Паскуале Бруно - Дюма Александр - Страница 6

Это Али накануне сопровождал Бруно на виллу князя Карини, это он ждал его под окнами во время разговора с Джеммой и дважды подавал сигнал о грозящей опасности: первый раз, когда князь позвонил у калитки виллы, и второй, когда тот вошел в дом. Мальчик уже хотел было подняться в комнату Джеммы, чтобы помочь отцу, но тут Бруно выпрыгнул из окна. Али побежал за ним. Они добрались до берега, сели в ожидавшую их лодку, и, так как ночью нельзя было выйти в море, не возбудив подозрения, они смешались с рыбачьими лодками, ожидавшими рассвета в порту.

Этой ночью Али так же заботливо ухаживал за Паскуале, как и тот когда-то ухаживал за ним, ибо князь Карини не промахнулся; напрасно он искал пулю в обивке стен, она застряла в плече Бруно, и Али пришлось сделать лишь небольшой надрез своим ятаганом, чтобы вынуть ее со стороны, противоположной той, в какую она вошла. Все это произошло почти без участия Бруно, он словно и не думал о своей ране и только время от времени смачивал ее, как мы уже говорили, морской водой, пока мальчик, казалось, чинил свои сети.

— Отец, — вдруг прошептал Али, прерывая свое мнимое занятие, — взгляни-ка на берег!

— Что там такое?

— Толпа народа.

— Где?

— На дороге в церковь.

В самом деле, многочисленная толпа шла по извилистой дороге, что вела на вершину святой горы. Бруно разглядел свадебное шествие, направляющееся в церковь святой Розалии.

— Правь к берегу и греби со всех сил! — воскликнул он, вскочив на ноги.

Мальчик повиновался, схватил весла, и маленькая лодка полетела словно на крыльях по морским волнам. Чем ближе подходили они к берегу, тем угрюмее становилось лицо Паскуале; наконец, когда оставалось проплыть каких-нибудь полмили, он воскликнул в неописуемом отчаянии:

— Это Тереза! Они поторопились со свадьбой, не захотели ждать воскресенья, боятся, как бы я не похитил ее!.. Бог мне свидетель, я сделал все что мог! Хотел, чтобы все хорошо кончилось… Они этого не пожелали. Горе им!

После этих слов Бруно с помощью Али поднял парус, и лодка, обогнув гору Пеллегрино, два часа спустя скрылась за мысом Галло.

IV

Паскуале не ошибся. Графиня так опасалась какого-нибудь безумства с его стороны, что велела приблизить на три дня бракосочетание Терезы, утаив от девушки свою встречу с ее возлюбленным, а будущие супруги из чувства глубокого благоговения перед покровительницей Палермо выбрали для этого обряда церковь святой Розалии.

То, что Палермо отдал себя под покровительство молодой и красивой святой — еще одна из своеобразных особенностей этого города, где все дышит любовью. Подобно тому как Неаполь чтит святого Януария, Палермо чтит святую Розалию, видя в ней всемогущую носительницу небесной благодати; но у этой святой имеется и немалое преимущество перед святым Януарием, ибо она француженка королевской крови и прямой потомок Карла Великого[1], как об этом свидетельствует ее генеалогическое древо, изображенное над внешним порталом церкви; древо это произрастает из груди победителя Видукинда и состоит из нескольких побегов, соединяющихся у его вершины, символизируя рождение князя Синебальдо, отца святой Розалии. Но ни знатность рода, ни богатство семьи, ни ее собственная красота не тешили юную принцессу. Влекомая созерцательной жизнью, она покинула в возрасте восемнадцати лет двор короля Рожера и сразу исчезла; никто не знал, что с ней сталось, и нашли ее только после смерти, неувядаемо прекрасную, будто спящую, в той самой пещере, в которой она жила, и в том положении, в котором она навеки почила безгрешным, целомудренным сном Божьих избранников.

Пещера эта находится на склоне древней горы Эвита, столь известной в эпоху Пунических войн своей неприступностью, чем умело пользовались карфагеняне; однако в наши дни гора, овеянная воинской доблестью, получила новое имя. Ее бесплодная вершина была освящена Церковью и стала называться Пеллегрино, что имеет двойное значение: «гора Благодати» и «гора Паломника». В 1624 году в Палермо разразилась эпидемия чумы; жители обратились за помощью к святой Розалии. Ее чудотворное тело было с большой торжественностью перенесено из пещеры в палермский собор, и едва святые останки коснулись порога этого полухристианского, полуарабского храма, построенного архиепископом Гуальтьери, как Иисус Христос по заступничеству святой избавил город не только от чумы, но также от войны и голода, если верить барельефу, высеченному Виллареале, учеником Кановы. Благодарные жители Палермо превратили пещеру святой Розалии в церковь и провели к ней такую превосходную дорогу, что теперь кажется, будто она восходит к временам, когда римские колонисты перебрасывали между горами мосты и акведуки, своеобразные гранитные подписи метрополии. Наконец, на том самом месте, где было найдено тело святой Розалии, была сооружена мраморная статуя в венке из роз; скульптор придал ей позу, в какой святая почила. Это произведение искусства было, кроме того, богато украшено самим королем. Карл III Бурбон пожертвовал покровительнице Палермо платье из золотой ткани стоимостью в двадцать пять тысяч франков, алмазное ожерелье и великолепные кольца и, пожелав присовокупить к этим светским дарам поистине рыцарские почести, пожаловал ей большой Мальтийский крест на золотой цепи и орден Марии Терезии — звезду, окруженную лавровым венком с девизом «Fortitudini»[2].

Что касается пещеры святой Розалии, то она представляет собой углубление, образовавшееся в основной породе и в покрывающих ее пластах известняка. Со сводов ее свисают блестящие сталактиты. Слева от входа расположен алтарь, у его подножия находится статуя лежащей святой, видимая сквозь золотую решетку, а за алтарем бьет родник, некогда утолявший жажду отшельницы. К этой созданной самой природой церкви ведет находящийся от нее в трех-четырех футах портик со стенами, увитыми гирляндами плюща; сквозь него солнечные лучи проникают в пещеру и в ясные дни как бы разделяют светлой завесой священника и молящихся.

В этой церкви и были обвенчаны Тереза и Гаэтано.

По окончании службы свадебное шествие спустилось в Палермо, где гостей ждали экипажи, чтобы отвезти их в деревню Карини, ленное владение князя Родольфо, давшее ему имя и титул. По распоряжению графини там ожидало приглашенных великолепное пиршество, на которое были званы все окрестные жители; гости собрались даже из деревень, расположенных на расстоянии двух-трех льё от Карини, — из Монреале, Капачи и Фавориты; среди молодых крестьянок, приложивших немало стараний, чтобы принарядиться, выделялись девушки из Пьяна ди Гречи благодаря своим мораитским нарядам — наследству отцов, которое они благоговейно сохраняли, хотя их предки, основавшие здесь свою колонию, покинули родной край ради новой родины тысячу двести лет назад.

Столы были накрыты под сенью каменных дубов и приморских сосен на эспланаде, благоухавшей апельсиновыми и лимонными деревьями и окруженной изгородью из гранатников и индийских смоковниц, — ими Провидение одарило Сицилию, чтобы утолять, словно манной небесной, голод и жажду бедняков. К этой эспланаде вела дорога, обсаженная алоэ — его огромные листья кажутся издали пиками арабских всадников и содержат волокна, более прочные и блестящие, нежели волокна льна и конопли; с юга вид был ограничен дворцом, над террасой которого возвышалась горная цепь — та самая, что делит остров на три части, а на западе, севере и востоке в устье трех долин взору трижды являлось волшебное море Сицилии, которое можно принять за три различных моря благодаря своеобразной окраске каждого из них: в самом деле, из-за игры света, вызванной лучами заходящего солнца, море за Палермо казалось лазурным, возле острова Женщин — серебряным, тогда как о скалы Сан Вито разбивались волны из жидкого золота.

Во время десерта, когда веселье было в полном разгаре, двери дворца отворились и Джемма, опираясь на плечо князя, предшествуемая двумя лакеями с факелами в руках и сопровождаемая толпою слуг, спустились по мраморной лестнице на эспланаду. Крестьяне хотели было встать, но князь сделал им знак не беспокоиться. Он и Джемма обошли все застолье и остановились за спиной молодоженов. Слуга принес золотой бокал, Гаэтано налил в него сиракузского вина, тот же слуга подал бокал Джемме; она пожелала счастья новобрачным, пригубила вино и передала бокал князю, а тот, одним глотком осушив его, высыпал в пустой бокал целый кошелек унций[3] и велел вручить его Терезе — это был его свадебный подарок; в ту же минуту раздались крики: «Да здравствует князь Карини! Да здравствует графиня Кастельнуово!»; словно по мановению волшебной палочки, по всей эспланаде зажглись огни, и знатные посетители удалились, промелькнув как сказочное видение и оставив после себя много света и радости.