Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 92

– Что за мрачные мысли? – Шарлотта встрепенулась.

Николай перекрестил жену и побрел к себе в кабинет. «Завтра я или император, или без дыхания».

Глава 10

В мутной воде

29 ноября 1825 года. Санкт-Петербург.

– Царь умер! Это вы его у меня вырвали! – Якубович, знаменитый кавказский забияка, тряс Кондратия Рылеева за грудки. Поэт сопротивлялся, но что поделаешь против эдакого кабанищи? Отвратная рожа, усы торчком, на голове черная повязка, во лбу гниет рана, из которой хирурги не могут извлечь осколок. Аккуратный Рылеев постарался отцепить от лацканов фрака пухлые кулаки кавказца. Игрок, дуэлянт, похититель невест, поджигатель аулов. Такой человек нужен. Кому-то придется нанести роковой удар.

– Полно, у нас еще два «царя» на очереди, – рассмеялся поэт. – Выбирайте любого.

– Эти мне зла не делали, – буркнул Якубович. – На мой вкус, лучше Константин, он старый котище, уж как придавит мышь, та не пикнет. А Николай что? Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Кто его знает?

Рылеев постарался отделаться от шумного гостя, заверив, что о дальнейших намерениях пришлет сообщить особо. Когда тот удалился из приветливой гостиной на Мойке, оставшимся сразу стало ясно, как много места он занимал.

– Вы ему верите? – с сомнением спросил Александр Бестужев.

– Не более, чем остальным.

Настроение царило подавленное. Подполковник путей сообщения Батеньков, невысокий, с нервными руками и быстрым взглядом, выразил общее мнение:

– Лучше бы нам, господа, разойтись. После присяги Константину упущен случай, подобного которому не будет еще лет пятьдесят. Теперь все пропало.

– Вы правы. – Рылеев поморщился. – Князь Оболенский вчера посылал спрашивать у кавалергардского корнета Александра Муравьева, можно ли надеяться на их полк. Тот отвечал, что это намерение безумное. То же и по другим частям.

– Чтобы всколыхнуть солдат, нужны веские доводы, – поддержал хозяина дома Николай Бестужев. – Надобно говорить, что министры скрыли настоящее завещание царя, что там дана свобода крестьянам, а служба убавлена до пятнадцати лет. Тогда будет толк.

– Чего же мы сидим? Нынче ночью обойдем посты в столице и расскажем правду!

Батеньков посчитал затею глупой и откланялся. А поэт под руки с братьями Бестужевыми погрузился во вьюжную ночь, чтобы у каждой полосатой будки замедлять шаг и угощать служивых новостью. Их жадно слушали. Верили сразу. Но слабый грудью Рылеев скоро закашлял и, несмотря на бобровую шубу – дар Русско-Американской компании своему бессменному управляющему – почувствовал себя больным. Пришлось возвращаться домой. Пить очищенное вино и есть кислую капусту.

Тем временем князь Сергей Трубецкой заканчивал чаевничать у старинного приятеля Опочинина. Тот смеялся, рассказывая, как теперь перед ним заискивают придворные, только потому, что прежде он был дружен с Константином Павловичем. У бывшего адъютанта с языка срывались фразы вроде: «Ну, вся надежда на Милорадовича! Он один скрутил Николая в бараний рог и решительно отказал в помощи столичного гарнизона». Князь невзначай задавал то один, то другой вопрос и под конец знал куда больше, чем сам Опочинин. Добряк выпроводил приятеля около девяти, ибо жена уже начинала сердиться. Трубецкой побрел по дворцовой площади к Главному штабу и там под аркой столкнулся с генералом Шиповым, командиром Семеновского полка.

Это был дар Провидения. В прежние годы Шипов принадлежал к числу заговорщиков, но потом волей обстоятельств отошел от товарищей. Они сердечно поздоровались, пожали руки и спрятались от пурги за углом арки.

– Большое несчастье, если Константину быть императором! – прокричал Шипов, стараясь заглушить ветер.

– Почему ты такого мнения?! – встрепенулся Трубецкой.

– Он варвар! Не жалеет людей! С детства не хотел ничего знать, кроме солдатиков!

– Но Николай жесток!

Шипов махнул рукой.

– Николай просвещенный человек, а Константин дикарь!

– Значит, если мы соберемся потребовать перемены правления, на твой полк рассчитывать нельзя?!

– Вы с ума сошли?! – искреннее удивился Шипов. – Нашли игрушки!

На том и расстались. Трубецкой был уверен, что генерал не донесет. А Шипов проклинал случай, сведший его с бывшим товарищем.

При выходе на Невский князь поравнялся с компанией молодых офицеров-кавалергардов. Они шли, перегородив улицу, махали руками и смеялись.

– Почем баранов продают? – Был их вопрос к каждому встречному.

– Бьюсь об заклад пятьюдесятью рублями, что корона достанется Константину! Кто против меня?

– Я! Я! Ставлю на Никса.

Трубецкой узнал в крикунах поручика Анненкова и корнета Арцыбашева, членов Южного общества. Замедлил шаг, поздоровался.

– Князь Сергей Петрович! – Анненков протянул руку. – А вы на кого ставите?

– На конституцию. – Его шутка была встречена взрывом смеха.

Трубецкой взял обоих юношей под руки и сделал несколько шагов вперед, обгоняя кампанию.

– Вы готовы поднять полк по тревоге?

– Без офицеров? – ошалел корнет. – Кто нас послушает?

– Нижние чины. Надобно выражать сомнение в истинности присяги…

– Нет, князь, – после короткой паузы отозвался Анненков. – Намерение было нанести удар сокровенно. В самое сердце государя. А не устраивать мятеж. Мы подчиняемся полковнику Пестелю. От него приказа не поступало. Наших в полку – раз-два и обчелся.

– Я вас понял, – холодно обрезал Трубецкой.

Принц Вюртембергский очень походил на свою сестру. А значит, и на покойного императора. Все говорили, что Александр – вылитая мать. То есть дядя. Круглое лицо с тонкими губами. В молодости его считали женственно-нежным, к старости – бабьим. С годами грузный и полноватый, как племянник, с покатыми, точно у него, плечами и чуть опущенной головой, принц носил то же имя и казался состарившейся копией монарха. Было бы только естественно, если бы он, а не шалопаи-племянники, получил власть. Ни-ни корону! На подобную дерзость вюртембергская родня никогда бы не отважилась. Но регентство при маленьком Саше – цель желанная, а с некоторых пор – достижимая.

– Так вы уверены, что войска выкрикнут Константина?

Безмолвный поклон адъютанта Бестужева был ему ответом. Этот черноволосый некрасивый молодой человек баловался сочинительством под фамилией Марлинский и был близок к обществам недовольных. Впрочем, кто сейчас доволен? Большего о нем принц не знал. Оказалось, что он знаком с Рылеевым не только по поэтическим салонам. Сам-то дядя императора знал Кондратия как управляющего Русско-Американской компании и именно в этом качестве считал его полезным. Оказалось, их связывают и иные интересы. (Странные эти русские – делают сразу сто дел. Неудивительно, что ни в одном им не сопутствует полная удача.)

– Вы можете гарантировать успех? – повторил принц.

Рылеев покачал головой.

– Я не Сивилла. Единственное, на что можно рассчитывать – замешательство в войсках при провозглашении Николая.

– Этого достаточно. – Александр Вюртембергский грузно поднялся со стула и прошелся вдоль стены с портретом покойного императора. – Губернатор Милорадович убежден, что действует в пользу Константина и что я с ним согласен. Но здесь возникает юридический казус. Цесаревич уже отрекся, а Николай уже присягнул. Они оба взаимно исключили друг друга…

«Станут ли наши лапотники разбираться в законодательной казуистике? – про себя усмехнулся Бестужев. – Для них мир прост: кто старший, тому и корона». Но вслух он сказал:

– А Михаил Павлович? Вы забываете о четвертом.

Хозяин кабинета поморщился.

– Мы говорим об отстранении династии в целом. Все общество недовольно положением в стране. Маленький монарх, не запятнанный преступлениями старого режима, вызовет симпатии большинства.

– Но он должен вступить на престол с новыми законами, – подал голос Рылеев. – Сразу же провозгласить конституцию. Только на этих условиях мы сможем договориться о совместных действиях.