Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Всё циклично

Валерина Ирина

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Всё циклично - Валерина Ирина - Страница 5

Изменить размер шрифта:

ПСИХОТЕРАПИЯ

Доктор Рентген уверен, что видит тебя насквозь

и знает твою подноготную аж до времен исхода,

поэтому сразу же лезет в душу — расшатывать ось

да заливать открытые раны йодом.

Подавляя в себе обсценную лексику,

берёшь свору эмоций на поводок:

«чудище обло, огромно, стозевно, илайяй»,

но это не повод с цепи срываться на перекрестье дорог,

когда пришло время купировать лишнее,

наблюдая, как застарелая запятая

становится струпом,

сухим,

словно полевой хирург.

Доктор скрывает, что белый халат

носит не по призванию — «ролевики» у него такие.

Доктор излишне зрел, самонадеян — местами ещё упруг,

и ты упорно смотришь в окно, думая о вчерашнем кефире,

которым неплохо бы некоторых напоить,

поскольку при диарее это первейшее средство.

Время выходит — и ты следом за ним.

В прихожей темно, как у афроамериканца в шляпе.

Профи, обладающий поношенным римским профилем,

распяливает на пальцах шубку,

отяжелевшим взглядом предлагая раздеться.

Брезгливо ёжишься, представив, скольких этот сатир

за свою постылую жизнь перелапал,

и выходишь за дверь,

утвердившись в праве на яростное презрение.

...А на улице — небо. Не охватить глазами, не унести,

и человек с просветлённым ликом ходит под ним,

и над его головой колеблется золотеющее свечение.

Любит, понятно.

Желаешь ему удачи и уходишь, гадая,

кто именно за его спиной стоит: Рафаил, Ариэль, Азраил?

***

Укрывшись от занудного дождя

в случайно подвернувшейся кафешке,

где пахнет нафталиновой надеждой,

и люди-тени в прошлое глядят,

легко смотреть в простывшее окно

сквозь чайный пар.

Крупнеет бисер капель,

но крутит жизнь неновое кино:

забеги, что приводят к гандикапу,

любовь как способ, боль как результат

и кровь как смазка сложных механизмов.

К финалу фильма дни летят, шуршат,

кукожатся, кончаются, но жизни

какое дело? День, сезон, года,

эпохи до и после человека —

всё повторимо.

Тесно.

Города

людьми разбухли, словно ломкий крекер

в остывшем чае.

Места даже здесь

хватило на недолгие минуты.

— Позволите? —

Дань вежливости.

Есть

в компании — что выложить кому-то

всю подноготную.

Интим, кругом интим.

Несчастные общественные звери.

Ну, что теперь поделаешь: сидим,

едим, молчим, привычно лицемерим.

А вдуматься, то разницы и нет,

с кем разделять настывшее пространство.

Раз нет того, чьё ласковое "здравствуй"

и хлеб души, и жданный тёплый свет,

то пусть себе, то пусть его, то пусть...

Всё, что возможно, знаю наизусть:

случайный жар, тоска... Прогоркший мёд.

Кино-окно чернеет — тьма идёт,

касаясь стен холодными руками.

Достаточно разглядывать берлинер.

Пора надеть на шею личный камень,

пальто — на плечи, на лицо — личину,

в которой ты так здорово живёшь,

и выйти в дождь, и...

Просто выйти в дождь.

***

Театр теней: стена, источник света,

ладонь, пять незаполненных минут —

и вот уже страдают и зовут,

и тот влюблён, а этот оклеветан,

а кто иной — далече и не с теми.

Всё как везде. Проекция. Пассаж.

И тень монеты ломаной не дашь

за право оставаться в этой теме.

Играйте, пальцы, — свет пока за вас,

а если поточнее, то за вами.

Недолог век у вечной мелодрамы:

один сухой щелчок — и свет погас-

нет, и наступит темнота,

из века в век равняющая тени

себе, сиречь, нулю.

...Рычащий демон;

«всё есть одно»*, начавшийся с хвоста

и неспособный смыслом разрешиться;

дрожащий пёс; мяукающий кот;

и — смена сцены — пропасть тёмных вод,

и над волной растрёпанные птицы —

иллюзия, обман, игра теней,

но если присмотреться, то на дне

есть ты, есть я, реальные не боле,

чем чёрный сфинкс, летящий краем моря.

_______________________________________________

* уроборос, ороборо

***

«Всё лишь бредни—шерри-бренди, ангел мой»

О. Мандельштам.

Всё шерри-бренди, милый, всё херня:

игра в любовь;

играющие нами;

полезные не больше, чем сорняк,

слова, не приходящие стихами;

да и стихи, чего греха таить,

занятие заведомо пустое.

Тоска, обыкновенная, как сныть,

растёт себе, и в прочем травостое

смешных обид, надуманных страстей

ничем не выделяется по сути —

бастард любви, прилипчивый репей,

мать словоблудий.

Смотри же в небо, там закат вишнёв,

хоть черри-бренди всё-таки не шерри.

Лови момент и слушай соловьёв –—

от них неимоверно хорошеет,

и тянется младенчески душа,

перерастая страхи и пределы,

и кажется возможным не дышать,

забыв о теле.

...Вот-вот, и тьма сойдёт на деревушку,

и можно, в доме свет расшевелив,

нетягостно молчать и чутко слушать,

как в ночь летит корпускула Земли –—

часть малая того, что бесконечно.

В масштабах этих мыслится легко,

и всё, не познаваемое речью,

нисходит, словно в кофе молоко.

Пей шерри, милый, мы всего лишь люди,

за это нам позволено грешить,

глазеть на звёзды и мечтать о чуде,

и верить в инкарнацию души.

Чуть позже будет зной и сухость лета,

покосов первых колкая стерня,

и то, что остаётся без ответа,

и прочая, дружочек мой, херня.