Снег (СИ) - "Сельман Зик" - Страница 28

  14.

  Еще никогда я не чувствовал себя так неловко. Даже, когда смотрел фильмы, и от игры актеров становилось безумно стыдно. Это чувство возникало внезапно и пробирало до костей. Казалось, что актер занимается чем-то абсолютно непотребным - и виноват в этом именно я. Такое даже описать трудно. Обычно я просто отворачивался и ждал, когда щекотливая сцена закончится. В детстве такое случалось довольно часто. Наверное, все дело во впечатлительности. С возрастом, удивляться всё сложнее. Да и чувство стыда возникает всё реже...

  Я лежал под одеялом и старался дышать как можно тише. Сон не шел. Сквозь шторы в комнату пробирался слабый свет Луны, обрисовывая расплывчатые контуры вещей. Он спал на диване у противоположной стены.

  Я постелил ему свежую простынь, дал подушку и шерстяное одеяло. Мы легли одновременно, как пловцы-синхронисты. Я еле двигал руками, снимая и складывая покрывало. Обычно эта процедура занимала у меня доли секунды. В этот раз я будто мастерил из покрывала сложную фигурку оригами.

  Смотреть в его сторону было не то чтобы неловко - скорее, страшно. Слишком большой ценой мне давались все эти голодные взгляды. Когдя я

  наконец нырнул в кровать все-таки отважился посмотреть в его сторону, он уже лежал под одеялом, лицом к стене.

  Я не смог уснуть даже через два часа. Ворочаясь и проклиная его за этот странный визит, я впал в состояние какого-то безразличного транса. По лицу блуждала идиотская улыбка. Открытые глаза смотрели в потолок - и ничего не видели. В таком состоянии я пролежал еще минут тридцать. Потом уставший за день мозг всё-таки сжалился над телом и позволил ему расслабиться. Я не заметил, как уснул. Всё с той же идиотской улыбкой на лице. Но получить удовольствие от сна не успел.

  Я проснулся внезапно, словно от резкой судороги. И почувствовал, что, кроме меня, в постели есть кто-то еще. И я знал - кто.

  Сердце начало биться в рваном ритме, нервно перекачивая кровь. Я попытался вскочить и понял, что не могу этого сделать. Его бедро лежало между моих ног и, ненавязчиво упираясь в пах, прижимало к кровати. Горячие пальцы вовсю шарили по моей груди, потом поднялись к шее и погладили щёку.

  - Ч-ч-чего н-н-надо? - заикаясь выдавил я.

  Меня начала колотить дрожь. Я не знал, что делать. Всё происходящее

  казалось кошмарным сном. Дурацкой и очень злой шуткой. Нужно было

  сбросить его и послать к чертовой матери. А еще лучше - съездить по морде. Но

  вместо этого я лежал и трясся, как напуганный грозой мальчишка, забравшийся

  под одеяло.

  Он приблизился к моему лицу, и щеку обдало теплым дыханием. Сам я

  начинал задыхаться. Касаться его я не смел и всеми силами вжимался в кровать,

  отвоевывая миллиметры личного пространства. Но он приближался снова. Я не видел его лица - только темный силуэт и блестящие в темноте глаза. Пустые и бешеные.

  В этих глазах, как в китайском блюде, смешались все оттенки чувств. Острая ненависть, сладкая нежность и пряная жестокость. Такие глаза, как я тогда подумал, бывают у маньяков, расправляющихся со своими жертвами. Говорят, в момент убийства, который часто совпадает с моментом насилия, убийца любит свою жертву, как никого на свете. Именно любит. И для этого есть очень веская причина. Жизнь, которую жертва дарит убийце, - самый ценный подарок, который один человек может сделать другому. Единственная эквивалентная благодарность за такой "дар" - искренняя любовь. Что в этот момент испытывает жертва, никто не знает. По понятным причинам.

  Так вот, он смотрел на меня так, будто собирался убить. Этот взгляд

  немного отрезвил мою поплывшую, было, голову. Я сжал его бок и прошипел:

  - Отвали от меня.

  Он дернулся, будто моя рука обожгла его, и так же тихо ответил:

  - Нет.

  Тут я впал в ступор. Я бы справился с ним. Не без труда, но справился бы. Он был не намного мощнее меня, к тому же не занимался борьбой. Хотя откуда мне знать?

  Я напрягся и попытался подняться. Одной рукой уперся ему в грудь, другой толкнул в бок. Он с шумом перевернулся на спину. Я практически встал, когда меня бесцеремонно дернули вниз. Я едва успел упереться руками в кровать. Наши лица разделяли какие-то миллиметры. Он держал меня обеими руками, смотрел в глаза и иногда болезненно сжимал пальцы на моей спине, будто разминал затекшие мышцы, которые в этот момент были предельно напряжены.

  - Я сказал, отвали, - повторил я уже гораздо громче.

  - Нет.

  Его руки еще сильнее сжались, я вскрикнул от боли. Но через секунду крик превратился в глухое мычание. Он утонул в его шершавых губах, царапающих мои губы.

  Боль и возбуждение росли одновременно. Я даже не понимал, какое из этих чувств сильнее. Чтобы убрать его руки, мне пришлось лечь на него всем телом. Я перехватил его запястья и развел в стороны. Он продолжал целовать меня, забирая остатки кислорода из моих горящих легких. Я сдавил его руки, прижимая их к изголовью кровати. Мной руководили злость и невесть откуда взявшееся желание командовать. Я прервал поцелуй и слегка приподнялся. Вгляделся в его лицо. Глаза черные от раздавшихся зрачков. Грудь нервно вздымается и блестит от пота. Он смотрит с вызовом и едва уловимым страхом. Не понимаю, чего он боится. Того, что я могу его изуродовать. Или того, что могу всё бросить и просто уйти.

  - Я же сказал от-ва-лить, - шепчу я бешеным голосом.

  Он дергается и пытается освободить руки. Припечатываю его к постели и

  сдавливаю запястья еще сильнее. Он едва слышно стонет. На руках наверняка

  останутся синяки.

  - Что, не нравится?

  Я наклоняюсь и целую его грудь. Потом прикусываю кожу. Он выгибается

  дугой. Еще один укус. Чуть правее. След от зубов багровеет, потом становится

  бледным. В голову лезут мысли о клейме...

  - Перевернись, - рычу я.

  Он смотрит непонимающим взглядом.

  - Перевернись, говорю!

  Я освобождаю его руки и хватаю за бок. Усилие - и тяжелое мускулистое тело переворачивается на живот. Широкая спина напряжена, правая рука закинута за голову. Левую - глажу от запястья, поднимаясь выше, - по рельефным мышцам к плечу и шее. Сжимаю ладонь. Другой рукой спускаю его трусы. Они плотно обтягивают ягодицы и поддаются не сразу. Коленом раздвигаю его ноги, смачиваю ладонь слюной, провожу по члену. Прижимаюсь к нему, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. И резко вхожу. Глубокий стон тонет в подушке. По смуглой спине перекатывается волна мышц. Разглаживаю её губами, вжимаюсь лицом между лопаток. Он так хорошо пахнет!

  Это было... Не знаю, как описать словами то, что я чувствовал, занимаясь с ним сексом. Или всё-таки любовью? Нет, по форме это, конечно, был стопроцентный секс, которым могут заниматься два взрослых мужика. Жесткий, бурный, с утробными стонами и цепью напряженных мышц. Но сколько нежности было в этой силе! От неё было тесно в груди. Горячий воздух, толчками выходящий из легких, обжигал нашу кожу. Именно НАШУ. Ведь в те минуты она была одна на двоих.

  Я хотел финала и боялся его. Боялся потерять то, что имел. После стольких бессонных ночей. После стольких безуспешных попыток забыть его. После всего этого он сам пришел ко мне. Плевать, почему он это сделал. Больше всего меня волновало лишь то, что сейчас он здесь, рядом со мной. Близко, как никогда.

  И всё-таки финал наступил. Я прижал его к постели всем телом. Уткнулся

  носом в затылок, сдерживая острые судороги. Огонь разливался внутри резкими волнами, он проникал в его тело, заставляя содрогаться в ответ. Из его рта вырывались нечленораздельные звуки. Какое-то дикое рычание. Но даже среди них мне удалось расслышать то, отчего голова пошла кругом. Своё имя. Он произнес его, как заклинание, растягивая звуки. Они утонули в подушке и простынях, но я всё равно уловил их.

  Когда всё кончилось, по его спине прошла мелкая дрожь. Я упал