Глубина. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 57

   Лишь бритый здоровяк упрямо продолжает листать черный альбом, с любопытством разглядывая фотографии.

   Я подхожу к охраннику. Он послушно распахивает передо мной дверь, и я выхожу из холла, избавляя посетителей от душевных мук.

   Провожать меня не собираются, дорогу я помню. Коридор пуст, часть дверей открыта, часть – нет. Из одной доносятся взрывы хохота. За дверью – беседка, окруженная цветущей сакурой. В небе – нежаркое весеннее солнце, вдали – конус Фудзи. В беседке пьют чай две девушки, при виде меня они беззаботно машут руками:

   – Стрелок, привет! Чаю хочешь?

   – Н-нет, – бормочу я, быстро удаляясь. Еще из одной двери высовывается абсолютно голая девчонка. Но стеснения у нее нет и в помине.

   – А Вика занята! – говорит она. – Может, посидишь у меня? А то ску-у-учно!

   Никакого намека в словах девчонки нет. И мысль о сексе возбуждает ее не больше, чем процесс вдоха-выдоха. Но что-то такое страшное есть в самой ситуации… в этих веселых, дружелюбных молодых девушках…

   Я вдруг понимаю, что напоминают мне эти девочки.

   Какую-то старую фантастическую книжку, про веселых молодых людей, занимающихся любимым делом, днюющих и ночующих на работе, дружелюбных, всегда готовых помочь товарищу, неспособных сказать друг о друге плохое слово…

   Это как кривое зеркало. Фальшивое отражение. Зло надело одеяния добра – и, странное дело, они оказались впору!

   – Спасибо, я все-таки у нее подожду! – отчаянно улыбаясь, отвечаю я. – Спасибо!

   Девушка корчит жалобную гримаску и исчезает в своей комнате. А я иду дальше.

   Пока не встречаюсь взглядом с черным котенком на фотографии.

   – Мяу! – тихонько шепчу я, толкая дверь. Котенок открывает рот, тихо мяукает в ответ и вновь замирает.

   Горная хижина пуста, лишь ветер из открытого окна треплет короткие занавески. Облокотившись на подоконник, долго смотрю на горы.

   Нет, это невероятно. Создать целый мир, в полном одиночестве! И не ради денег и славы, не на заказ – просто для себя. Не для того, чтобы войти в этот мир.

   Лишь знать, что он есть. Рядом, за окном. Искрящийся снег вершин, бескрайняя синь неба, камни на склонах, черный мох под соснами, парящие в небе птицы и снующие по деревьям белки. Мир тишины, чистоты и покоя. Мир, в котором не придумано слово «грязь».

   Мне кажется, что Неудачнику он мог бы понравиться.

   Очень надеюсь, что понравится…

   – Леня?

   Вика входит неслышно и застает меня врасплох.

   – Извини… тебя не предупредили?

   Она качает головой.

   – Мне захотелось с тобой посидеть. Чуть-чуть. – Я невольно начинаю оправдываться. – У тебя… все в порядке?

   Вика кивает.

   – Не стоит так часто нырять в глубину, – говорю я, подходя. – Ты хоть перекусила?

   – Немножко. Клиентов сегодня – море.

   Она не отводит взгляд. Она привыкла считать это работой.

   А со мной что-то не так. В груди – холодный ком, сыпучий и колкий, как снег на морозе. Я глотаю воздух и говорю:

   – Неужели тебе необходимо так много работать… Мадам?

   Вика отходит к окну. Спрашивает, не оборачиваясь:

   – Как ты узнал?

   – Почувствовал.

   – Уходи, Леонид. Уходи навсегда, ладно?

   – Нет.

   – Какого дьявола ты ко мне привязался? – кричит Вика, поворачиваясь. – Зачем тебе подруга-проститутка? Проваливай! Мне это все нравится, ясно? Трахаться по сто раз в день, менять тела, командовать девчонками и делать вид, что я одна из них! Ясно? Ясно тебе?

   Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.

   Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная чего.

   Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю ее за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясется. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.

   – Мамочка… – шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. – Пригнись, Леня!

   Я падаю рядом с ней, и вовремя – в окно бьет хороший заряд каменной шрапнели.

   – Баллов пять! – кричит Вика. – Семь!

   – Восемь! – поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.

   Пол хижины еще трясется, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.

   – Круто, – шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю ее взгляд, касаюсь рукой щеки. – Не сердись на меня, Леня.

   – Я не сержусь.

   – Клиенты порой… заводят.

   – Кепочка? – вспоминаю я.

   – Он самый.

   – Кто он такой?

   Вика дергает плечами:

   – Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… – Она усмехается: – Всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.

   – Он – садист?

   – Да, наверное. Только особого плана.

   Ее губы беззвучно шепчут короткое ругательство.

   – Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?

   Вика молчит.

   – Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…

   – Мы – не отсеиваем никого.

   – Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?

   – Можешь считать и так.

   Землетрясение вроде бы кончилось. Поднимаюсь, выглядываю в окно. По склонам еще сходят лавины, речушка внизу перегорожена оползнем и медленно разливается, отыскивая новое русло.

   – Стихло… – шепчу я, невольно понижая голос. Будто мои слова могут вновь пробудить стихию. – Вика, зачем ты сделала землетрясение?

   – При чем тут я? Этот мир живет сам по себе. У меня больше нет возможности им управлять.