Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 36

— Во-первых, позвольте мне представить нашего второго ведущего альпиниста наряду со мной, — говорит Зигль, протягивая раскрытую ладонь к загорелому мужчине с худым лицом, бородой и мрачным взглядом, сидящим справа от меня. — Герр Карл Бахнер.

— Знакомство с вами — большая честь, — произносит Дикон. Затем повторяет по-немецки. Бахнер слегка наклоняет голову.

— Герр Бахнер, — продолжает Зигль, — был учителем многих лучших мюнхенских и баварских альпинистов — то есть, естественно, лучших альпинистов мира — в Akademischer Alpenverein Munchen, альпинистском клубе Мюнхенского университета…

Сколько раз за время учебы в Гарварде я мечтал, чтобы мой колледж имел официальные связи с таким альпинистским клубом, как мюнхенский? Несмотря на то, что несколько наших профессоров занимались альпинизмом и помогали организовывать экспедиции на Аляску и в Скалистые горы, но до основания Гарвардского альпинистского клуба оставалось еще несколько лет.

— Герр Бахнер также является руководителем объединенного Deutschen und Osterreichen Alpenvereins, — говорит Зигль.

Эту фразу по-немецки могу понять даже я. Из альпинистских журналов мне известно, что Карл Бахнер был инициатором объединения немецкого и австрийского альпинистских клубов.

Зигль указывает на следующих двух молодых людей, сидящих за Бахнером.

— Полагаю, вы читали о последних подвигах Артура Фольценбрехта на ледниках…

Тот, который сидит ближе ко мне, кивает нам.

— …а это его партнер, Ойген Оллвайс.

Я знаю, что этот молодой человек изобрел короткий ледоруб — на самом деле молоток для льда, — который позволяет с помощью крюков и ледобуров быстро взбираться по ледяным стенам, которые успешно отражают наши старомодные попытки вырубить ступени во льду. Британские альпинисты вроде Дикона презрительно называют эту технику «висеть и рубить».

— На прошлой неделе Артур и Ойген поднялись по прямому маршруту на северную стену Дан д'Эран за шестнадцать часов.

Я удивленно присвистываю. Шестнадцать часов на подъем по северной стене, одной из самых сложных в Европе? Если это правда — а немцы, похоже, никогда не лгут насчет своих восхождений, — тогда эти два человека, пьющие пиво справа от меня, открыли новую эру в истории альпинизма.

Дикон на беглом немецком произносит какую-то фразу, которую впоследствии переводит мне:

— Джентльмены, у вас, случайно, нет с собой ваших новых ледорубов?

Артур Фольценбрехт опускает руку под стол и достает не один, а два коротких ледоруба, рукоятки которых раза в три меньше деревянной рукоятки моего, а наконечники более острые и изогнутые. Фольценбрехт кладет это революционное альпинистское снаряжение на стол перед собой, но не протягивает Дикону или мне для более тщательного осмотра.

Но это не имеет значения. Одного взгляда на укороченные молотки для льда (это более подходящий термин) достаточно, чтобы представить, как двое альпинистов карабкаются на скованную льдом северную стену Дан д'Эран, на всем пути вбивая длинные крючья или вкручивая недавно изобретенные немецкие ледобуры, которые обеспечивают их безопасность. И еще я не сомневаюсь, что они также использовали «кошки» с 10 зубьями, которые изобрел в 1908 году англичанин Оскар Экенштейн, но которые не пользовались популярностью у английских альпинистов. С помощью «кошек» и ледорубов прокладывали путь по гигантской ледяной стене. Это не просто изобретательно — блестяще. Только я не уверен, что это честно и что в этом есть смысл.

Зигль представил нам трех остальных альпинистов — Гюнтера Эрика Ригеле, который два года назад, в 1922 году, успешно приспособил немецкий крюк для работы на льду, очень молодого Карла Шнайдера, о котором я читал удивительные вещи, и Йозефа Вьена, альпиниста постарше, с наголо обритой головой, мечтавшего — судя по сообщениям в журналах для альпинистов — повести совместные советско-германские экспедиции на пик Ленина и другие неприступные вершины в горах Памира и Кавказа.

Дикон на своем хорошем немецком говорит, что для нас с ним знакомство с выдающимися баварскими альпинистами — это большая честь. Шестеро мужчин — семеро, если считать Бруно Зигля, — выслушивают комплимент, не моргнув глазом.

Дикон, не торопясь, делает большой глоток пива из каменной кружки и обращается к Бруно Зиглю:

— Теперь можно открывать дискуссию?

— Это будет не «дискуссия», как вы это называете, — рявкает тот. — Это будет допрос — как будто я в английском суде.

Я изумленно смотрю на него, но Дикон лишь улыбается в ответ.

— Вовсе нет. Будь мы в английском суде, я надел бы смешной белый парик, а вы бы сидели на скамье.

Зигль хмурится.

— Я всего лишь свидетель, герр Дикон. В английском суде на скамье сидит ответчик, обычно виновная сторона, разве не так? Свидетель сидит… где? На стуле рядом с судьей, ja?[22]

— Ja, — соглашается Дикон, не переставая улыбаться. — Постараюсь исправиться. Может, вы предпочитаете общаться по-немецки, чтобы ваши друзья могли понимать нас? Джейку я переведу позже.

— Nein,[23] — отвечает Бруно Зигль. — Мы будем говорить по-английски. Ваш берлинский акцент неприятен для моего баварского уха.

— Мне жаль, — говорит Дикон. — Но мы согласились, что вы были единственным свидетелем того, как лорд Персиваль Бромли и его товарищ Курт Майер погибли под снежной лавиной, так?

— Какие власти уполномочили вас, герр Дикон, допрашивать… или даже расспрашивать меня?

— Никакие, — спокойно отвечает Дикон. — Мы с Джейком Перри приехали в Мюнхен поговорить с вами в качестве личного одолжения леди Бромли, которая по вполне понятным причинам просто хочет знать подробности внезапной гибели в горах своего сына.

— Одолжения леди Бромли. — Даже сильный немецкий акцент Зигля не в силах скрыть явный сарказм. — Полагаю, за этим… одолжением стоят деньги.

Дикон ждет, продолжая улыбаться.

Наконец Зигль с грохотом ставит на стол пустую каменную кружку, машет бдительному официанту, чтобы тот принес еще одну, и угрюмо бормочет:

— Все, что я видел, я сообщил немецким газетам, немецкому альпинистскому журналу и вашему Альпийскому клубу Королевского географического общества.

— Очень короткое сообщение, — замечает Дикон.

— Лавина сошла очень быстро, — огрызается Зигль. — Вы участвовали в обеих предыдущих экспедициях Мэллори на Эверест. Надеюсь, вы видели снежные лавины? По крайней мере, в Альпах?

Дикон дважды кивает.

— Тогда вам известно, что человек может стоять в каком-то месте, а через секунду его уже нет.

— Да, — соглашается Дикон. — Только мне трудно понять, что лорд Персиваль и человек по имени Майер вообще делали на той горе. Зачем они туда пришли? А вы с шестью вашими немецкими друзьями? Журналы передавали ваши слова о том, что вы и еще несколько немецких… исследователей… пришли в Тибет через Китай. Что вы получили разрешение от китайских, а не от тибетских властей, но по какой-то причине дзонгпены воспринимали его как официальный пропуск. Газете «Франкфуртер цайтунг» вы сообщили, что изменили маршрут, когда в Тингри узнали, что немец и англичанин наняли яков и приобрели альпинистское снаряжение в тибетском городе Тингри-дзонг и что вы с друзьями отправились на юг… из чистого любопытства. И всё.

— Все, что я рассказал газетам, — правда. — Тон Зигля категоричен. — Вы с вашим американским другом специально приехали в Мюнхен, чтобы я подтвердил то, что уже объяснял?

— Большая часть этих объяснений почти или полностью лишена смысла, — говорит Дикон. — Леди Бромли, мать молодого лорда Персиваля, будет очень благодарна, если вы поможете восстановить отсутствующие факты. Это все, что ей нужно.

— И вы проделали весь этот путь, чтобы помочь старой леди узнать еще несколько… как это будет по-английски… пикантных подробностей о смерти ее сына? — Улыбка Зигля больше похожа на оскал. Я удивляюсь, как Дикону удается сохранять самообладание.