Мумия блондинки (Сборник) - Гарднер Эрл Стенли - Страница 49

Пока я пыталась сообразить, для чего Мерсии Перриш понадобилась моя соседка, Элейн схватила меня за руку и потащила сквозь толпу. Наконец в дальнем уголке мелькнуло розовое атласное платье Грейс. Рядом с ней, спиной к нам, стоял высокий брюнет.

— Наконец-то мы увидим ее таинственного приятеля! — прошептала Элейн, нетерпеливо проталкиваясь к ним. Но когда брюнет обернулся, Элейн замерла на месте, а потом потрясенно сообщила:

—  Эго вовсе не приятель Грейс — это Хаднатт!

Не предупредив меня, она мгновенно двинулась в противоположном направлении.

Ни моя соседка, ни Хаднатт определенно не замечали меня. Грейс стояла у стены, прижав руки к бедрам, а профессор французской литературы, немного сутулый, в вечернем костюме, придвинулся вплотную к ней. Я видела лишь его профиль, искаженные черты лица — он казался карикатурой на самого себя.

Меня поразило, что они уединились, но еще больше — услышанная мной фраза: ’ ’

— Очень сожалею, но вы совершенно не так истолковали мои слова, сказанные вам сегодня в каменоломне. Это досадная ошибка. Неужели вы не понимаете, что бессмысленно уничтожать свой шанс на счастье...

Потрясенная, я непроизвольно вскрикнула, и Хаднатт моментально обернулся. Он не сразу овладел собой, и какие-то доли секунды на лице его, как в зеркале, отражалось смятение. Я увидела, что небольшой шрам на левом виске, обычно незаметный, теперь четко проступил на белой коже.

Затем он сделал бесплодную попытку улыбнуться и удалился, даже не взглянув на Грейс.

Зато я смотрела на нее. И выражения ее глаз никогда не забуду: неестественно блестящие над розовыми щеками и слишком красными губами, они казались одновременно и ликующими, и злобными. Да и лицо Грейс потрясло меня: теперь она совсем не была похожа на ту девушку, с которой я вместе жила, считая, что прекрасно ее знаю.

— Ох, Грейс,— пробормотала я,— скажи, пожалуйста, что с тобой стряслось?

Ничего не ответив, подавляя рыдания, она прошла мимо меня и исчезла в толпе, которая двинулась в зал к началу второго акта.

Я пошла было за Грейс, решившись во что бы то ни стало разобраться в происходящем и расшифровать услышанный отрывок разговора, но передумала. Единственное объяснение, которое пришло мне в голову,— это то, что парень, писавший Грейс, не появился, она была страшно огорчена и непонятно почему сорвала свое дурное настроение на человеке, которого когда-то боготворила, Роберте Хаднатте.

Зная Грейс, я не удивилась, хотя услышанное мною говорило о куда большей близости между ними, чем я могла предположить.

Вероятно, этот эпизод озадачил и Элейн, так как по возвращении в «Эмбер-клуб» она сказала:

— Похоже, Грейс провалилась со своей корреспонденцией. Но, черт побери, о чем она толковала с Хаднаттом?

—  Да о спектакле,— ответила я.

До сих пор не знаю, какой инстинкт подсказал мне утаить увиденную сцену. Позднее это оказалось одной из самых трагических моих ошибок, которые я допустила во всей этой истории.

Когда мы вернулись в ресторан, Элейн загнала Стива в угол и стала ему излагать драматизированную версию своей встречи с певицей. Я предполагала, что он все это воспримет с присущей ему насмешливостью, но ошиблась. Не дослушав Элейн, Стив повернулся к ней спиной и потащил меня на танцплощадку.

— Элейн, наверное, сошла с ума,— заметил он.— Неужели она находит остроумным рассказывать этой дешевой соблазнительнице про моего отца и уверять, что мы с тобой помолвлены?

Меня удивил его гнев и обидело последнее замечание.

— Тебе не следует так громко возмущаться,— заявила я.— Ты вовсе не унизил бы фамилию Картерис, женившись на мне!

Стив вспыхнул.

— Я совеем не это имел в виду, Ли! Ты прекрасно знаешь, что я никогда бы...

—  Хватит, глупый!

Я собралась рассказать ему про Грейс, но в этот момент до его плеча дотронулся официант и почтительно сообщил, что какая-то леди срочно просит его к телефону. Я решила, что кто-то из Вентворта хочет поздравить его с днем рождения, но Стив не возвращался минут двадцать, а когда пришел, меня поразила произошедшая с ним перемена: Стив был чем-то страшно расстроен. Он подошел ко мне и сжал мою руку.

— Ли, мне страшно жаль, но я должен немедленно уйти.

Я испугалась.

—  Стив, случилось что-то страшное?

— Что-то страшное произойдет, если я сейчас же отсюда не уйду. Ты сумеешь объяснить мое отсутствие другим?

Мне показалось безумием, что Стив, образец вежливости и воспитанности, может, не простившись, бросить своих гостей.

Без всякого основания я связала это с Грейс. И, не удержавшись, спросила:

—  Скажи, не имеет ли это отношения к Г рейс?

— К Грейс Хау? Боже праведный, почему ты это предположила?

—  Я...

— Послушай, Ли, можешь ли ты оказать мне две услуги? Во-первых, не задавай никаких вопросов. Второе, Христа ради, не обсуждай этого 6 Грейс. От этой девицы у меня и без того уже уйма неприятностей.— Он замолчал, потом добавил с несвойственным ему злым смешком: — В один прекрасный день Грейс Хау дождется того, что ее задушат-.

Не успела я ничего сказать, как он повернулся и стал пробираться между танцующими.

По-моему, мои извинения перед гостями за его неожиданный уход прозвучали неубедительно, но в общем известие было воспринято достаточно благодушно. Меня только спросили, не связаны ли затруднения Стива снова с какой-то женщиной, а если да, то как ее зовут. Короче говоря, кажется, только меня одну огорчило дезертирство нашего хозяина. Это же день рождения Стива, думала я, и без него будет скучно. А я с таким нетерпением ждала этого вечера! Так что я даже была рада, когда пришло время снова идти в «Кембридж» — начинался второй антракт. Элейн, добавившая еще бокал шампанского, была не в состоянии сопровождать меня, поэтому я отправилась одна. Голова моя была занята мыслями о Грейс, и я нетерпеливо разыскивала ее в толпе.

Меня ожидал величайший сюрприз из всех, какими столь богат был этот вечер. Хоть я и представляла себе загадочное свидание своей соседки в десятках вариантов, самые фантастические мои предположения были далеки от истины. Мужчина, рядом с которым стояла Грейс, оказался морским офицером, в полной форме, с блестящими пуговицами и галунами.

Грейс заметила меня и поманила пальцем. Ее настроение после немыслимой сцены с доктором Хаднаттом совершенно изменилось. Она выглядела веселой и возбужденной, а в голосе звучали нотки торжества, когда она взяла морского офицера под руку и представила меня:

— Дэвид, это Ли Ловеринг, моя соседка по комнате. Вы уже слышали о ней.

Моряк улыбнулся, показав прекрасные зубы, и я не без зависти обратила внимание на его волосы, отливавшие золотом: этот оттенок так подошел бы к моим зеленым глазам!

Лет тридцати с небольшим, довольно красивый, но было в этой красоте что-то декоративное. Даже в первые минуты знакомства, когда этот человек еще не приобрел рокового значения в жизни всех нас, я подумала, что его прекрасные волосы были слишком длинны, а черты лица — слишком правильны. Кроме того, этот душка-моряк казался совершенно неподходящей парой для Грейс и был абсолютно неуместен в суперинтеллигентной толпе, явившейся смотреть классическую трагедию.

Очевидно, он и сам это чувствовал. Грейс возбужденно болтала, он же едва ли произнес пару слов и даже не потрудился скрыть облегчение, когда пришло время проводить ее в зал на последний акт.

Когда я вернулась в «Эмбер-клуб», оказалось, что компания совсем распалась. Элейн исчезла с Николасом Доддом, Норма изощрялась в танце с парнем слащавого вида с другого столика. Молодые люди уединились в мужской компании и, судя по всему, обменивались анекдотами, не предназначенными для слуха воспитанных девушек. Об этом свидетельствовали взрывы хохота.

Я имела все основания считать этот день из ряда вон выходящим. К счастью, к тому времени, когда должна была закончиться «Федра», вновь появилась Элейн. Она казалась не просто бледной, а зеленой и громко заявила о желании немедленно отправиться домой. Я поручила ей найти Норму, а сама побежала за Грейс в «Кембридж» и попала туда как раз в тот момент, когда из зала вышли преподаватели и студенты нашего факультета. Я облачилась в свою накидку, чтобы довести фарс до конца.