Леди-цыганка - Басби Ширли - Страница 52

Со временем Кэтрин, к своему большому ужасу, обнаружила, что ей приятно общество Джейсона. Если уж он хотел кого-то очаровать, то становился поистине неотразимым. Бороться с т а, к и м Джейсоном было бессмысленно, безрассудно, это было заведомо проигранное сражение.

Порой, большей частью ночью, когда она лежала в одиночестве и не могла заснуть, она пересматривала и перебирала все, что с нею и с ним произошло и происходило. Получался тупик. В эти моменты она ненавидела Джейсона и проклинала себя за то, что положила на него глаз, за то, что возвратилась в цыганский табор в ту фатальную ночь. Но то было ночью. Днем она должна была подчиняться правилам игры, в которую бросила ее судьба и которую выбрала она сама.

В «Крильоне» были и другие постояльцы из Англии, а Париж после Амьенского мира притягивал к себе английских аристократов, невзирая на угрозу войны. Некоторые приехали, любопытствуя взглянуть на новое государство черни, другие потому, что теперь это было место, ставшее модным, а иные просто потому, что не было другого города, подобного Парижу весной. Возрастающий наплыв соотечественников повергал Кэтрин в ужас, ее трясло от мысли, что рано или поздно кто-нибудь обязательно узнает ее.

Что же до Джейсона, то он без смущения и с изрядной долей сардонического развлечения холодно представлял ее как свою жену и другим постояльцам, и всем соотечественникам, которых они встречали. Было лишь одно исключение – всеми силами он избегал Монро и появлялся у него всегда без Кэтрин.

Если было ясно, что воздержание, существовавшее между ними, не продлится долго – Джейсон был требовательный любовник и не собирался ограничивать себя только вздохами, – то очевидно было и то, что их загадке должен был прийти конец. Первая трещина в раковине их обмана появилась с неожиданной стороны.

Джейсон, как и обещал, снова зашел в американскую миссию, чтобы встретиться и с Ливингстоном, и с Монро. Это была чрезвычайная по осторожности беседа. Он деликатно лавировал между готовностью сказать то, что успокоило бы их страхи, не раскрывая источника информации, и прямым отказом отвечать на их вопросы.

Роберт Ливингстон, пожилой крупный мужчина с залысинами на голове, глухой, как тетеря, о чем твердили злые языки, вовсе не был дураком, и Джейсон испытывал определенное неудобство, когда Ливингстон задерживал на нем долгий испытующий взгляд. Его острые серые глаза словно читали мысли Джейсона, расположившегося в кожаном кресле и размышлявшего, догадался ли Ливингстон, как ловко обошли американцев.

Поразительно, что, при всей его сомнительной роли в этих действиях, американцы с готовностью информировали его о состоянии их дел. И то, что они были в замешательстве, также было несомненно, поскольку Монро пробормотал зло:

– Черт возьми! Что подразумевает Барби-Марбуа? Что, они хотят обсуждать вопрос о Флориде? Я понимаю, один из пунктов, который мы должны были решить, это вопрос о нашей юрисдикции там! А теперь Барби-Марбуа заявляет прямо, что единственное, о чем французское правительство хочет вести переговоры, это вопрос о продаже всего района Луизианы! Об этом, и больше ни о чем! Говорю вам, я уже не понимаю, стою ли я на ногах или на голове!

Джейсон сочувствовал американской позиции, но, пока правительство Наполеона не пыталось обмануть их, он не мог просвещать дипломатов и дальше. До сих пор его роль была второстепенной, и он намеревался выжидать, что будет дальше.

Он также заметил, что хотя Ливингстон предоставлял Монро вести все разговоры, но из них двоих он больше стремился к тому, чтобы выиграть главный приз столетия, чем речистый мистер Монро. И не потому, что сомневался в способностях Монро, Джейсон чувствовал: Ливингстон спокойно рассчитывает курс, которым они должны следовать за столом переговоров, и когда-нибудь французы еще обнаружат, что Ливингстон вовсе не такая соня, как выглядит!

Джейсон уже собрался уходить, когда Монро остановил его вопросом:

– Я увижу вас сегодня вечером на приеме?

Джейсон утвердительно кивнул и после нескольких вежливых слов откланялся. Он не видел ничего особенного в этом предложении: сказывалось приятельство Монро с Гаем и то, что, как он подозревал, американцы хотят держать его под наблюдением; во всяком случае, его приглашали почти на все приемы, которые устраивали американцы. Он не отклонял все приглашения, но и не погружался в дипломатическую жизнь глубже, чем хотел.

А тут еще Тамара представляла проблему. Не следовало вовлекать ее в эту сферу как свою жену, одно дело – мистифицировать случайно встреченных соотечественников, а другое – обманывать людей, знакомых друг с другом семьями. Но он слишком часто оставлял ее по вечерам одну. И вовсе не чувство вины руководило им при этом, не сожаление о том, что она ужинает в одиночестве, а он развлекается со сливками парижского общества, – его не покидало скрытое беспокойство, что она еще отважится на побег.

Если бы его спросили, почему он этого боится, почему хочет, чтобы она оставалась с ним, он бы не мог внятно ответить. Определенно не потому, что она согревала его пустую постель – с того дня, как они прибыли во Францию, он до нее не дотрагивался. И не потому, что выложил огромную сумму на ее туалеты и ювелирные украшения. Если бы она была ему неприятна или надоела, он бы выпроводил ее без колебаний! Тогда почему же он заточил ее в своих апартаментах, словно принцессу в башне из слоновой кости? Нехотя он вынужден был признать, что до сих пор она очаровывала его, как ни одна другая женщина. И не потому, что он был слеп к прелестям других женщин. Например, настроение его поднималось, когда он думал о милой Клариссе, с которой встретился на двух последних приемах в американской миссии. Она не спускала с него глаз и, похоже, благосклонно отнеслась бы к его амурным авансам. Он намеревался назначить свидание, если встретит ее на приеме.

Кларисса принадлежала к тому типу женщин, которые всегда льнули к нему: такая скучающая светская красавица, замужем за человеком много старше себя, любит флиртовать с юными, лихими озорниками, а если флирт ведет к связи, то кто тут умнее?

Званый вечер должен был состояться в громадных, выходящих на Сену апартаментах Ливингстона. Джейсон рассматривал его как прелюдию, предшествующую возможной любовной связи с Клариссой. Тот факт, что все проходило под носом мужа, придавал обстоятельствам дополнительную пикантность и возбуждал его. Когда прием еще не перевалил и за середину, Джейсон уже увлек Клариссу в темную комнату, и ее пылкий отклик на его объятия подтвердил, что она желала бы более интимного тет-а-тет. Между поцелуями, от которых Кларисса задыхалась, Джейсон получил обещание на следующий день встретиться у моста Понт-Неф.

Чрезвычайно довольный, Джейсон благоразумно проводил ее в главный салон, а сам беззаботно присоединился к группе людей, беседующих у распахнутых темного дерева дверей, ведущих на большой, нависающий над Сеной балкон. В группе был Монро и грузный муж Клариссы – он был помощником Марбуа. Двух других джентльменов он не знал, хотя, как ему помнилось, и был им представлен в какой-то из предыдущих вечеров. При виде пятого человека Джейсон сразу прикусил язык, хотя ему и не было надобности представляться – им оказался шевалье Д'Арси.

Д'Арси сразу заметил интригу Джейсона и Клариссы и, поскольку это отвечало сущности его натуры, не преминул лукаво спросить:

– Мсье Сэвидж, а где же ваша милая жена? Что-то я ее здесь не вижу. Надеюсь, она не заболела? Она была так очаровательна на днях.

Монро окинул Джейсона изумленным взглядом и воскликнул:

– Жена? Джейсон, вы никогда не говорили об этом! Непростительно, я был бы очень рад принять и вашу жену!

Постаравшись сохранить безразличный вид, Джейсон сказал холодно:

– Как новобрачный, я стараюсь держать ее возле себя. К тому же Тамара очень стеснительна.

Преодолев первое замешательство, Монро был определенно обрадован, потому что знал, о чем мечтал Гай. Хлопая Джейсона по спине и принося самые искренние поздравления, он спросил: