Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 45

Полковники уже поднялись к шалашам. На вершине гулял пронизывающий ветер с моря. Он хоть немного раздувал запах гнилья и немытых человеческих тел. Несметные стаи ворон покрывали горы мусора. Изредка к ним спускались ястребы, тогда черная братия с граем поднималась в воздух, уступая место более крупному сопернику. Оглядевшись по сторонам, Саша заметил, что местные жители вовсе не бездельничают. Перед ним было целое кочевье тряпичников, которые методично выбирали из гор мусора еще годные лоскутки и вещицы.

Дети сновали тут и там. Женщины раздували под котелками огонь. Старухи приглядывали за найденными сокровищами. Возле Казначеева раздался гомон ребячьих голосов. Сопляки вытянули из мусорной кучи картонного паяца с одной ногой и задергали его за веревки. Клоун задрыгался. Малышня покатилась со смеху и пустилась бегом по лагерю, размахивая находкой.

– Вам чего надо? – спросил гостей широкоплечий детина, по всему видно, присвоивший себе право распоряжаться.

Саша хотел осадить его, но Липранди сделал товарищу знак помолчать.

– Тебя, думаю, и надо, – сказал он. – Отойдем в сторонку. А то тут солидным людям не потолковать.

Детина осклабился, обнажив черные, съеденные почти до десен зубы, и жестом показал в сторону. Липранди достал из кармана серебряный рубль.

– Вот тебе, приятель, чтобы не думал, что мы покушаемся на ваше добро. Все, что нам нужно, немножко сведений. Кто-нибудь здесь слыхал про мавра Али?

Нищий пожал плечами.

– Что-то не припомню, кто такой…

– Вспоминай скорее. – Полковник все еще держал рубль в руках, не спеша отдавать. – На всю Одессу один негр. Мудрено о нем не знать.

– Мало ли черномазых бродит под землей. В темноте не разберешь… – Детина прикусил язык.

– Значит, в темноте? – переспросил Саша. – В катакомбах вы его видели?

Но Липранди снова остановил спутника.

– Будем в дурачки играть, или денег хочется?

Оборванец потянулся за рублем.

– Хорошо, только на меня не слаться.

– Какой разговор.

– Наши, которые намедни вышли из нор, поминали какого-то мавра. Проигрался он. А денег не отдавал. Вот его греки и затащили в подземелье. Хотели держать, пока не раскошелится. Но там какая-то у них вышла драчка. То ли он чего не то увидел, то ли ему что лишнее сказали… Врать не буду, не знаю. Если ехать за Карантинную гавань, там выход есть из катакомб. Лаз. Поищите у берега в скалах. Может, и найдете чего.

Липранди помрачнел.

– А что за греки?

Детина передернул саженными плечами.

– Вы смеетесь, господа хорошие? Папы-Косты греки. Какие же еще?

– Я вижу, ты парень смышленый, – полковник похлопал нового знакомца по спине. – Выуди нам тут пару-тройку человечков порасторопнее. По пяти рублей на нос получите за сведения, чьи товары внизу лежат. А ты, как начальник – десятку.

– Задаток? – деловито осведомился оборванец.

Липранди отсыпал по три рубля на рыло.

– Буду ждать завтра к вечеру, – предупредил он. – А теперь, Александр Иванович, поспешим. – Полковник взял Казначеева под руку. – Сдается мне, мы увидим в скалах нечто неприятное.

Действительно, полиция, которую они призвали, чтобы прочесать берег от Карантинной гавани, через час обнаружила тело тучного мавра. Его заприметили с лодки по красной рубахе. Было очевидно, что Морали скинули с высоты. Полицейские баграми зацепили негра и подтащили к борту. В боку у корсара зияла дыра, на усатом, добродушном лице застыло удивление. Отыскать в склоне лаз не составило труда, и начальник канцелярии пометил крестиком его местонахождение на карте.

Глава 12

Саранча

Май 1824 года. Одесса.

Михаил проснулся от того, что Лиза гладила его по плечу. Она еще не до конца разлепила глаза, но уже тянулась к нему. Наступало золотое время. После родов близость для женщин болезненна. Стоит проявить терпение. Почти как с девицей. Зато потом чувственность обостряется. Тогда муж бывает вознагражден. Граф заранее придумал себе подарок – морское путешествие в Крым на яхте, и дожидался только конца мая, чтобы сбежать от канцелярщины.

Накануне у него был плохой день. Почти провал. Казначеев и Липранди, опираясь на рассказы подземных осведомителей, сообщили наместнику список купцов, державших в катакомбах контрабандный товар. Греки и евреи. Можно было бы сразу наложить секвестр. Но у генерал-губернатора были иные планы. Идея пароходства гвоздем засела в голове.

Особыми ордерами Воронцов дал знать еврейским торговцам, что ждет их у себя к десяти утра. Каково же было удивление наместника, когда в означенный срок никто не явился. Он не ведал, что накануне замешанные в контрабанде купцы собрались на приморском хуторе Ланжерона, своего давнего покровителя.

– Напрасно ожидаете от него снисхождения, – сказал патриций старым клиентам. – Дядя нынешнего наместника канцлер Александр Романович за взятку от московских купцов ввел черту оседлости, и вы теперь можете торговать только в западных губерниях. Племянник не будет мягче. Конфискует товары. Да еще возбудит уголовное преследование.

Присутствовавшие переглядывались и кивали головами. Правду говорит. Истинно так.

– Не следует идти к нему на поклон, – подытожил прежний хозяин юга. – Мне доподлинно известно, что до царя доходят слухи о самоуправстве наместника и вскоре его сменят. Подождите.

Торгаши вздыхали. Боязно. Пока Воронцов – власть.

Михаил Семенович не был поклонником пословицы про гору и Магомета. Когда гора не хочет сдвигаться с места, ей показывают порох. На следующий день вышло распоряжение убрать с площадей корчмы и лавки на сто саженей от православных храмов, «ибо раздающиеся из них крики нарушают тишину и благолепие обряда нашего». Депутация лучших представителей общины явилась на порог графской канцелярии, как по мановению волшебной палочки.

– Очень рад вас видеть, – ласково встретил их наместник. – Так что? Потолкуем о ваших товарах с турецкой стороны? Предупреждаю, от исхода разговора будет зависеть полюбовное согласие насчет лавок.

Излишне говорить, что все мало-мальски состоятельные представители кагала вышли из канцелярии пайщиками нового пароходства. Их пример возымел влияние на греков. Но с этими портовыми драчунами нужны были свои меры.

Впервые историю о трех тысячах апельсинов граф услышал от почтенного Александра Скарлатовича Струдзы, чьи предки три поколения подряд заканчивали жизнь в Стамбуле от рук мстительных турок. На сей раз грек выступал от лица всей общины.

– Дело вкратце вот в чем, – заявил он, получив аудиенцию у наместника и располагаясь напротив Воронцова в креслах. – Вы, может быть, слышали, что городок наш в начале века погибал от неурожая и чумы. Испрашивать вспомоществования у императора Павла боялись. Как вдруг восьмого февраля тысяча восьмисотого года корабли моих родственников Струдза и Раксомати привезли в порт груз в три тысячи апельсинов. Их решено было послать ко двору. Раксомати доставил плоды, чем снискал благоволение монарха. В оплату за диковины государь вручил нам двести пятьдесят тысяч рублей. Струдза с компаньоном положили деньги в городской ломбард под десять процентов годовых. Ломбард выдавал горожанам ссуды, и помаленьку жизнь наладилась. Теперь мы хотим вернуть вклад. За четверть века сумма выросла. И город должен нам восемьсот семьдесят пять тысяч.

Воронцов чуть не присвистнул.

– Нам достаточно будет, если наш пай выплатят акциями будущего пароходства, – продолжал посетитель, – и мы получим в нем преобладающее коммерческое влияние.

«Не потратив ни копейки», – про себя добавил наместник. Подобное предложение таранило его идею насквозь. Еще не окрепнув, пароходство будет работать единственно на оплату апельсинового долга. Из него мигом сбегут настоящие пайщики.

– Мы поступим иначе, – задумчиво протянул граф. – В мае мне привозят из моих владимирских оранжерей три тысячи померанцевых деревьев с завязью. Вас не радует совпадение цифр? Остается лишь посчитать… За три тысячи заплатили двести пятьдесят, значит, по восемьдесят три рубля за штуку? Восемьсот семьдесят пять тысяч делим на восемьдесят три рубля, получаем…