Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 49

А внутри оказалось очень просторно и уютно. Ряды мягких кресел, как в кинотеатре, экраны плоских телевизоров, а в глубине зала бар, освещенный разноцветными огоньками. Оттуда доносилась тихая музыка — кажется, Луи Армстронг.

Едва мы нашли свои места, я почувствовала, как паром с легким толчком тронулся с места. Неразлучники — Орхидея и Николай — уселись рядом. Следом сел инспектор. И мне осталось место около него. Что меня абсолютно не устраивало. Я кинула на кресло кофту и сказала:

— Пойду пройдусь по пароходу.

— По парому, — сказал Бондин.

— Да, — кивнула я и хотела было уже направиться прочь, как вспомнила кое о чем и обратилась к Бондину: — Одолжите мне немного местных денег.

— Орхидея, — повернулся к Орхидее Бондин, — вы не могли бы…

Орхидея только кивнула, сложила пальцы, и — вуаля — у нее в руках был целый веер разноцветных бумажек. Которые она и протянула мне.

— Нам плыть полчаса, — сказал инспектор. — Останься, пожалуйста, в форме. Иначе жениха не признаешь.

— А ты на что? — пожала я плечами и пошла.

К бару. Там уже притулилась парочка таких же неприкаянных душ.

Я села на свободный высокий табурет и, пока бармен был занят, стала рассматривать витрину с бутылками, бокалами и всякой мелкой снедью вроде чипсов или конфет.

— Йес, мэдм, — подошел ко мне бармен, молодой черноволосый парень в больших солнцезащитных очках. И еще что-то там прожурчал на английском.

— Ананасовый сок у вас есть? — спросила я на русском, осознавая, что он меня не поймет, и намереваясь объяснять, что такое ананасовый сок, жестами. Можно еще нарисовать ананас.

Но, к моему удивлению, он понял. Достал из холодильника стеклянный кувшин и налил мне сока в высокий бокал. Я протянула руку за бокалом — левую, потому что правой облокачивалась на стойку. А бармен бросил взгляд на мой нелепый, неуклюже мною же сотворенный перстень. И подмигнул мне. Потом ткнул пальцем в кнопку музыкальной системы, и из динамиков зашкворчал мягкий бас Армстронга: «Хэлло, Долли». Это он мне — «Хэлло»? Меня это почему-то ужасно рассмешило (может, водка еще не выветрилась из головы). Парень тоже засмеялся. Наклонился и что-то сказал. По-английски. Я сказала:

— Не понимаю.

Он кивнул на мой перстень и проговорил что-то снова. Да что он хочет-то? Ой, я же могу понять. Я опустила руку вниз, чтобы он не видел, и повернула око.

— А у меня гляделка — очки, — теперь уже по-русски сказал бармен.

— Клево, — улыбнулась я. Так он из наших?! (Ведьминские для меня уже «наши»? Быстро же я вписалась!)

Очки. Прям как у инспектора. Только у бармена очки были стильные: оправа, похоже, полностью из митрила и по одному квадратному бриллианту в верхних наружных углах.

Я все же уточнила:

— Так вы тоже из ведьмовских?

— Моя мама ведьма, — тихо сказал бармен.

Но его расслышала пожилая американка, дувшая пиво, и посмотрела на него с укоризной. Он это заметил, повернулся к ней:

— Понимаете испанский?

А что, он уже перешел на испанский? Я и не заметила. Здоровская все же вещь — око. Как прекрасно понимать всех. Вот интересно, язык животных он переводит? Надо как-нибудь поговорить с кошкой или собакой.

А бар-то как преобразился! Вместо музыкального центра на полке стоял граммофон. Среди современных бутылок появились бутылки, покрытые толстым слоем пыли и с этикетками, написанными от руки, чернилами. У зеркала по краям проступили серебряные пятна амальгамы. На бармене вместо прозаичной черной футболки оказалась белая рубашка, стянутая подтяжками, и широкий шелковый галстук в ромбах. Волосы стали прилизанными, а на смуглом лице появились тонкие напомаженные усики.

— Какая прелесть, — сказала я ему.

— Мой бар? — довольно поднялась ниточка его усов.

— Ваши усики.

Он расхохотался, засверкав белоснежными зубами.

— Могу предложить фирменный коктейль, — его бровь выгнулась над темной линзой очков. — Мне показалось, вы чем-то расстроены…

— Да, — покивала я и невольно вздохнула, вспомнив чем.

— Что произошло? — ласково спросил он, достал с полки самую пыльную бутыль и поставил на стойку бокал из граненого толстого зеленого стекла.

Я наклонилась к нему и прошептала:

— Моего жениха опоили приворотным зельем и увезли. Кажется, на Ла Гомера.

— Можете не шептать, эти американцы, — он кивнул на пожилую пару, — русский точно не понимают… Я очень сочувствую. И у меня для вас кое-что есть, что точно поднимет вам настроение, — он налил из бутылки в бокал, не больше чем на сантиметр, густого, лимонного оттенка ликера или сиропа. Я рассмотрела надпись на пожелтевшей этикетке: «Пиу-Пью. Новый Свет. 1756». Новый Свет — Америка, что ли?

Потом бармен достал другую бутыль, пузатую и большую — на ней значилось: «Канарио. Лансароте. 1935» (как здорово, око и надписи переводит!), и налил из нее слегка пенящегося игристого светлого вина. Ну, по аромату это вроде было вино. А может, просто виноградный сок.

— Из виноградника моей семьи, — сказал бармен.

— О, — уважительно кивнула я.

Почему-то владельцы виноградников вызывают у меня восхищение. Есть в виноградниках что-то романтическое, вам не кажется?

А потом, воровато оглянувшись по сторонам, он достал из-под прилавка сияющую золотисто-зеленоватым светом мини-бутылочку.

— Главный ингредиент, — подмигнул он.

Что там на этикетке, я прочесть не могла — ее закрывали загорелые пальцы бармена.

Он капнул в бокал всего одну каплю светящейся жидкости.

— А что это? — прошептала я.

— Экстракт пофигенции.

— Чего? — рассмеялась я.

Он тоже засмеялся:

— Местная трава вроде агавы. Одна ведьма ее вывела. Скрещивала разные растения и поливала их всякими зельями.

— И назвала ее тоже она?

— Угу. Вообще-то полное название, которое она сама продиктовала секретарше в бюро патентов, когда принесла туда образец растения. — Пофигенция ушастолистная ой-какая-колючая-сволочь-да-и-пофиг.

Я снова рассмеялась, американцы оглянулись на меня. Какой классный бар. Я еще не выпила обещанного чудесного коктейля, а мне уже веселей на душе.

От созерцания магического мира у меня начала кружиться голова, и я отвернула перстень камнем наружу. Бармен что-то проговорил на испанском (наверное, на испанском, он же сам сказал), я снова включила око и сказала тихо:

— Извини, мне надо немного отдохнуть… — Я показала ему кольцо. — Голова кружится.

— О, так ты ведьма недавно? — сказал он.

Я покивала.

— Тогда… — Он наклонился под прилавок, открыл, кажется, холодильник и достал пластиковый контейнер. Откупорил его — какой приятный аромат! — контейнер почти доверху был заполнен зелеными свежими листиками с резными краями.

— Мята? — догадалась я.

— Угу, чтобы голова не кружилась. Попробуй.

Я взяла листик, пожевала. Мягкое серебристое сияние мира оттенилось легкой зеленью. А голова ничуточки не кружилась! Маргарита ведь мне говорила, что есть одно средство, да убежала помогать Далии. А позже в поместье все время была такая суматоха, разве о подобной мелочи вспомнишь?

Бармен помешал коктейль длинной ложечкой и подвинул бокал мне:

— За счет заведения.

— Спасибо, — улыбнулась я. Коктейль в зеленом граненом стакане был прозрачным, очень светлым и будто бы светился. Я поднесла бокал ко рту, а потом спросила, вспомнив просьбу Бондина: — А я останусь в форме? Ну то есть… я ведь приехала жениха расколдовывать… Вдруг после вашего коктейля я его даже не узнаю?

Бармен улыбнулся:

— Узнаете. Но зато перестанете переживать, что он сейчас…

— С другой, — досказала я.

— Да, — виновато кивнул он.

— Это-то мне и надо! — и я отпила немножко из зеленого стакана. Ко мне на язык попало что-то воздушное, прохладное, с легкой сладостью и кислинкой одновременно, с едва уловимыми травяным и фруктовым привкусами. А еще, едва эта волшебная влага очутилась на моем языке, мне показалось, я услышала тихое веселое птичье «фьють-фьють». Я подняла удивленные глаза на бармена.