Глубина. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 34

   Пришел бы я на сутки раньше…

   – Поешь, – уговариваю я. Протягиваю руку, стаскиваю с него маску. От резины респиратора на лице остается красный овал. А так ничего лицо, нормальное, нестандартное. Светловолосый молодой парень, вот только глаза усталые, потухшие. – Давай! – подбадриваю я.

   Он подносит сандвич ко рту, медленно начинает жевать. Вот так. Кусочек за маму, кусочек за папу, кусочек за дядю-дайвера. Может, и впрямь ребенок?

   – Меня зовут Стрелок. А как тебя зовут? – спрашиваю я. Неудачник не отвечает, он слишком занят бутербродом. – Сколько тебе лет?

   Последний вопрос – серьезное оскорбление. В виртуальности все равны. Если Неудачник имеет хоть небольшой опыт жизни в Диптауне, то непременно ответит… да еще как ответит.

   Но он молчит.

   Тяжелая мне предстоит работка.

   Но ведь и приз меня ждет немалый. Я не променял бы его на заветные полмиллиона «Лабиринта». Медаль Вседозволенности купить невозможно – единственный такой случай немедленно разрушил бы ее ценность.

   – Лучше? – спрашиваю я Неудачника. Тот кивает. – Вот и славно. Вставай.

   Он послушно встает, я отдаю ему пистолет. На тридцать третьем уровне это оружие чисто символическое, тем более в его руках. Но зато Неудачник почувствует себя увереннее. Очень хочется в это верить.

   – А теперь пойдем, – говорю я. – Спокойно, уверенно…

   Я идиот.

   Я забываю про демона-хватателя, что сидит за углом. Забываю, как Гильермо демонстрировал мне его. Иду вдоль ограды «Американских горок», вышагиваю, как на параде.

   И демон радостно хватает меня длиннющей рукой, сгребает, вскидывает вверх. Демон похож на обросший щупальцами пень… от баобаба пень, надо полагать. В центре пня – зубастый рот, из комля растет цепкая семипалая лапа, которая сейчас крутит меня в воздухе, уминает, превращает в аккуратный, на один глоток, мясной шарик.

   Пистолет Неудачника шепчет «так-так-так», выпаливая обойму в монстра. Болтаясь в воздухе, я успеваю поразиться его странной стойке – корпус наклонен, плечи отведены назад, пистолет вытянут в левой руке.

   Из этого оружия демона не убить.

   Но лапа вдруг прекращает ломать мне ребра, ослабевает, и я падаю с трехметровой высоты прямо в жадно раскрытую пасть.

   К счастью, монстр уже не умеет жевать и глотать. Выбираюсь из вонючей дыры, стараясь не смотреть на зубки длиной сантиметров в десять. На зубках клочки одежды. Не моей.

   Я весь в слюне, и та шипит на бронежилете. Обтираюсь пучками желтой, высохшей травы. Подхожу к Неудачнику. Тот вновь расслаблен, вял и едва жив.

   Внешне…

   – Спасибо, – бормочу я. Прикладываю к руке аптечку, та щелкает, впрыскивая лекарства, и рассыпается. Крепко меня помяли.

   – Не за что, – тихо, но отчетливо говорит Неудачник. Впрочем, это имя уже не слишком с ним вяжется. Уложить демона из пистолета!

   Впрочем, теоретически это должно быть возможным. Создатели «Лабиринта» неоднократно заявляли, что любого из монстров можно убить из пистолета или даже кастетом. Теоретически. Если знать одну-единственную на все тело сверхуязвимую точку.

   Но я про такие подвиги не слышал.

   Скидываю с плеча винтовку, отдаю Неудачнику. Тот меланхолично берет оружие.

   Сам я вооружаюсь гранатометом. Там всего четыре заряда, но мы сейчас попробуем раздобыть еще.

   – Как тебя зовут? – спрашиваю я.

   Ответа нет.

   Ну и черт с тобой. Будешь Неудачником.

* * *

   «Диснейленд» сделан великолепно. Не знаю, копирует ли он какой-нибудь реальный парк или воплощает фантазию гейм-дизайнеров. Но уж монстры, катающиеся на колесе обозрения и перебрасывающиеся огненными шариками, словно снежками, явно родились в чьем-то больном воображении. Зрелище столь занимательно, что я пару минут смотрю на него, прежде чем пустить ракету в ось колеса. Взрыв, и оно медленно заваливается набок. Обломки взлетают метров на двадцать.

   Искоса поглядываю на Неудачника – оценит ли тот зрелище?

   Ни фига подобного…

   – Пошли, – бросаю я. Кажется, уже начинаю привыкать к своему молчаливому спутнику.

   Мы проходим мимо водных аттракционов. Вместо воды в бассейнах – кровь. Часть механических лодочек, скользящих по алой глади, заполнены сидящими скелетами, часть – пусты. При движении раздается противный тонкий скрип – механизмы не были приспособлены для работы в такой жидкости.

   Отвратительно.

   А вот целая семейка мутантов – двое взрослых и трое маленьких в цветастых платьицах, расположившиеся на пикник. На маленькой газовой плитке они жарят кусок ноги в кожаном ботинке. Трачу еще одну ракету.

   Они даже не пытаются разбежаться. Это не боевые чудовища, они созданы лишь для нагнетания кошмара.

   Найти бы того, кто делал всю эту мерзость, и надавать по морде. Не в виртуальности.

   – Нам немного осталось, – говорю я Неудачнику. – Ты хорошо держишься.

   Он кивает, словно бы с легкой благодарностью. И чего дайверы «Лабиринта» так долго возились? Парень прекрасно идет.

   Мы вдвоем отбиваем атаку целой стаи мелких летающих монстров. Неудачник стреляет скупо и метко, кожистые крылья подламываются, неуклюжие тела падают и лопаются.

   – Пошли, – говорю я.

   Лишь у огромного бетонного поля, по которому медленно скользят разноцветные машинки, возникает заминка.

   В одной из машинок – ребенок. Маленький темнокожий мальчик. Он рулит, уворачиваясь от трех мутантов, со скрежещущим смехом гоняющих его по всему полю. Один раз малыш проезжает рядом с оградой, окидывая нас безумным от страха взглядом.

   Неудачник поднимает винтовку.

   – Это не игрок, – устало объясняю я. – Это часть программы. Призовые очки. Спасаешь ребенка, отводишь в безопасное место, там находишь какое-нибудь оружие или броню. Пошли, нечего время тратить.

   Но Неудачник, наверное, утратил связь с реальностью основательно. Он начинает палить. Три выстрела – три мутанта. Они пытаются отбиться, мечут в нас огненные шары, но Неудачник быстрее и точнее.

   На звуки перестрелки откуда-то выползает исполинский паук и начинает поливать нас очередями из вросшего в морду пулемета. Мне приходится вмешаться. Две ракеты – коту под хвост… точнее, пауку под жвалы. Наступает тишина, лишь выбравшийся из машинки ребенок плачет, сидя на корточках.