Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас - Лебрюн Мишель - Страница 48

Я уже открыл рот, чтобы заговорить, но не успел: меня опередил Трэнт.

— Так я вам позвоню, мистер Хардинг. Где-то около десяти.

И он меня отпустил.

15

Итак, я ничего не сказал. Хотел, но Трэнт не дал мне шанса. Когда я в тоске возвращался домой, нашел вот эту зацепку, уговаривая себя, что это снимает с меня ответственность. Я даже начал придумывать доводы, которые оправдали бы мое дальнейшее молчание. В конце концов, это была идея Анжелики, не моя. Насколько я мог судить, она решила использовать в качестве алиби свой визит в кино, а я тут ни при чем. С моей стороны было бы просто глупо выложить все, прежде чем поговорю с ней. Как бы там ни было, она невиновна, а людей не осуждают за преступления, которых они не совершали. Трэнт может за пару дней найти убийцу, и ее отпустят. Раз уж она решила спасти меня и если ставка так высока, почему мне не быть достаточно умным, чтобы не воспользоваться такой возможностью и не предоставить ей все остальное.

Это почти удалось. Входя в квартиру, я чувствовал себя спокойно. В будущем — в каком-то туманном будущем — мне придется что-то предпринять, но пока лучше выждать. Конечно, придется сказать Бетси, что Анжелику арестовали, — это все равно будет в газетах. Но и только. И ничего не случится, пока у меня не сдадут нервы, как едва не случилось в кабинете Трэнта.

Бетси была дома. Я застал ее в спальне — она как раз одевалась на ужин к Старику. Когда я сказал ей об Анжелике, окаменела от ужаса. Я вел себя так естественно, что Бетси понадобилось несколько секунд, пока до нее дошло, что я действительно имею в виду Анжелику, ту Анжелику, которая должна была оставаться где-то в Европе.

— Но если Джимми знал Анжелику, если она была здесь, в Нью-Йорке, почему он не сказал нам о ней?

— Судя по всему, он пообещал ей это. Бэтси, сегодня вечером ее должны привезти в Нью-Йорк. Трэнт спросил меня, не хочу ли я ее видеть. Полагаю, нужно с ней встретиться. Ничего, если к отцу ты поедешь одна?

— Конечно, нет. Будет лучше, если расскажу ему прежде, чем он прочитает в газетах. Будет в ярости, когда узнают, что она была замужем за тобой и вообще. — Огорченно взглянула на меня: — Это она сделала?

— Меня не спрашивай.

— Ах, какой ужас — так возвращаться! Как так можно загубить всю жизнь? Почему, Господи, не… Прости, Билл. Она несчастная женщина. Ты, разумеется, должен сделать для нее все, что сможешь.

Сев на постель, стала надевать чулки.

— Для тебя это страшно. — Она трагически сжала губы. — И для Рикки тоже. Что бы ни происходило, нельзя допустить, чтобы хоть что-то дошло до Рикки. Рикки никогда не должен об этом узнать — никогда.

Я сокрушенно расхаживал по комнате, пока она завершала свой туалет. Когда собралась, зашла в кухню сказать кухарке, что приготовить мне на ужин. Я проводил ее до дверей. На прощанье она меня поцеловала.

— Не волнуйся, милый, действуй.

Обняв ее, я заметил мелкие беспокойные морщинки на ее переносице.

— Ты сказал, что Анжелика купила этот пистолет?

— Да.

— Значит, когда Трэнт рассказал тебе, ты не знал, что речь идет об Анжелике?

— Она назвала другое имя.

— Ах, так? — Она улыбнулась мне, явно успокоившись. — С Богом, милый. Постараюсь все уладить с отцом. И скажи от меня Анжелике: я надеюсь, все обойдется.

Трэнт позвонил в половине одиннадцатого.

— Она здесь. Отвезли ее на Центр стрит. Хочет с вами встретиться.

— Ладно. Я сейчас приеду.

— И не нужно излишне беспокоиться, мистер Хардинг. Мы обеспечим ей адвоката. Сделаем все, что в наших силах.

Здание на Центр-стрит производило то же унылое, угнетающее впечатление, что и районное управление, только в гораздо большем масштабе. Я ждал, что найду там Трэнта; его не было. Но обо мне знали. Один из полицейских провел меня в маленькую пустую комнату и удалился. В сопровождении охранника вскоре появилась Анжелика. Охранник оставил нас одних. Но я знал, что он ждет за дверью, что Анжелика пришла из камеры, что между мною и ею стоит закон в лице лейтенанта Трэнта. И еще я ощущал свое отчаяние.

Анжелика была все в том же старом черном платье; мне вдруг пришло в голову, что случившееся любого бы изменило. Мне же показалась она бледной и усталой, но все той же, прежней. И очень красивой. Все той же неподдельной, вызывающей красотой.

Не поздоровалась, настроена была вздорно. Я слишком хорошо знал эту ее манеру еще с давних времен, словно говорящую: я лучше знаю, что хорошо, а что плохо.

— Ничего я им не сказала, — начала она. — Ты в курсе?

— Догадываюсь.

— Дело будет недолгим. Хочу, чтобы все стало ясно. Ты тут ни при чем. Я много об этом думала и все для себя решила. Тебя это не касается. Это мое дело. Не позвони я тебе в ту ночь, у тебя не было бы с ним ничего общего. Нет смысла втягивать тебя в разбирательство. И нечего бояться. Я невиновна, пока не докажут, что я это сделала. Никогда не докажут, что я не была в кино. И, кроме того, я этого не делала. Ты это знаешь. Меня могут задержать на несколько дней, и все.

У нее с собой была сумочка. Потянувшись к ней, вдруг остановилась.

— Сигарета найдется?

Я достал пачку, подал ей сигарету и довольно бестактно брякнул:

— Оставь себе.

Она сунула пачку в сумочку и окинула меня сдержанным, но решительным взглядом.

— Надеюсь, ты меня понимаешь. В ближайшие дни, очевидно, разыщут преступника, и все закончится. Если я сейчас все скажу или скажешь ты, то потом возненавидишь меня и себя тоже до конца жизни. Так обстоят дела. Что ты еще хочешь услышать? Иди домой. Предоставь все мне.

Говорила она только то, что уже давно я твердил себе сам. Приводила те же аргументы. И хотя я так отчаянно хотел, чтобы она убедила меня, из ее уст они звучали еще сомнительнее. Чувствовал, как мной постепенно овладевает искушение. И одновременно презирал себя за эту слабость.

Словно прочтя мои мысли, она добавила:

— И не думай, что я это делаю для тебя. Вовсе нет. Только для себя.

— Для себя?

— Неужели это трудно понять? Что я делала все эти годы? Чарльз Мэйтленд! Джимми Лэмб! А я все уговаривала себя, что могу спасти кого-то своей любовью! И не понимала, что это всего лишь глупое тщеславие и прекрасный повод, чтобы самой болтаться в этом дерьме! Уже самое время ради разнообразия взглянуть в лицо действительности. Я выбрала Джимми. И мне ничего не остается, как взять все на себя. Уже давно мне нужно было как следует получить под зад. Вот оно и случилось.

Неожиданно улыбнулась.

— Так что не вздумай страдать от угрызений совести, Билл. Все в порядке. Я так хочу. Если ты понадобишься, скажу. Но ты мне не понадобишься. Так что прощай.

Торопливо покинув комнату, она лишила меня возможности на что-то решиться. Я остался стоять в немой растерянности. Она сделала все так ловко и тактично, что я сам стал склоняться к ее решению. В конце концов, разве не права была она, говоря о себе? Жизнь ее состояла из сплошных неудач. Арест, несомненно, так потряс ее, что избавил от иллюзий о себе, и, возможно, ценой относительных неприятностей она хотела пережить что-то вроде нравственного очищения. А готова ли она на нечто большее, чем некоторые неудобства?

Но не стоило обольщаться. Ее мотивы я понимал лучше, чем она сама. Несмотря на разговоры о переменах, она нисколько не изменилась. Просто перенесла свою материнскую заботу с неудачников вроде Чарльза Мэйтленда и Джимми Лэмба на меня. Теперь я был ей нужен, теперь я был объектом ее благородной страсти.

Итак, она нашла новый способ укорить меня. Но мне это было ни к чему. Я не хотел быть ей обязанным, не мог перенести мысль, что за само существование нашего брака с Бетси я должен быть благодарен благородному поступку Анжелики. Поступи я по первому движению души, бросился бы за ней в коридор, притащил ее назад и сказал охраннику всю правду. Но я этого не сделал. Просто взял такси и поехал домой.

Бетси еще не было. Я смешал коктейль. В сотый раз твердил себе, что все в порядке, что так в моем положении поступил бы каждый. Не помогало.