Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 46

— Ненамного выше, — заметил Дикон. — В тот день мы не поднялись бы на вершину, Джордж. Это было просто невозможно.

Финч улыбнулся своей странной, напряженной улыбкой.

— Мы с вами могли бы покорить ее, отправив Брюса назад в пятый лагерь, а сами продолжив двигаться к гребню и выше… и если были бы готовы умереть там. Думаю, мы добрались бы до вершины к заходу солнца.

Дикон снова покачал головой. Я понял, что он отрицает не эту возможность — что они вдвоем поднялись бы на вершину Эвереста на закате солнца в тот день в конце мая 1922 года, — а лишь то, что он, Дикон, готов заплатить за это жизнью.

Я решил задать очевидный вопрос (но, возможно, оскорбительный для Финча, который отстаивал необходимость использования кислорода на Эвересте).

— А эта аппаратура действительно помогает? Большинство английских альпинистов, которых я знаю, против использования ее на Эвересте.

К моему удивлению, ответил мне Дикон:

— Большинство английских альпинистов не поднимались на высоту даже нижней части Северного седла Эвереста. В противном случае они знали бы о преимуществах кислорода… возможно, он так же необходим, как запасы продуктов или печка, на которой растапливают снег, чтобы получить горячую воду.

Вероятно, у нас с Жан-Клодом был скептический вид — у меня точно, — потому что Финч пустился в подробные объяснения. Паузу он сделал всего один раз.

— Джентльмены, вам удобнее метрическая система мер или английские футы?

— Все равно, — ответил Жан-Клод.

Я признался, что метрическая система для меня непривычна. Несмотря на частое использование метров и километров во время своих восхождений во Франции, Италии и Швейцарии, мне все равно трудно пересчитывать их в футы или мили.

— Тогда буду пользоваться и тем, и другим, — сказал Финч. — Всего один пример. Во время экспедиции тысяча девятьсот двадцать второго года были две серьезные попытки покорения вершины из выдвинутого вперед базового лагеря, который в том году располагался на высоте пяти тысяч ста восьмидесяти метров — то есть семнадцати тысяч футов, мистер Перри. Джордж Мэллори и Говард Сомервелл во время своих попыток поднялись на высоту восьми тысяч трехсот двадцати метров, приблизительно двадцати семи тысяч футов, за четырнадцать с половиной часов. И это — запомните — без кислорода. Таким образом, скорость подъема Мэллори и Сомервелла составляла сто двадцать метров — приблизительно триста девяносто три фута — в час. Пока все понятно?

Мы с Же-Ка кивнули, но я был неискренен. Нить математических выкладок я потерял уже на первой цифре.

— Затем Ричард, Джеффри Брюс и я, также выступив из выдвинутого вперед базового лагеря, поднялись на высоту восьми тысяч трехсот двадцати метров… двадцати семи тысяч трехсот футов, о чем я уже говорил и к чему буду еще возвращаться, поскольку это самая высокая точка на Эвересте, на которую поднимался человек до исчезновения Мэллори и Ирвина в прошлом году. С кислородом нам понадобилось двенадцать часов с четвертью, чтобы подняться на эту высоту. Получается, что мы втроем, пользуясь примитивными кислородными аппаратами, шли со скоростью сто пятьдесят метров… или примерно пятьсот семнадцать футов в час. Совершенно очевидно, что это выше скорости восхождения Мэллори или Сомервелла, и Ричард согласится со мной, что мы могли бы подняться еще выше, если бы сильный ветер на гребне не вынудил нас к медленному траверсу Северной стены.

Жан-Клод поднял палец, словно студент, намеревающийся задать вопрос преподавателю.

— Однако вам пришлось повернуть назад из-за поломки клапана в аппарате Брюса. Значит, в конечном итоге кислородные баллоны лишили вас шанса подняться на вершину.

Финч улыбнулся.

— Проблему с клапаном мы еще подробно обсудим, когда я до нее дойду. Но не забывайте, месье, о еще одном преимуществе баллонов с кислородом на такой высоте. — Он перевел взгляд на Дикона. — Они спасли жизнь нам троим.

— Как это? — спросил я.

— Двадцать четвертого мая мы с Ричардом и Брюсом отправили носильщиков вниз и поставили палатку на открытом месте на высоте двадцать пять тысяч шестьсот футов — семьдесят восемь сотен метров. В результате мы оказались запертыми там на тридцать шесть часов из-за сильного ветра, который буквально приподнимал палатку над землей. Палатка превратилась в парус на краю обрыва глубиной в три тысячи футов. Спать было невозможно, и мы провели весь день и всю ночь, пытаясь удержать пол палатки, а время от времени кто-то выходил на ураганный ветер, чтобы привязать еще одну веревку к камню. Когда буря немного ослабла, нам нужно было немедленно спускаться ниже, но никто этого не хотел, несмотря на то, что у нас заканчивались продукты, а тела онемели от холода. В ту ночь мы сильно ослабли, и у всех троих появились первые признаки переохлаждения, которые к утру стали бы необратимыми. После еще одной бессонной ночи на этом коварном холоде никто из нас не смог бы спуститься в лагерь. Тогда я вспомнил о баллонах с кислородом, которые мы захватили с собой.

Мы посмотрели на Дикона. Его кивок был почти незаметен.

— В ту ночь кислород спас нам жизнь, — сказал он. — Всю ночь, как только холод становился невыносимым, мы начинали передавать друг другу баллон с кислородом, и от нескольких глотков живительного воздуха становилось теплее… эффект был мгновенным. Это позволило нам немного поспать, согреться и пережить худшую ночь, что я когда-либо проводил в горах.

— На следующее утро мы попытались дойти до вершины, — сказал Финч. — Мы покинули палатку в шесть тридцать и начали подъем. Кислородная аппаратура не только не дала нам замерзнуть насмерть той ночью, но и восстановила нашу решимость на следующий день подняться на вершину — или, по крайней мере, на Северо-Восточный гребень. Не забудьте, что это было после рекордных сорока восьми часов на беспрецедентной высоте, почти без еды и с ограниченным количеством воды. Ветер был так силен, что мы даже не могли набрать котелок снега снаружи или разжечь печку. Но кислород позволил нам в тот день все равно пойти на гребень. Со скоростью, о которой я уже говорил, мы поднялись на высоту двадцать пять тысяч пятьсот футов, много часов используя баллоны с кислородом, при скорости подъема шестьсот шестьдесят шесть футов в час — сравните с тремястами шестьюдесятью тремя футами в час у Мэллори и Сомервелла. Почти в два раза больше, джентльмены.

— Хорошо, — сказал я Дикону и Финчу. — Это убеждает даже меня. Мы пойдем с кислородными аппаратами. Как они работают, Финч?

Тот начинает объяснять нам с Жан-Клодом принцип работы кислородного оборудования, обращаясь в основном ко мне, но вдруг прерывает рассказ.

— Это ведь вы будете в экспедиции выполнять обязанности механика, мистер Перри?

— Нет, что вы! — я почти испугался. — Я с трудом могу сменить свечи в машине. Технарь у нас Жан-Клод.

Финч заморгал.

— Как глупо с моей стороны… Возможно, мистер Перри, я предположил, что именно вы являетесь техническим специалистом, поскольку вы очень похожи на Сэнди Ирвина, который отвечал за всю технику в прошлогодней экспедиции Мэллори, даже модернизировал эти кислородные аппараты. Думаю, вы примерно одного возраста… двадцать два? Тот же рост. Тот же вес. Тот же уверенный взгляд. То же атлетическое телосложение человека, который в колледже занимался греблей. Такие же светлые волосы. Такая же улыбка. — Он повернулся к Жан-Клоду. — Pardonnez-moi, monsieur. J'aurais bien vu que vous etes l'ingenieur du groupe.[34]

— Merci, — кивнул Жан-Клод. — Но боюсь, что я всего лишь любитель, мистер Финч, а не блестящий инженер, которым показал себя месье Ирвин. Мой отец почти всю жизнь работал кузнецом, а незадолго до войны открыл небольшую компанию по производству скобяных изделий. Во время войны компания значительно выросла, и mon рerе[35] начал выпускать более сложные металлические изделия для армии. Я смотрел… иногда помогал… но я не инженер.