Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 48

Я уже отвернула кольцо и сама увидела, что мы сидим в красной открытой машинке, с широкой белой полосой по капоту.

— А в Новый год? — продолжила я. — Когда вы над крышами летаете, то тогда подо что маскировка?

— Ни подо что, — сказал Николай. — Так и лечу. Только санки рабочие, большие.

Снова шутит? То есть вообще-то в прошлый раз, как оказалось, он вовсе не шутил.

— То есть люди спокойно могут любоваться Санта-Клаусом или Дедом Морозом на санях? — уточнила я.

— Летящим! — поднял палец Николай. Рулил он одной рукой.

Инспектор посмеивался в своем углу. Типа он умный, все знает, а я тут, дурочка, веду расспросы. Я замолчала и, отвернувшись, стала любоваться пейзажем. Далеко-далеко в голубой дымке синело море. А прямо перед нами раскинулась степь с мелкими зелеными кустиками.

Диван рядом скрипнул, и мне в ухо зашептал голос, разумеется, Бондина:

— Он летает с такой скоростью, что никто не успевает его увидеть. Он умеет растягивать время.

— Еще одна генетическая особенность? — невольно обернулась я.

— Нет, у него есть особенный хронометр. Работает он раз в год и за несколько секунд прокручивает целый год. Так что у Николая целый год для того, чтобы раздать подарки.

— Если в Новый год он проживает еще один год, то он живет в два раза дольше, чем сказал, — в удивлении предположила я.

— Так и есть, — сказал Бондин, довольный. — Быстро ты сообразила.

— А ты думал, я дура?

— Конечно, нет, — улыбнулся он. Потом с неловкостью посмотрел мне в глаза: — Ты извини, что я о твоем женихе так давеча сказал. Каждый может проявить слабость…

— Да, — сказала я. На самом деле мне хотелось закричать: «Вовсе Миша не слабый! Это Мелисса-Крыса сильная! Она же ведьма!» Но в душе я и сама винила Мишу. Может, он и вправду не любит меня так сильно? А я? Насколько он мне дорог? Стал ли он мне по-настоящему близким человеком за эти месяцы? И хотелось бы мне жить с ним вместе всю жизнь?

Черт, это инспектор виноват! Он заставил меня сомневаться в том, в чем я была уверена! Он заставляет меня рассматривать наши с Мишей отношения под критическим углом! Чертов блюститель порядка! Он нарушил порядок в моей голове!

Я выпрямилась, посмотрела Бондину прямо в глаза и сказала тихо:

— Знаешь что, не смей больше касаться темы моей личной жизни.

Он отвел взгляд:

— Хорошо. Не буду.

Мы замолчали. Но я не люблю такое вот напряженное молчание. Знаете, одно дело, когда люди молчат от того, что им вместе и молчать комфортно, а другое — от того, что хотели бы в этот момент разбежаться в разные стороны, да некуда. Поэтому я громко сказала:

— А почему бы вам, Николай, и правда не ездить на машине? И не надо никакой магической маскировки, и в кустах его прятать не надо.

— Потому что я люблю сани, — сказал Санта.

— И они тебе очень идут, — ласково сказала Орхидея, похлопав его по плечу, отчего «Форд» выехал на встречную полосу, потому что у шофера рука уползла влево. Хорошо, что машин на дороге не было.

Влюбленные иногда говорят такие глупости! Просто уши вянут их слушать.

А что, Орхидея и Дед Мороз очень подходят друг другу. Даже по цвету одежды. Она любит черный, он — красный. Прям Стендаль какой-то.

Эх… Да при чем тут одежда. Главное, чтобы… Чтобы людям было о чем поговорить. Наверное. А может, какая-то между ними должна быть связь магическая. Ну, в смысле, что-то особенное, какая-то магия любовная. Только без всяких ведьмовских штук вроде зелья. А вот у нас с Мишей — она есть? Я даже не знаю. Ну, если я еду его спасать на край света, то, наверное, есть. А вот если он убежал от меня на край света, да еще с другой девицей… Но ведь не по своей воле! Ладно, увижу его, разберемся.

Мы домчались до пристани минут за пять. Я включила око, чтобы еще полюбоваться санями.

Мы сошли на землю, и Николай тихо сказал:

— Ох-ох-ох.

Сани лихо сорвались с места, взметнув облако пыли, и исчезли в ближайшем островке джунглей.

Я, выключив гляделку, вполголоса спросила Николая:

— И никто не удивится, если заметит, что кабриолет без водителя, да еще в кусты заехал?

— Пока еще никто не замечал, куда он скрывается. Все заняты своими делами. Спешат на паром до Ла Гомера, например, — и он показал рукой на берег.

Это паром такой? Ничего себе. Я-то всегда представляла, что паром — это такой большой плот. По смутным образам из черно-белых фильмов, наверное. Но, кажется, мои представления несколько устарели. У причала белым двухэтажным айсбергом возвышался какой-то пароход. Ну, может, не совсем пароход, потому что был он какой-то странной непропорциональной формы, напоминающей гигантский кирпич. Или коробку из-под сока, плавающую на боку. Или тапку. Такую огромную, что в нее могли заехать машины и потеряться там. И они в данный момент туда и заезжали. И, может быть, даже там терялись.

— Я за билетом, — сказал Бондин. — А вы пока идите к парому.

Бондин побежал к белому низенькому домику с синими ставнями.

Мы двинулись к пристани и столкнулись нос к носу с маленьким смуглым человечком в белой форме и фуражке. Он что-то сказал — похоже, на ломаном английском.

— Поверни перстень, — шепнула мне Орхидея.

Я повернула. А Николай, видимо, был полиглот.

— Так это ваш автомобиль? — вопрошал человек.

— Нет, — сказал Николай. — Он нас просто подвез.

— Зачем он уехал в деревья?

— Разве? — «удивился» Николай.

— Со мной, со мной, — поманил нас ладонью человек. И зашагал к тем зарослям, где спрятались сани.

Ой-ей. Что сейчас будет? Штраф? Тюрьма?

Мы подошли к обочине. Полицейский перешагнул через бордюр и смело ринулся вперед, раздвигая руками широкие глянцевые листья.

Сани висели себе в воздухе среди помятых зеленых побегов. Интересно, а что видит абориген? Я выключила око.

Ха-ха. Ай да сани. Никакого автомобиля перед нами не было. А был… слон!

Смуглый полицейский вытаращил глаза и произнес что-то, по интонации похожее на: «Что за ерунда тут происходит? Сейчас только я видел, как в кусты заехал блестящий красный автомобиль, а теперь стоит эта огромная, как дом, скотина и помахивает толстым хоботом прямо перед моим носом!» Ну вообще-то он сказал всего пару слов. Но смысл, думаю, был близкий.

Слон поднял хобот и весело продудел. Полицейский быстро достал рацию и забормотал туда в панике (я успела повернуть перстень):

— На острове слон! В Лос-Кристианос, у пристани! И он кричит на меня!.. Никакого виски! Нет, присылайте подкрепление! Святой Колумб! Он собирается убежать!

Сани крутанулись на месте. А слон? Я выключила око. Слоник стоял, невежливо повернувшись к нам своим огромным серым задом. Потом помахал хвостом, поднял его и… навалил кучу.

Мы с Орхидеей хихикнули. Николай строил серьезное лицо, но тоже едва сдерживал смех.

Полицейский что-то заорал в рацию.

— Что он сказал? — спросила я у Орхидеи.

— Просит дворников прислать, — хихикая, ответила она.

А слон не стал дожидаться ни дворников, ни полицейских и дал деру, ломая ветки.

Я повернула перстень, чтобы увидеть, что на самом деле оставили сани. Под пальмами белел сугроб. И таял прямо на глазах.

Полицейский хотел в первое мгновенье бежать за слоном, но потом, видимо, рассудил, что один он его задержать все равно не сможет, а потому остался на месте и повернулся к нам:

— Вы это видели?

— Нет. Да, — ответили мы хором и вразнобой.

— Извините, — сказал Николай, — у нас там паром отплывает.

— Да-да, — ошеломленно пробормотал абориген.

Мы побежали к пристани.

— Этим летним санкам лишь бы пошутить, — проворчал Николай, но голос у него был довольный.

У парома Бондин что-то горячо втолковывал морякам, которые, похоже, уже собирались убирать белую лесенку, как там ее, трап. Завидев нас, инспектор замахал нам руками. И подал билеты мужчине у трапа.

Мы побежали по лестнице наверх и через небольшую дверь зашли внутрь парома. В моем устаревшем представлении мы смогли бы зайти только на паром, но никак не внутрь.