Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Валерина Ирина - Всё циклично Всё циклично

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Всё циклично - Валерина Ирина - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

ДЕРЕВЕНЕЮЩИМ ЯЗЫКОМ

Вот и ходи, руки скрестив, не смотри в глаза,
гнутой сосны ненужней, бездомней ветра.
Полнясь таким тяжёлым, что не сказать,
вряд ли догонишь осень в кричащих гетрах.
Время такое — рыжее, злое, но
дело не в нём, не в ней и ни в ком, по сути.
Падай. Для точки опоры первично дно.
Ритмы рассыпались, есть только ритм ходьбы,
рифмы истлели, остался лишь образ речи.
В левом кармане — жвачка, а в правом — пыль.            
Инструментарий скудный, но человечий.
Падай же, в самом деле, к чему тянуть.
В каждом финале прячется точка роста.
Нужно принять цикутную тишину —
после будет просто.
...Жадно, залпом, как пьют давно желанную женщину
или же чашу мира накануне всеобщей смерти...
Как же много лишнего о себе намерещено,
только сейчас понимаешь. Вертит
чья-то рука волчок, ты — юла, нет — слово «юла»,
нет —  прообраз слова, уже не важно какого.
Хочешь, будешь пчела?
А хочешь, стрела?
А хочешь...
Словом,
решай сама, куда лететь, о чём звенеть,
кого ублажать, за что умирать.                      
Пробуй
всё с начала, зная, что рядом всегда не те,
но сложное не даётся просто — хотя бы для того, чтобы...
...застыв от октябрьских объятий прийти в себя в темноте
/чей это мир какой на дворе век как выглядит дом?/
для нового слова на карте нёба дорогу прокладывая
деревенеющим языком.
***
То ли кризис среднего всеми лапами
наступил на маленькую меня,
посчитав огрызком особо лакомым,
то ли это время пришло менять
дашь на дашь по курсу большой усталости, —
но прижал к земле атмосферный столб.
По утрам зеркалится взгляд безжалостный
и встает ошую двугорбый долг.
«Запасайся, — шепчет, — водой терпения,
впереди нелёгкие времена».
Одесную — пусто. Кокетство с теменью
может даже ангела доконать.
Но, надев пальто, нацепив улыбку,
принимаю правила общежи...
Житие моё, как обычно, зыбко,
пролетаю цели и этажи.
И летит мне вслед остроклювой птицей
тень от авторучки/пера/стило,
чтобы сделать буквой, вживить в страницу:
навсегда, бестрепетно, набело.
***
Медленна речь деревьев — слово рождают век,
пишут зачатки буквы в хрупких прожилках листьев.
Что мне их письменность, я полустёртый след
древнего бога, обрывок неясной мысли,
слог незакрытый, стило без густых чернил.
...Увлажнённый спил —
ток вязкой крови, сплетения тонких веток,
жажда корней и потребность тянуться к свету —
дрожь умирания.
Шелест плакучих ив.
Мне ли читать летописи листвы —
путь от облаток почки и до полёта?
Мне бы снять обручи с маетной головы.
Гадость моя, гемикрания, что ты:
чёрная зависть ближних, недобрый взгляд,
метка по роду, расплата за мелкотемье?
...Темень кромешная. В ней, хороня, хранят
корни, истоки, смыслы, секреты, семя.
Душно на сердце.
Тешится суть-змея:
платьица, ботики, сумки с питоньим принтом.
Я разлюбившая и не люби... Моя
правда теряется в мыслимых лабиринтах.
В почве настывшей едва ли что прорастёт —
в возрасте сбора преступно родить фантомы.
Всякий зачаток несёт в себе зрелый плод,
каждое яблоко почву и корни помнит.
В целом, всё к лучшему, хоть разложи И-Цзин:
лёд обратился в жидкость в прозрачных слизнях,
тянутся в схронах жабы, свистят скворцы.
Март. Плюс двенадцать. Вечер. Начало жизни.

ВЕСЬ ЭТОТ ДЖАЗ

Ладонь к ладони стремится... 
Согреться хочется,
но не жду, чтобы ты объял моё одиночество —
в нём так много звёзд и меня, 
что два мира ты просто не вынесешь,
будь хоть трижды Атлант...
Талант любить рождается с человеком,
но поиски самой чистой воды и вхождения в новые реки 
отбирают это тепло.
Впрочем, прошлое утекло туда,
где время неспешно, 
где темна вода,
где беда, помноженная на беду, 
бормочет в сумеречном бреду 
нескончаемые молитвы.
Хвала оккамовой бритве — я отсекаю лишнее.
Прошлое — прошлому, 
пусть само хоронит своих мертвецов.
Ладонь — к ладони. 
Не нужно слов,
если есть губы, знающие секрет
продолжительного поцелуя.
Полутьма, царящая в мире малом, волнует,
но свет с тобой, 
свет во мне...
В тишине говорят руки, отвечают тела. 
Действительность, отражённая в зеркалах,
возвращается чудом,
в котором я всегда буду 
потенциальным открытием.
Будущее прядётся нитями
неутомимых парок, 
и в общем его полотне,
во всяком новом, 
пока не проявленном дне,
мы вплетены в узор мироздания,
как в небо — птицы,
до тех пор, пока ладонь к ладони стремится...
***
«В квантовой теории всё, что не запрещено, обязательно происходит»
Всё, что не запрещено, обязательно происходит.
Давай рискнём не ограничивать момент обретения чуда рамками.
Пусть себе время, проходя, по асфальту подошвами шаркает —
сентябрь в последние дни категорически безысходен.
Пусть себе, пусть... 
Грусть — грустящим, 
журавлям, как водится, клины.
Нам же, пожалуй, 
«немного солнца в холодной воде»,
и парк дремотный, который наполовину раздет,
и твоя ладонь, 
лёгшая 
мне 
на спину.
Мы оба знаем, что будет позже — позже будет отнюдь не поздно,
ведь преимущество среднего возраста в том, 
что время можно не торопить.
Всё, что не запрещено, 
постепенно собирается из крупиц —
и превращается в мир для двоих 
или, 
нередко, — в звёзды.
Говори... 
Что угодно — мне важно тебя слышать,
как тебе важно накручивать на палец 
шёлком текущую прядь 
оттенка выспевшего каштана 
и на мои ладошки дышать.
Вечер на нашей стороне — не торопясь, подбирается ближе.
Всё, что не запрещено, обязательно происходит.
Собственная вселенная подчиняется законам, придуманным для двоих.
Значит, в едином ритме двух тел, доверчивых и нагих,
момент обретения чуда предсказуемо бесповоротен...
***
И ночь придёт, и будет ночь черна,
в саму себя до дна погружена,
и звёзды скроют облачные бельма,
и запоют огни святого Эльма
на низкой и опасной частоте,
танцуя на антеннах дальней связи,
на мёртвых люстрах, на обломках стен,
на яростных сплетеньях бренных тел,
а после нас накроет белой бязью
забвения и мелкого песка.
Да, так мы возвращаемся к истокам.
Вот голос мой, а вот моя рука.
Я буду петь. Держи меня под током.
Весь этот джаз закончится ничем,
и мы никем закончимся, но всё же
пройди меня, как самый главный обжиг,
открой меня так, как другой не сможет,
услышь меня в смешении фонем,
узнай меня за жадным поцелуем.
Весь этот джаз... Я буду. Будешь ты.
И мир потом придёт из пустоты,
и ночь придёт, и будет...
Аллилуйя.