Последний бросок на запад - Овчаренков Егор - Страница 41

— Сейчас тебя отведут в палату. Отдохни там. А попозже я тебе обработаю переломы.

— Спасибо.

Доктор вывел пленного в коридор и сказал что-то проходившей там медсестре почему-то на немецком языке. Та повела Диму, хмурый охранник последовал за ними.

Это оказалась просто шикарная больничная палата, уставленная какими-то — по большей части, видимо, электронными приборами неизвестного Емельянову назначения. Но главное, что там были мягкие кровати, застеленные чистым бельем, а за полупрозрачной перегородкой — душ и умывальник.

Охранник тоже вошел в палату и сразу уселся на стул. Не обращая на него внимания, медсестра улыбнулась Диме, подала ему чистый халат и пижаму и сказала:

— Битте, герр официр.

Дима понял, что попал в госпиталь для офицерского состава. За что же такая честь? Что им от него надо?

Приняв душ, он с удовольствием лег в кровать. Охранник с автоматом смотрел на него с нескрываемой ненавистью.

Дима и не заметил, как мягкая подушка, тишина и чистое белье сделали свое дело…

Но его очень скоро разбудил доктор.

— Я что, заснул? — Емельянов растерянно озирался по сторонам.

— Похоже на то. Вставай быстрее. Через час надо тебя представить капитану Новаку починенным.

— Кто такой Новак?

— Контрразведчик. Тот самый офицер, который тебя допрашивал. Редкая сволочь, между прочим… Ты еще убедишься в этом, — врач о чем-то задумался, оглянулся на охранника и снова поторопил: — Ладно, давай быстрей…

Емельянов оделся и прошел в кабинет.

Когда врач закончил фиксацию, пленный спросил:

— Ну как, бежать можно?

— Можно, можно, — ответил доктор. — Вот когда все зарастет, тогда действительно можно.

Емельянов аккуратно ощупал больной бок — тугая повязка крепко стягивала всю грудную клетку. Это немного затрудняло дыхание, но зато острой боли в ребрах почти не чувствовалось.

Доктор проводил Емельянова к Новаку. По пути он сдержанно ответил только на один вопрос Емельянова.

— А много здесь русских?

— Ну, не столько, конечно, сколько у сербов, однако хватает. Больше из бывшего СССР — из Прибалтики, например, несколько человек, из Львова десятка два. Есть еще наемники — итальянцы, австрийцы… Ничего — нормальные ребята, хорошо воюют, никто на них не жалуется.

Более подробно врач распространяться не стал. Сзади неотступно следовал охранник с автоматом наперевес.

Врач распахнул дверь и доложил:

— Господин капитан, все ваши распоряжения выполнены!

Новак в это время маникюрной пилочкой обрабатывал себе ногти.

— Хорошо. Спасибо. Можете быть свободны, — и сделал приглашающий жест Емельянову. — Садитесь.

Дима сел на продавленный диван.

— Я человек открытый, — начал Новак, — и не люблю ходить вокруг да около. Меня на самом деле не интересует, сколько у Радована Караджича русских, сколько им платят, отошли ли танковые части четников за двадцатикилометровую зону. Думаю, что после провокаций в Сараево генерала Младича и его войско ждут большие неприятности… Сербы умудрились восстановить против себя весь Запад, и не только его… Будут новые бомбардировки НАТО, — пообещал усташ. — И, думаю, как человек неглупый вы догадываетесь, чем это может завершиться для ваших недавних работодателей…

— Чем же? — поинтересовался Емельянов, вспомнив слова Ивицы Стойковича.

— НАТО разгромит основные силы сербов, после чего мы в союзе с босняками двинемся на них и довершим начатое… Уже сейчас идет наступление на Младича под прикрытием натовской авиации. Я бы на вашем месте, что называется, ловил момент, — мерзко улыбнулся офицер контрразведки.

Дима вопросительно посмотрел на Новака.

— Что же вам надо?

— Меня интересуют в первую очередь сведения, касающиеся расположения войск четников, их численность, количество танков и предполагаемые операции. А за это я могу предложить тебе весьма выгодные условия перехода на нашу сторону.

— И это все? — растерянно спросил Емельянов.

— Разве недостаточно?

Дима передернул плечами.

— Ну, не знаю. Вы платите больше, это понятно. А у меня, значит, никаких принципов. И вы, пользуясь моментом, решили купить меня, да?!

— Ну какие у тебя принципы и что тебе лично до наших балканских проблем? Ты же наемник. Воевать — это твоя работа, а хорошая работа должна хорошо оплачиваться. Я предлагаю тебе трансфер. Как если бы ты был профессиональным футболистом. Просто другой клуб.

«Перейти к хорватам? — подумал Дима, и в сознании услужливо завертелась фраза, уже слышанная им: „Наемник сражается на стороне тех, кто больше и регулярней платит…“ — Почему бы и нет?!»

Чернышев говорил о «православном деле», но это только слова, сотрясание воздуха. На самом деле он и в церковь-то никогда не ходил. А Дмитрий? Для чего он спасся от колонии строгого режима, от постоянного риска быть убитым урками в России? Для постоянного риска быть убитым в этих боснийских горах?

Но, с другой стороны, ведь этот хорват считает его, Емельянова, проституткой, которую может перекупить кто угодно. А вдруг завтра мусульмане предложат еще больше?

Можно, пока переломы заживают, подумать, только надо быть очень осторожным — глаза у этого типа больно хитрые.

— По поводу расположения сербских частей нас никто особенно в это не посвящал. Видимо, именно потому, что мы наемники. А по поводу перехода на вашу сторону я не хочу пока ничего говорить. Да и боец из меня сейчас никудышный… — Емельянов указал на свою ключицу.

— Сколько ты получал у сербов? — повторил свой вопрос офицер.

— Я уже говорил…

— Я готов предложить тебе больше.

— Сколько?

— Две с половиной тысячи марок и плюс доплаты за особо важные задания.

«По всей видимости, они только религией и отличаются, — подумал Емельянов, — а врут одинаково безбожно. По крайней мере, сербы и десятой доли того, что обещали, не заплатили. Хотя обещают по-прежнему…»

Как бы то ни было, но Емельянов решил одно: надо тянуть время.

— Мне надо подумать. Мне только непонятно, почему я вас так интересую.

— Это объяснить нетрудно. На твоем счету несколько весьма примечательных подвигов, которые нам очень дорого стоили. Ты работаешь очень профессионально.

— А что вам такое известно?

— Кое-что известно. По крайней мере, на твой счет в отрядах, непосредственно контактирующих с сербами, имеются специальные инструкции.

Дима даже улыбнулся.

— Я обязательно подумаю. Соглашаться не подумав, просто глупо, однако отказаться — опасно для жизни. Да?

Новак одобрительно кивнул и сказал:

— Я полагаю, тебя устроило то медицинское обслуживание, которое было обещано. Однако пока ты думаешь, подобных условий я тебе предложить не могу и вынужден отправить обратно в камеру. До окончательного ответа, естественно.

— Как скажете…

Новак отдал приказ солдату с автоматом, который молча сидел на стуле с прежним недовольным видом.

— Марко, проводи его.

Хорват тяжело встал со стула, со свирепым выражением на лице подошел к Емельянову и профессиональным движением одел на русского наемника наручники.

— Пошел! — массивный кулак хорвата опустился на спину Емельянова.

Дима заскрипел зубами, сдерживая желание развернуться и врезать тому в челюсть.

Путь до прежней камеры в здании, похожем на склад, прошел без происшествий. Хорват наверняка решился как-то унизить русского наемника, и лишь когда снимал с Дмитрия наручники, попытался провести эту процедуру побольнее.

К большому сожалению Емельянова, в камере ничего не изменилось — все те же матрасы на полу, неподвижно спящие пленники. Только вместо запаха хлорки в помещении стоял какой-то странный запах.

Емельянов принюхался, начиная подозревать тут что-то неладное. Пахло не сыростью, не потом, не вонючими носками. Запах был сладковатый, удушливый, от него тошнота подкатывала к горлу…

Дмитрий приблизился к одному пленному и осторожно, чтобы не потревожить спящего, приподнял край одеяла… и вздрогнул — в постели лежал разлагающийся труп.