Свисток - Шумахер Тони - Страница 19

Я сотворил эту глупость скорее из любопытства вскоре после чемпионата Европы 1984 года. Принял стимулятор, чтобы испытать машину марки «организм» на запредельные нагрузки. Я хотел заставить организм превысить определенную для него 100-процентную мощность и работать с удвоенной силой. Хотелось знать, насколько я был способен превозмочь самого себя. Кроме того, я был травмирован, беспокоился за свою форму и боялся за мышцы, сухожилия и кости.

Я страдал из-за сверхнагрузок и жил на грани депрессии, причиной которой были очень высокие требования ко мне. Тогда и решился поставить на карту свое здоровье, поступив со своей «машиной» как взбесившийся гонщик, выжимающий все из мотора своего спортивного автомобиля: на приборной доске горят все красные лампы, стрелка тахометра показывает 9 – 10 тысяч оборотов в минуту. И тем не менее – полный газ! Я сознательно рисковал погибнуть.

Сумасшествие. Безответственность. Глупость.

Врачи предостерегали меня, описывая побочные эффекты стимуляторов, но я хотел приобрести собственный опыт, не удовлетворяясь одной только глюкозой в качестве источника энергии.

Впоследствии я никого не винил. В конце концов я сам для себя был подопытным кроликом. Впрочем, «кролик» – не слишком подходящее сравнение. Я чувствовал себя скорее паровозом с предельным давлением пара в котле.

Так было и на тренировках, и на разминке накануне кубковых встреч и игр бундеслиги.

Был ли мой случай единственным в своем роде?

Осень 1984 года в Кельне. Правление клуба в очередной раз заводит разговор о «ключевой игре». Вновь речь идет якобы о жизни и смерти клуба. И тогда некоторые из игроков «Кельна» испытывают эту штуку – торопливо и обреченно мы глотаем средство от кашля, содержащее огромные дозы эфедрина. Подкрепленные этим напитком, футболисты, как черти, носятся по полю. Матч мы выиграли. Но какой ценой. После долгого и мучительного периода упадка сил решаем: никогда больше! Никто из нас никогда не склонит другого к этому безумству.

Но мои кельнские коллеги и я вовсе не единственные, кто не устоял перед искушением попробовать на себе допинг. В бундеслиге с допингом связаны давние традиции.

Раньше, совсем молодым игроком, я при случае исполнял обязанности «шофера» при многих звездах клуба. На своем маленьком желтом «Р-5» я частенько отвозил с полдюжины наших ведущих игроков к одному кельнскому врачу. Накануне важных игр они получали у него пилюли и уколы. Мне казалось странным, что абсолютно здоровые люди так накачивают себя медикаментами.

Некоторые из них вообще не могли представить свою дальнейшую карьеру без этих пилюль, поддерживающих форму. Пилюли и результаты – для них это были две части уравнения, которое прочно вошло в их жизнь.

Существенная деталь: этот врач обслуживал известных спортсменов, когда с допингом было связано много сенсаций. Допускаю, что к этим препаратам относились анаболики, амфетамины и различные другие стимуляторы. Тогда все было так же, как это обстоит и сегодня.

И в национальной сборной были игроки, которые в обращении с «подкрепляющей медициной» стали просто чемпионами мира. Среди них был один из мюнхенских футболистов, которого мы прозвали «ходячей аптекой». Он понимал толк в медицине и испытывал действие специальных препаратов на самом себе. Если разобраться, то можно установить четкую зависимость между употреблением допинга и количеством травм у футболистов. Разрыв мышечных волокон у игрока зачастую свидетельствует о том, что футболист играет под воздействием допинга. При этом теряется ощущение предела собственных возможностей. Поэтому не удивительно, что мышцы и суставы не выдерживают. Предохранительная система организма отключена, и мускулы «бастуют».

Допинг – точно такой же яд, как и наркотики. Руки прочь от этой проклятой дьявольщины. Знаю, что особенно опасна она для людей неустойчивых. Нужно разъяснять ее пагубность и предотвращать применение. Подумайте: если из «фольксвагена»-жука выжать 500 лошадиных сил, то проедешь на нем в лучшем случае пару кругов.

Травма

Футбол – спорт не для хлипких мальчиков, а для закаленных мужчин, способных выдерживать сверхнагрузки.

В профессиональном спорте футболист – это прежде всего объект выгодного вложения денег. Болезни и травмы снижают количество выступлений и связаны поэтому с финансовыми потерями. В этом мире царит требование постоянно добиваться успеха. Искушение активной медицинской обработкой поставить на ноги больного игрока велико. На врачей и футболистов нередко оказывают нажим менеджеры и тренеры. Разрыв крестообразных связок колена требует восьми – двенадцатимесячного лечения. Тренер считает, что шести месяцев для этого вполне достаточно.

Я живу в постоянном страхе перед травмой, которая на долгое время может вывести меня из строя. До сих пор мне удавалось внушать себе, будто боль – это плод собственного воображения, поэтому я способен не обращать внимания на свои поврежденные кости. Примером для меня остается Зепп Майер. С травмами, несмотря на все недуги, он с блеском провел одну за другой более 400 игр подряд.

Глубокая рана на колене – я играю дальше. Зубы стиснуты до хруста. Потом больница, двенадцать швов. А в следующую субботу я снова в воротах. Я не терплю жалостливости. До сих пор мне всегда удавалось забыть о боли.

1980 год. Чемпионат Европы в Италии. На тренировке я падаю и неудачно приземляюсь на руки. Подозрительный хруст. Моментальный отек подтверждает мои худшие опасения: безымянный палец на левой руке сломан, сама рука ни к черту не годится. Спокойно, Тони, только не раскрывай рта. Если Дерваль или врач команды пронюхают про перелом, тебя немедленно отошлют домой. Запасной вратарь Франке тут же встанет вместо меня. И кто даст гарантию, что мое место в сборной сохранится за мной?

О своей беде я сообщаю только Рюдигеру Шмитцу. Мы обсуждаем ситуацию в моем гостиничном номере. И очень скоро перед нами появляется эскиз – мы изобретаем специальную вратарскую перчатку. С встроенным гипсовым манжетом. Благодаря ему сломанный безымянный палец будет опираться на средний и окажется в неподвижности. Спасение ли это?

Рюдигер спешит в Метцинген. Там живет фабрикант моих перчаток Гебхард Ройш. Швабские перчаточники схватывают суть дела на лету и тут же изготавливают две специальные перчатки: по одной для сухой и дождливой погоды. «Дражайшие половины» в багаже, Рюдигер летит из Штутгарта назад в Рим.

Финал чемпионата Европы. Сломанный палец ведет себя безупречно. Остальной Тони Шумахер тоже. Мы становимся чемпионами континента.

Ликование и восторг. После победы я наконец признаюсь Дервалю и другим официальным лицам. Изумленные физиономии: испуг, облегчение и наконец благодарность.

Они атакуют меня вопросами. Осознавал ли я свою ответственность? Не боялся ли подвести?

«Только при мысли, что в сегодняшней игре сломаю себе еще пару пальцев», – улыбался я теперь уже без всякого напряжения, уверенный в том, что остаюсь первым номером в команде.

Сколько помню себя, моим соперником всегда была боль. Разрывы мышечных волокон, операции на мениске, хирургический «ремонт» во время отпуска. Порой это выглядит так: в субботу я еще играю последний матч сезона. А в понедельник взбираюсь на операционный стол профессора Шнайдера. После двенадцати проведенных в больнице недель мне остается до начала тренировок еще одна на «отдых» дома. Только таким образом я могу привести себя в порядок к первой игре сезона.

«Ты – номер один. И должен оставаться им. Это вопрос твоего существования! Ты не должен предоставлять второму вратарю шанса выбить почву у тебя из-под ног». Дружба, конкурентная борьба… ожидание своего шанса… надежда на травму соперника… вратарская судьба…

Истерзанное тело. Ни сантиметра, который бы не был бит, топтан. Новоявленный гладиатор? Стонут кости – нужно играть дальше. Максимальный риск, полная самоотдача. Мне, к сожалению, не посчастливилось, подобно итальянскому вратарю Дино Зоффу, стоять за спиной отлично играющей обороны. Мой самый большой друг Жан-Мари Пфафф тоже оказался в этом смысле в лучшем положении в своем Мюнхене, чем я. Он спокойно поддерживает репутацию лучшего вратаря мира. Судьба не делала мне таких подарков.