомандующий.

Жалобщик опешил. Он вдруг понял, что память вернула его к советским временам, когда можно было писать жалобы в государственные органы и надеяться получить ответ.

— Да, напишу в Думу.

— Тогда напишите заодно предложение, чтобы дали милиции право отлавливать больных корью.