Слово Императора (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 48

Внутри, особенно после яркого дневного света, оказалось темно как в погребе, так что я на всякий случай ухватилась за локоть идущего впереди Руамара. Во-первых, чтобы случайно не упасть, а, во-вторых, чтобы не потеряться. Конечно, особенно блуждать здесь было негде, но мне так было спокойней.

Через несколько секунд затеплился слабый огонёк старой масляной лампы, немного рассеивая темноту и позволяя разглядеть скудную обстановку дома. Глиняные стены были закрыты какими-то засаленными тряпками; кажется, при создании это были узорчатые ковры или тканые гобелены, но годы оказались к ним жестоки. Несколько маленьких окошек были закрыты тяжёлыми ставнями, не пускающими внутрь солнечные лучи и сопутствующий им дневной зной. Середину единственной комнаты занимала внушительных размеров печка — круглая, с круглым же зевом пекла и толстой трубой, уходящей в потолок. На опоясывающем её каменном бортике стояла какая-то посуда. Мятая жестяная лампа висела на трёх цепочках на вмурованном в печную трубу кронштейне.

Слева от входа, между печью и стеной, располагался добротный стол с двумя скамьями, справа — низкий лежак, кажется, представлявший собой сундук. Кроме того, в углу стоял шкаф, вместо двери прикрытый полотнищем ткани, а слева от входа имелась занозистая отвесная лестница, упирающаяся в люк на потолке, и на полу под ней, кстати, тоже был люк. За ней темнела солидных размеров бочка, за которой в самый угол был втиснут умывальник над большой глиняной миской.

Кивнув нам садиться на скамью, хозяин проковылял к печке.

— Уж не взыщите, разносолов предложить не могу. Лепёшки, каша да овечий сыр. И вода, конечно.

— Вода — это главный разносол, — хмыкнул Руамар. Уру всё-таки не выдержала и бросилась помогать хозяину собирать на стол. А я, взяв со стола почти пустой кувшин, направилась к бочке, на крышке которой лежал черпак. Правда, больше всего мне сейчас хотелось в эту самую бочку нырнуть целиком или хотя бы выпить сразу пару черпаков, минуя кувшин. Но я сдержалась, аккуратно набрала драгоценную жидкость в посудину, стараясь не пролить ни капли.

— Как же ты, путник, с двумя девками среди степи оказался? — полюбопытствовал хозяин, когда мы всё-таки устроились за столом и, вдосталь напившись безумно вкусной воды с лёгким болотистым привкусом, набросились на еду. Не знаю, как с разносолами, но сейчас в еде главным было её количество и питательные свойства, а густая каша и чуть подсохшие лепёшки в этом отношении были почти идеальны. Особенно вместе с сыром; тот был нечеловечески солёным, пах овчиной, но неожиданно оказался по-настоящему вкусным. Хотя, может, это мне тоже с голоду показалось.

— Зови меня Маром, — представился Император. — Посчастливилось выжить в катастрофе дирижабля, — честно признался он. Пожалуй, придумать какое-то ещё объяснение было бы сложно: на путников мы действительно походили мало, а до моря явно было далеко. — А ты почему живёшь один в такой глуши?

— А меня зови Миром, — усмехнулся хозяин. — Отчего же глуши? Овец пасу, за колодцем слежу. Мимо путники ходят вроде тебя, мне спасибо говорят, что-то меняют, что-то оставляют. А что один… я же не спрашиваю тебя, по какому чувству ты себе в жёны беззубую взял и от кого теперь с ней бегаешь. Расскажи лучше, что в мире делается?

Я хотела уточнить, как Мир об этом догадался, но вовремя вспомнила слова Руамара в первый же день нашего знакомства, что запах супругов смешивается, и это говорит о более-менее гармоничных отношениях в паре. Учитывая, сколько времени мы с ним проводили вдвоём, надо думать, пахли мы уже в самом деле одинаково. Вечно я забываю про это их чутьё!

— Война кончилась, — со смешком отозвался Император.

— Как же, как же, об этом слыхал. Вроде как Владыка удумал женить младшего брата на орской принцессе, а?

— Уже женил, — хмыкнул Руамар.

— И то верно, — степенно кивнул Мир. — Негоже, ох, негоже нам с Орсой драться! С другими можно, а с ними — нет!

— Почему ты так считаешь? — мне кажется, такой точке зрения степного жителя сам главный инициатор этого примирения удивился очень искренне.

— Да потому что похожи мы, — невозмутимо пожал плечами тот. — Как братья похожи; тыбары — ящеры ползучие, чифали — вовсе не то птицы, не то камни, а остальные того хуже. А мы, почитай, родня — у всех кровь красная, тёплая, течёт одинаково. И мысли у нас одинаковые, и глупости. Уж ты-то при такой жене должен понимать, — усмехнулся хозяин.

— Понимаю, — согласился Император, покосившись на меня.

— Хорошую новость ты принёс, Мар. А что ещё делается?

Собственно, в таком духе и прошёл вечер. Про себя хозяин не говорил, всё больше спрашивал. Впрочем, наши личности его тоже не слишком-то интересовали, больше глобальные вопросы. И его можно было понять: если он не был в курсе связанных с заключением мирного договора событий с подменой жениха в последний момент, гости у него бывали нечасто. Но, судя по тому, что он всё-таки знал о планах по заключению договора, порой действительно забредали.

К разговору я прислушивалась краем уха, больше занятая своими мыслями, основных из которых было две.

Во-первых, опять вернулось любопытство в отношении Мурмара: если каждая блоха в Руше была в курсе, что младший брат Императора должен жениться на орской принцессе, почему жрицы провели для него обряд? В соответствии с какой-то традицией не имели права отказать желающей добровольно заключить брак паре? Инварр-ару отказали, значит, лазейка всё-таки была. И если после вмешательства Императора всё наладилось, значит, это именно лазейка, которую можно прикрыть, а не «закон для всех оборотней». Получается, его женили, потому что не имели ничего против брака. Хотели поспособствовать нарушению договора? Предполагали (или точно знали, с этими мистическими практиками никогда нельзя знать наверняка), как всё обернётся, и считали, что так будет лучше? Или я придумываю проблему на пустом месте, и отказать ему не могли точно так же, как и Владыке — по праву крови Шаар-ан? Как жалко, что я очень мало знала о служительницах культа Первопредка! Как, впрочем, и о нашем Триумвирате.

А, во-вторых, мне не давали покоя слова этого степного отшельника. Нет, я и прежде неоднократно отмечала, что оборотни к нам гораздо ближе остальных разумных видов: это было очевидно, и отрицать это было глупо. Вопрос «почему так» посещал меня и прежде, и не только меня, и версий существовало множество, от смешных до очень логичных и от вполне мирных до откровенно злобных. Например, по одной из последних Первопредок раньше был домашним животным Триумвирата, после чего сбежал и, нахватавшись от хозяев всякого, сотворил оборотней. Частично по своему образу и подобию, а частично — содрав с людей. Наиболее разумной, впрочем, представлялась версия о том, что в древности мы были одним народом, а потом что-то случилось — и дороги разошлись. Сложнее всего в этой концепции было ответить на два вопроса: что именно случилось и какими мы всё-таки были в той древности?

Сейчас, в этой лачуге посреди бескрайней рушской степи, мне казалось, что ответ совсем рядом. Что он очевиден, надо только сложить два и два, и всё получится. Но за пару мгновений до того момента, как в моей голове всё-таки сложилась картинка, Руамар скомандовал отбой.

Прогонять хозяина с его лежанки мы не стали, вполне ограничившись соломенными тюфяками, уложенными в углу ещё одной постройки хлипкого вида, внутри которой имелся приличных размеров загон, сейчас пустующий. В загоне отчётливо пахло овцами; даже я поморщилась, а уж оборотней с их чуткими носами можно было только пожалеть.

— Как-то странно он пасёт овец, — высказалась я, когда хозяин ушёл, оставив нас в «ароматном» сумраке овчарни. — Я не большой специалист, но мне всегда казалось, что пастух должен сопровождать стадо. А я у него здесь даже лошади не видела. Может, он всё-таки не один живёт?

— Больше никем в доме не пахнет, — неуверенно усаживаясь на свой тюфяк, проговорила Уру.

— За овчиной трудно различить, но, по-моему, здесь есть собаки. В принципе, если собаки хорошо обученные, они сами могут пасти и охранять стадо; но всё равно это обычно делается под контролем пастуха, — задумчиво добавил Руамар. — Соглашусь, очень странный тип. Мне кажется, он не так прост, как хочет казаться, и я почти уверен, что он прекрасно понял, кто мы такие на самом деле.