Господин барон - Дулепа Михаил "Книжный Червь" - Страница 30

Финн, пребывавший в привычной меланхоличности организма, кажется, даже не понял, что его пытались съесть.

Шрайбер очень ревновал к успеху негритянского театра и стонал потом вдвое пронзительнее. Но оба заключенных никак не могли заткнуть истинную звезду. Блюмшилд сидел в своей камере с открытой дверью, злобно поблескивая на проходящих мимо глазами. В темноте его было сложно разглядеть, да и запашок, несмотря на ежедневную уборку, чувствовался, но каждый турист норовил сделать памятную фотографию именно на фоне этой камеры. Было интересно наблюдать, как люди с одухотворенно-мечтательными лицами отходят от таблички с объяснением его провинностей (мы долго придумывали ее с Эгги и в результате честно описали все как есть). Не любят банкиров почему-то. Причем вне зависимости от национальности.

В любом случае очередь на место тюремщика уже расписана до самого конца лета. Пока, правда, пыточная камера не пригодилась, но трое хвастались, что почти сумели пустить в ход плетку, выманив ростовщика за пределы камеры.

Собственно, потому и пахло – он же не мылся. Шрайбера за хорошее поведение выпускали на два часа ежевечерне, негра и вовсе использовали кто как хотел – в смысле перетащить что-нибудь или подмести. Но банкир трусил.

Вообще я молодец. Две недели баронствую, а уже три узника в подвалах. Мытарь, ростовщик и людоед. Кого бы еще добавить, для комплекта? Журналиста, может быть? Или…

У двери крайней камеры я остановился. Странно, решетка заперта… Я сюда не спускался дней пять, но точно помню, что тогда эта, последняя, самая дальняя от входа камера, была открыта. Оглянувшись, кивнул тут же поспешившему ко мне старшему стражнику. Вообще-то, Фиску по статусу надо было бы устроить повышение, но уж больно он тут колоритно смотрелся.

– За что сидит этот… – я покрутил пальцами, подыскивая определение, – пленник? И кто посадил?

– Так согласно распоряжению вашей милости. За самозванство. – Эдгар пожал плечами. – Заявился, начал требовать чего-то. Вот, – он протянул журнал, – назвался вашим другом… их тогда много было, и друзей и родственников.

– Да, помню. Настоящее нашествие.

– Ага. Ну мы сначала каждому объясняли, все понимали, да, а этот все горячился, грозил, что вы будете недовольны. Ну и посадили. На дверь повесили – «Бродяга и мошенник». Разве вам не докладывали?

Я еще раз подошел к двери. Что-то в лежащем было очень знакомо… ну просто очень-очень.

– Он еще почему-то называл вас арабским именем. Шурак, кажется.

Закрыв глаза, я прикрыл их для надежности ладонью. Потом протянул руку в сторону, Фиск тут же вложил в нее ключи. Когда хорошо смазанная дверь почти без звука отворилась, лежащий недовольно дернул плечом, мол, не мешайте. Я кашлянул:

– Гхм. Эй, Шеф, ты как?

– Кто там? – Заключенный поднял голову с подушки и недовольно обернулся. – А, Саш, ты. Привет. Чего пришел?

– То есть как – чего? Ты это, извини, мои дуболомы исполнительные виноваты, не знал, что ты прилетел.

– Да я понял, понял. – Невысокий плотный мужчина приподнялся на лежанке и вдруг заразительно потянулся, зевнув. – Знал бы ты, Шурик, как я хорошо отдыхаю! Первые два дня бесился, как там все без меня, но твой цербер не выпускал, даже один раз звякнуть на волю не дал. Строгий, ты его цени!

– Ценю. – Я мрачно посмотрел на стражника, и тот, уловив интонацию, виновато потупился. – Давай на выход с вещами. Отмотал ты срок за преступление против моей милости, переводишься на вольное. Или тебя в больничку сразу?

– Нет, я в порядке. Представь, неделю сплю сколько влезет, питание простое и здоровое, а главное – никто ничего не требует и даже не просит. Прямо курорт! Настоящий, не какое-то альпийское недоразумение.

– Так ты обращайся, если что. У меня тут и кандалы есть, для силовой гимнастики, и пыточная с дыбой, суставы лечить и осанку восстанавливать.

– Оправдываешь фамилию?

– Как замок называется, в курсе?

– Уже поржал. – Он вдруг откинулся поудобнее. – Знаешь, я, пожалуй, тут еще немного посижу. Ты как, не против?

– За бизнес не боишься?

– Да пошел он! Я тут о жизни думаю, никуда не тороплюсь.

– Кто вы такой и как смогли принять облик моего друга?

– Смешно. Но ведь в самом деле! К тому же тут одна дамочка уже третий раз приходит и так жалостливо на меня смотрит… дождусь-ка я сегодняшней вечерней толпы.

– Ну, тогда сидишь без всяких поблажек. Тут народ такой, не поймут нарушения правил.

– Да пусть! Зато теперь никто из нашего брата-олигарха не сможет упрекнуть, что я жизни не знаю! Я сидел там, куда им никогда не попасть, сколько из бюджета ни вытащи!

– Так ты это, чего прилетел? Неужто решил все-таки в политику удариться?

– Шурик, веришь, я сюда просто так приехал, посмотреть. Как турист!

Не верю. Это я, простой парень от сохи, а чтобы такая хитрая морда сделала что-то «просто так»? Да он даже в туалет ходит с пятиходовой интригой!

От рыцарского звания Шеф не отказался бы, силен в нем дух романтизьма. Но из моих рук – не подобает. Это двадцать лет назад мы были друзьями, сейчас отношения другие, да и его нынешние знакомые могут не понять. Но, тем не менее, он здесь, причем даже делает вид, что ему тут ну так нравится, что аж уходить не хочется, даже туристку сердобольную придумал. Ладно, жалко, что ли…

– Жалобы, просьбы есть?

– У тебя тут похавать что-то бывает, кроме каши?

– Шо, буржуй, народная еда не по вкусу? Если надоела каша, пятьсот раз отожмись и пятьсот раз присядь, тогда получишь хлеба с вареньем!

– Саш, ты сдурел? Я же сдохну!

– Хочешь сладенького? Работай!

– Мне бы чего полегче!

– Сейчас на тебя кандалы наденут! По десять кило на каждую конечность, итого пятьдесят.

– Шурик, ты точно посчитал?

– Руки, ноги, язык. Или ты еще о чем-то подумал?

Насколько я знаю этого прохиндея, на ужин у него будет все то же самое, что и у меня, только кухарка еще и добавку подкладывать станет. Причем не удивлюсь, что это все у него было уже в первый вечер. Сейчас Шеф выглядел благодушным и самую малость лукавым. Ну да, как же. Верю. Нет, он может быть и честным, и искренним, только… я его лучше всех ныне живущих знаю, и он это понимает. И все равно комедь ломает… ой что-то здесь не так!

Шеф, поняв, о чем я думаю, демонстративно вытянулся на досках, закинув руки за голову. Потом с превосходством посмотрел на меня, извлек из-под подушки шоколадку, не торопясь развернул и, откусив, задумчиво изрек:

– Шурик, у тебя такие добрые подданные… Береги их!

– Что ты им наплел за шоколадку?

– Рассказал пару историй из юных лет.

– Тянущих лет на двадцать по совокупности?

– Не больше пятачка. Можешь быть спокоен, про тебя ни слова.

– Это хорошо. Не придется камеру замуровывать. – Я хмыкнул и переспросил еще раз: – Ты точно на свободу не рвешься? А то давай устроим тебе побег? С драками, погоней и перестрелками?

– Знаешь, Шурик, твою инициативу надо держать на поводке. А то ты такого натворишь! – Он недовольно покосился на меня. Недовольно потому, что я никак не отреагировал на шоколадку. – Нет уж, я останусь тут сидеть, и пусть тебе будет стыдно!

– Мне?

– Ах да, откуда у Могилы стыд? – Он неожиданно замер, потом улыбнулся: – Ты иди, Саш. Я тут до вечера покемарю, в самом деле, когда еще выдастся… ну с детства мечтал же – граф Монте-Кристо, одиночная камера, несправедливо заключенный и настоящий древний замок!

– Купи себе такой же и воплощай мечты на здоровье. Можно вот так, как я, друзей по соседним камерам рассадить.

– Не, это не то, это постановка получится. А тут прямо как по-настоящему.

– Ну тогда сиди. – Сейчас я уже был не уверен, правду он говорит или нет. – Пойду дальше, у меня тут…

– Куча дел, господин барон?

– Скука у меня тут. Все дела переделаны.

– Это ты не беспокойся. – Он догрыз последний кусочек и, скомкав обертку, сунул ее обратно под подушку… как делал это с тех пор, когда я впервые встретил комсорга нашего факультета в общаге. – Заскучать не удастся.