Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 79

Наконец мы добираемся до места, где обычно располагается первый лагерь, сбрасываем на землю груз и садимся, тяжело дыша и прислонившись спиной к камням. Это место использовалось предыдущими экспедициями начиная с 1921 года; тут видны такие же неприглядные признаки присутствия людей, как в базовом лагере, и здесь тоже ручеек свежей воды выходит из каменной стены морены. Предыдущие экспедиции не построили в этом месте сангха — низкие стены из камней для дополнительной защиты от ветра, внутри которых ставится палатка или натягивается брезент, — но хорошо видны многочисленные площадки, с которых были убраны камни, а поверхность по возможности выровнена.

— Мы поставим одну палатку Уимпера и одну поменьше, перекусим и пойдем назад, — говорит Дикон.

— Зачем все это было? — спрашивает Реджи.

Я еще не отдышался и не в состоянии присоединиться к дискуссии, даже если бы хотел. Но не хочу. Жан-Клод, похоже, не испытывает проблем с дыханием; он упирается локтями в колени, режет яблоко и отправляет кусочки в рот, но явно не испытывает желания принять участие в разговоре.

— Что именно, леди Бромли-Монфор? — Глаза Дикона широко раскрываются в притворном удивлении.

— Этот бесполезный поход с грузом к первому лагерю, — резко говорит Реджи. — В прошлом году Нортон и Джеффри Брюс поручили носильщикам доставить все грузы в первый, второй и третий лагеря, а британские альпинисты оставались в базовом лагере и берегли силы для подъема к Северному седлу и выше.

— Разве вы с Пасангом сами не несли сюда свой груз в августе прошлого года? — спрашивает Дикон.

— Да, но нам помогали полдюжины шерпов. И мы с Пасангом несли только легкие палатки до каждого лагеря… а также минимум продуктов.

Дикон молча пьет из своей фляжки.

— Это была такая проверка? — не отступает Реджи. — Дешевая проверка Джейка, Жан-Клода и меня, как будто мы только что не прошли триста пятьдесят миль, преодолели перевалы и поднялись до девятнадцати тысяч футов? Проверка, сможем ли мы протащить сорок с лишним фунтов через всю долину?

Дикон пожимает плечами.

Реджи спокойно извлекает из перегруженного рюкзака тяжелую банку консервированных персиков и запускает в голову Дикона. Тот пригибается, едва успев уклониться. Банка с персиками отскакивает от камня, но не взрывается.

Жан-Клод весело смеется.

Дикон указывает поверх голов Реджи и Же-Ка.

— Смотрите.

Снег перестал, и на юге облака расступились. Верхние подступы к Эвересту по-прежнему находятся в девяти опасных милях от ледника и Северного седла, и в двух милях выше нас, но воздух Гималаев настолько чист и прозрачен, что кажется, протяни руку — и коснешься хорошо видных первой и второй ступеней, проведешь пальцем по ущелью Нортона, прижмешь ладонь к заснеженному пику на самой вершине…

Мы молчим. Затем Реджи вываливает содержимое своего тяжело нагруженного рюкзака на землю и встает.

— Можете ставить здесь палатки и складывать свои банки с консервами, мистер Дикон. Я возвращаюсь в базовый лагерь, чтобы распределить груз между шерпами для двух завтрашних рейсов.

Затем свой рюкзак опустошает Жан-Клод; ткань палатки хлопает на ветру, превратившемся в легкий бриз.

— Я иду в базовый лагерь — нужно закончить знакомство шерпов с техникой использования «кошек» и жумаров.

Же-Ка исчезает внизу, среди кальгаспор; от Реджи его отделяют несколько минут, однако он, похоже, не делает попыток догнать ее.

Я сижу, прислонив к себе рюкзак.

— Давай, опустошай его, Джейк, и иди, — говорит Дикон и раскуривает трубку. — Реджи абсолютно права. Это действительно была своего рода проверка, и я был неправ, вынуждая вас пройти ее.

Это один из немногих случаев, когда Дикон называет ее «Реджи».

— У меня нет никаких неотложных дел в базовом лагере. — Должен признаться, что я раздражен не только проверкой в наши первые дни на такой высоте, но также дымом от этой проклятой трубки, которым приходится дышать, когда я не в состоянии даже сделать глубокий вдох. — Помогу тебе поставить эти две палатки, — слышу я свой голос.

Дикон снова пожимает плечами, но медленно встает, по-прежнему не отрывая взгляда от еще яснее проступившей громады Эвереста.

Стараясь не дышать слишком громко, я роюсь в груде вещей, отыскивая большой брезентовый пол палатки Уимпера.

Вторник, 5 мая 1925 года

До местоположения третьего лагеря мы добираемся около полудня, и когда выходим из леса ледяных пирамид в «корыте» ниже ледника и перед нами впервые открывается вид на Северное седло позади ледника и выше его, у меня невольно вырывается:

— Боже, какое жуткое место!

Еще более мрачным его делает пирамида из камней поблизости от громадной стены из снега и льда, ведущей к Северному седлу, — памятник семи носильщикам, погибшим под лавиной в 1922 году. Семь пустых кислородных баллонов, сложенных около каменной пирамиды, придают ей особенно трогательный вид.

Конечно, я не могу знать, что со временем третий лагерь станет для всех нас источником менее разреженного воздуха и убежищем от невероятных испытаний, но теперь он сам стал суровым испытанием для моей выносливости.

Первыми переход из второго в третий лагерь совершаем мы с Жан-Клодом. Мы идем в связках с нашими «тиграми», по трое: Лакра Йишей и Норбу Чеди с Же-Ка, Анг Чири и Бабу Рита со мной. Наша группа останавливается немного поодаль от лагеря — это место, как всегда, отмечено разбросанными шестами, обрывками брезента, разорванными и засыпанными снегом старыми палатками и другим мусором, оставленным предыдущими экспедициями, — и смотрит вперед, на 1000-футовую стену из льда и снега, ведущую к Северному седлу, которое соединяет Северный гребень Эвереста с южными гребнями Чангзе. Само слово «седло» предполагает понижение, но это самое высокое горное седло, какое мне приходилось видеть.

Обессиленные шерпы сидят на камнях и тяжело дышат, а мы с Же-Ка смотрим в бинокль на гигантскую стену из снега и льда, вздымающуюся позади третьего лагеря. Я радуюсь, что рядом со мной только Жан-Клод и шерпы. Реджи сегодня во втором лагере, руководит второй группой шерпов, которые должны доставить грузы сюда, в третий лагерь, по маршруту через ледник, отмеченному Же-Ка бамбуковыми вешками. Дикон вместе с третьей группой «тигров» совершает челночные рейды от базового лагеря к лагерям I и II.

— Дымоход Мэллори исчез, — говорит Жан-Клод и протягивает мне маленький полевой бинокль.

Год назад Мэллори преодолел последние 200 футов стены, поднявшись в свободном стиле по ледяному камину до Северного седла, и именно в этой трещине в вертикальной стене льда спустили самодельную лестницу из веревок и деревянных планок, изготовленную Сэнди Ирвином, — ту самую, которой, как нам лгал Зигль, пользовались его спутники. По этой лестнице, несмотря на ее неважное состояние, также поднимались Реджи и Пасанг в августе прошлого года. Лестница позволила многочисленным носильщикам огромной прошлогодней экспедиции подняться на Северное седло без необходимости вырубать для них ступени.

Теперь и сам ледяной камин, и лестница исчезли, затертые в складках постоянно перемещающейся ледяной стены и всего ледника. Последние 200 футов до карниза на Северном седле, где ставили палатки обе предыдущие экспедиции, снова представляли собой сплошную вертикальную поверхность скользкого льда. Более 800 метров снега и льда ниже ее выглядели не менее устрашающе.

— Снежные поля подступили к самой ледяной стене, — говорю я между двумя судорожными вдохами. Этот непростой участок между вторым и третьим лагерями мы преодолевали без кислорода — последний участок без кислородных масок, если Дикон не отступит от первоначального плана, — и я понимаю, почему наши «тигры»-шерпы едва не падают от усталости. Они сидят, привалившись к своим рюкзакам, не в силах сбросить со спины тридцати- или сорокафунтовую поклажу.

Жан-Клод снимает очки и, прищурившись, разглядывает ледяную стену.