Нездешний - Геммел Дэвид - Страница 33

— Я поймала камушек при свете луны.

Успехи, которых добилась Даниаль за три дня их путешествия, поражали Нездешнего. Он знал и раньше, что она сильна, гибка и сообразительна, но оказалось, что ее проворство и легкость, с которой она усваивает его уроки, превосходят всякие ожидания.

— Ты забываешь, — говорила она, — что я играла на сцене. Меня учили танцевать и жонглировать, а как-то я три месяца провела с труппой акробатов. Каждое утро они уезжали от каравана в холмистую степь. В первый день он научил ее бросать нож, и быстрота, с которой она все схватывала, заставила его пересмотреть свою методу. Поначалу он вышучивал ее, но потом стал серьезен. Умение жонглировать развило в ней поразительное чувство равновесия. Его ножи — все разного веса и разной длины — в ее руках вели себя совершенно одинаково. Она взвешивала нож в пальцах, прикидывая его тяжесть, и тут же метала в цель. На первых пяти бросках она только раз промахнулась и не попала в разбитое молнией дерево.

Нездешний нашел камушек, похожий на мел, и нарисовал на стволе фигуру человека. Развернув Даниаль спиной к дереву, он сказал:

— Сейчас ты повернешься и бросишь, целя в шею. — Она крутнулась, выбросила руку вперед, и нож вонзился над правым плечом меловой фигуры.

— Тьфу ты! — воскликнула она. Нездешний улыбнулся и вытащил нож.

— Я сказал: повернись, потом бросай. Ты еще поворачивалась влево, когда кинула, вот нож и ушел мимо цели. Но ты на верном пути.

На второй день он позаимствовал в лагере лук и колчан со стрелами. С этим оружием она обращалась не столь ловко, но глазомер у нее был хороший. Понаблюдав за ней немного, Нездешний велел Даниаль снять рубашку и плотно, рукавами назад, обвязал ей вокруг тела, сплющив груди.

— Мне так неудобно, — пожаловалась она.

— Знаю. Но ты каждый раз выгибаешь спину, стараясь, чтобы натянутая тетива не коснулась тела, а это сбивает прицел.

Однако его затея не имела успеха, и тогда он перешел к фехтованию. Один из людей Дурмаста продал ему тонкую саблю с рукоятью из слоновой кости и филигранным эфесом. Клинок был хорошо уравновешен и достаточно легок для того, чтобы проворство Даниаль возмещало недостаток силы.

— Всегда помни о том, — сказал он, когда они присели передохнуть после часовых упражнений, — что большинство бойцов наносят мечом рубящие удары. Твой противник, как правило, орудует правой рукой. Он заносит меч над правым плечом и опускает его справа налево, целя тебе в голову. Но кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая. Поэтому коли! Используй острие меча. В девяти случаях из десяти ты убьешь своего врага. Искусников не так много — обычно человек размахивает клинком как одержимый и проткнуть его весьма просто. — Он выстрогал из двух палок деревянные мечи и дал один Даниаль. — Давай нападай на меня.

На четвертый день он стал учить ее, как биться без оружия.

— Вбей себе в голову следующее: ты все время должна думать! Обуздывай свои страсти и повинуйся чутью — этому я постараюсь тебя научить. Ярость только мешает, поэтому не маши зря кулаками. Думай! Твое оружие — это кулаки, пальцы, ноги, локти и голова. Твои мишени — глаза, горло, живот и пах. Меткий удар в одно из этих мест обезвредит врага. В бою такого рода у тебя есть одно большое преимущество: ты женщина. Твой противник будет полагать, что ты испугаешься, спасуешь перед ним и сдашься. Если сохранишь хладнокровие, ты останешься жива — а он умрет.

В полдень пятого дня, возвращаясь к каравану, Нездешний и Даниаль увидели скачущих к ним с громкими воплями надиров. Нездешний придержал коня. Всадников было около двух сотен. Они везли с собой множество одеял и прочего добра, а переметные сумы у них чуть не лопались от золота и драгоценностей. Даниаль никогда прежде не видела надирских кочевников, но понаслышке знала их как злобных убийц. Они были коренастые и крепкие, с раскосыми глазами и плоскими лицами. Многие носили лакированные панцири, на головах — отороченные мехом шлемы, у каждого — по два меча и множество ножей.

Надиры рассыпались по степи, преградив двум путникам дорогу. Нездешний сидел спокойно, стараясь определить, кто у них вожак.

Через несколько тревожных мгновений вперед выехал воин средних лет, с темными злыми глазами и жестокой улыбкой. Его взор обратился на Даниаль, и Нездешний без труда прочел его мысли.

— Кто вы? — спросил надир, опершись на луку седла.

— Мы путешествуем с Ледяными Глазами, — ответил Нездешний. Так надиры называли Дурмаста.

— Рассказывай!

— Кто дерзает сомневаться в моих словах?

Надир впился темным взором в Нездешнего.

— Мы едем от каравана, который ведет Ледяные Глаза. Нас богато одарили там. А у тебя есть дары?

— Только один.

— Отдай его мне.

— Уже отдал. Я подарил тебе жизнь.

— Кто ты такой, чтобы дарить мне то, что я имею и так?

— Похититель Душ.

— И ты едешь с Ледяными Глазами? — невозмутимо спросил надир.

— Да. Мы с ним братья.

— По крови?

— Нет. По клинку.

— Сегодня можешь ехать с миром. Но помни — придет и другой день.

Вожак поднял руку, и надиры с грохотом пронеслись мимо.

— В чем дело? — спросила Даниаль.

— Ему не хотелось умирать. Вот тебе еще урок, если ты дашь себе труд его усвоить.

— Довольно с меня на сегодня. Что это он толковал о богатых дарах?

— Дурмаст предал беженцев, — пожал плечами Нездешний. — Он взял с них деньги, чтобы проводить их в Гульготир, а сам уже заключил сделку с надирами. Надиры грабят караван, а Дурмаст получает свою долю. У беженцев остались еще повозки, но перед Гульготиром надиры налетят опять и отберут последнее. Те, кто останется в живых, придут в Гульготир нищими.

— Это бесчестно!

— Так уж заведено на свете. Только слабые бегут от войны. Теперь им придется расплатиться за свою слабость.

— Ты взаправду такой бессердечный?

— Боюсь, что да, Даниаль.

— Тебе должно быть стыдно.

— Согласен с тобой.

— Ты меня из себя выводишь.

— А ты меня восхищаешь — но об этом мы поговорим вечером. Теперь ответь мне вот на какой вопрос: почему надир оставил нас в живых?

Даниаль улыбнулась:

— Ты угрожал ему одному, выделив его из всех остальных. Боги, неужто эти уроки никогда не кончатся?

— Кончатся, и очень скоро.

Глава 14

Они предавались любви в укромной лощине вдали от лагеря, и то, что испытал при этом Нездешний, потрясло его. Он не помнил, как соединился с Даниаль, не помнил ничего. Его преследовало одно желание: слиться с ней, вобрать ее всю в себя или самому раствориться внутри лее. Впервые за много лет он перестал замечать, что происходит вокруг. Любовь захватила его целиком.

Теперь, наедине с собой, его грыз страх.

Что, если бы Кадорас подкрался к нему тогда?

Что, если бы вернулись надиры?

Что, если бы Братство?..

Хеула была права. Самый его страшный враг теперь — это любовь.

— Ты стареешь, — сказал он себе. — Стареешь и начинаешь уставать.

Он знал, что уже не столь скор и силен, как бывало. Где-то там в ночи ходит убийца моложе и опаснее, чем он, легендарный Нездешний. Кто же это? Кадорас? Или один из воинов Братства?

Столкновение с надирами сказало ему о многом. Тогда он действовал по привычке — рядом была Даниаль, и ему не хотелось умирать. Его величайшим преимуществом всегда было отсутствие страха — и вот теперь, когда самый малый перевес нужен ему как воздух, страх вернулся к нему.

Он потер глаза — нужно было поспать, но он не желал поддаваться сну. Сон — брат смерти, как поется в песне. Но добрый, ласковый брат. Усталость наливала тело теплом, и камень, у которого он сидел, казался мягким и манящим. Слишком усталый, чтобы заворачиваться в одеяла, Нездешний прислонился к камню и уснул. Во тьме перед ним явилось лицо Дардалиона: священник звал его, но он не слышал слов.