Собрание сочинений. Том 2 - Маркс Карл Генрих - Страница 154

В противовес смехотворной спеси бессмертной немецкой теории совершенно необходимо, наконец, показать немцам всё то, чем они обязаны загранице, с тех пор как занимаются социальными вопросами. Во всех напыщенных фразах, которые теперь в немецкой литературе крикливо преподносятся в качестве основных принципов истинного, чистого, немецкого, теоретического коммунизма и социализма, до сих пор нет ни единой идеи, которая бы выросла на немецкой почве. То, что французы или англичане сказали уже десять, двадцать, даже сорок лет тому назад, — и сказали очень хорошо, очень ясно, очень красивым языком, — то немцы только за последний год, наконец, урывками узнали и огегельянили или, в самом лучшем случае, с опозданием открыли ещё раз и опубликовали в гораздо худшей, более абстрактной форме в качестве совершенно нового открытия. Я не делаю здесь исключения и для своих собственных работ. Что у немцев своего, так это только скверная, абстрактная, невразумительная и корявая форма, в которой они выразили эти мысли. И как подобает истым теоретикам, они сочли достойным внимания у французов — англичан они ещё почти совсем не знают — кроме самых общих принципов лишь самое плохое и самое абстрактное: схематизацию будущего общества, социальные системы. Лучшую сторону, критику существующего общества, действительную основу, главную задачу всякого исследования социальных вопросов, они преспокойно отбросили. Нечего и говорить, что об единственном немце, который действительно что-то сделал, о Вейтлинге, эти мудрые теоретики обычно тоже отзываются пренебрежительно или совсем не упоминают.

Я хочу предложить этим премудрым господам небольшую главу из Фурье, которая сможет послужить им образцом. Правда, Фурье исходил не из гегелевской теории и поэтому — увы! — не мог прийти ни к познанию абсолютной истины, ни даже к абсолютному социализму; правда, вследствие этого изъяна Фурье, к сожалению, дал совлечь себя с пути истинного и пришёл — вместо абсолютного метода — к методу серий и к таким построениям, как превращение моря в лимонад, couronnes boreale и australe{184}, анти-лев[162] и совокупление планет. Пусть так! И всё же мне легче поверить вместе с весёлым Фурье во все эти чудеса, чем верить в абсолютное царство духа, где совсем нет никакого лимонада, или в тождество бытия и небытия и совокупление вечных категорий. Французский вздор по крайней мере весел, тогда как немецкий мрачен и глубокомыслен. Но кроме того Фурье подверг существующие социальные отношения такой резкой, такой живой и остроумной критике, что ему охотно прощаешь его космологические фантазии, которые тоже основаны на гениальном миропонимании.

Сообщаемый здесь отрывок был найден среди литературного наследства Фурье и напечатан в первой книжке журнала «Phalange»{185}, издаваемого фурьеристами с начала 1845 года. Я опускаю из него то, что относится к позитивной системе Фурье, и вообще то, что не представляет интереса, словом — с текстом обращаюсь с вольностью, которая совершенно необходима для того, чтобы произведения иностранных социалистов, написанные с определёнными целями, сделать доступными публике, чуждой этим целям. Этот отрывок отнюдь не самое гениальное из того, что было написано Фурье, и даже не лучшее из того, что он написал о торговле, — и всё-таки ни один немецкий социалист или коммунист, за исключением Вейтлинга, ещё не написал ничего, что хотя бы в самой отдалённой степени могло бы сравняться с этим черновым наброском.

Чтобы избавить немецкую публику от напрасного труда читать самый журнал «Phalange», я должен заметить, что этот журнал — чисто денежная спекуляция фурьеристов и публикуемые в нём рукописи Фурье имеют очень различную ценность. Издающие этот орган господа фурьеристы стали похожими на немцев напыщенными теоретиками, и на место юмора, с которым их учитель разоблачал буржуазный мир, они поставили священную, основательную, теоретическую, угрюмую учёность, за что они по заслугам были осмеяны во Франции, а в Германии получили признание. Сочинённое ими описание воображаемых успехов фурьеризма в первой книжке «Phalange» могло бы привести в восторг профессора абсолютного метода.

Я начинаю своё сообщение с тезиса, который уже был опубликован в «Теории четырёх движений». Там же была опубликована значительная часть предлагаемого отрывка, из которой, однако, я приведу лишь самое необходимое[163].

Так пишет Фурье. Продолжение этой статьи во второй книжке «Phalange» содержит три главы о биржевой игре, о барышнической скупке (accaparement) и о паразитизме, которые, однако, в большей своей части уже были опубликованы в «Четырёх движениях». Отчасти по этой причине, отчасти потому, что помещённого выше отрывка вполне достаточно для моей цели, я на этом заканчиваю.

Пусть учёные господа немцы, которые так усердно бороздят «безбрежное море» бездонных{186} теорий, стремясь во что бы то ни стало выудить «принцип» «социализма», берут пример с commis marchand{187} Фурье. Фурье не был философом, он питал сильную ненависть к философии, жестоко её высмеивал в своих произведениях и высказал при этом много соображений, к которым наши немецкие «философы социализма» должны были бы отнестись внимательно. Правда, они мне возразят, что и Фурье был не менее «абстрактен», что посредством своих серий он сконструировал бога и мир не хуже самого Гегеля, но это их не спасёт. Гениальные — несмотря ни на что — чудачества Фурье не оправдывают скучных так называемых построений засушенной немецкой теории. Фурье конструирует по-своему будущее, после того как правильно познал прошлое и настоящее; немецкая теория сначала разделывается по своему усмотрению с прошлой историей, а затем предписывает также и будущему, какое ему принять направление. Сравните, например, данные у Фурье эпохи общественного развития (дикость, патриархат, варварство, цивилизацию) и их характеристики с гегелевской абсолютной идеей, с трудом прокладывающей себе путь через лабиринт истории и в конце концов сооружающей, охая и кряхтя, некую видимость трихотомии — вопреки — четырём мировым империям; что же касается послегегелевских конструкций, то о них и говорить нечего. Ибо, если у Гегеля конструкция всё же имеет какой-то смысл, хотя и превратный, то у после-гегелевских изобретателей систем она лишена уже всякого смысла.

Немцам пора бы уже перестать, наконец, так кичиться своей основательностью. Из самых ничтожных данных они не только выведут вам что угодно, но и увяжут это со всемирной историей. На основании первого попавшегося, полученного из третьих рук факта, о котором им даже не известно, произошёл ли он так или иначе, они вам докажут, что он должен был произойти именно так, а не иначе. Разве кто-нибудь в Германии писал о социальных вопросах, не сказав и о Фурье чего-нибудь такого, что самым основательным образом дискредитирует немецкую основательность? В числе прочих некий г-н Кайзер[164] сразу же использовал «отличное сочинение Л. Штейна» для создания всемирно-исторической конструкции, у которой, к сожалению, лишь тот недостаток, что все положенные в её основу факты ложны. Что касается Фурье, то немецкая теория уже по крайней мере раз двадцать отводила ему «место в развитии абсолютной идеи» — и каждый раз другое место — и каждый раз в отношении сути дела немецкая теория полагалась на г-на Штейна или на другие такие же сомнительные источники. Поэтому-то немецкий «абсолютный социализм» так ужасающе жалок. Немножко «человечности», как сейчас принято выражаться, немножко «реализации» этой человечности или, скорее, животности, кое-что о собственности по Прудону — из третьих или четвёртых рук, — несколько вздохов о пролетариате, кое-что об организации труда, жалкие союзы для улучшения положения низших классов народа — наряду с безграничным невежеством в отношении политической экономии и действительного состояния общества — вот к чему сводится весь этот «социализм», который к тому же утрачивает последнюю каплю крови, последние следы энергии и силы в результате своей беспартийности в области теории, своего «абсолютного спокойствия мысли». И таким переливанием из пустого в порожнее хотят революционизировать Германию, привести в движение пролетариат, побудить массы к мысли и действию!