Любить и ненавидеть по-русски - Шевченко Денис - Страница 5

Убийца ни в чем не раскаивался. Перед ним лежал современный черный кейс с банковскими документами, которые пригодятся позже. Конечно все чин — чинарем, он не засветится перед посторонними, и останется для ментов и журналистов только киллером, исполнителем, которого никто не видел и никогда не увидит.

Но он испытывал радость не от получения грязных денег, которых итак хватало. Сегодня он убрал еще одного причастного. Причастного к позору и унижению, которое испытал, к разрушенной жизни и растоптанной любви. И еще, это узнает она. Поймет ли, догадается, вспомнит? Или сытая жизнь начисто лишила ее памяти?

Из магнитофона неслись суровые аккорды русского рока, но слова были знакомы с детства.

«Вслепую пушка лупит, наотмашь шашка рубит».

Он нанес Вадиму двадцать один удар. Столько же, сколько лет его возлюбленной.

— Догадается ли она, поймет ли, — снова повторялось в его голове, — что он не просто убийца и грабитель.

Всего лишь любить ее, видеть свою богиню, говорить с ней, он мог довольствоваться этим малым, надеясь на свою счастливую звезду. Но ему не дали, поддавшись глупым предрассудкам, и виновные понесут наказание.

«Не будет он напрасным, наш подвиг благородный,

И время золотое наступит все равно».

«Наступит все равно», — повторил убийца и провалился в мучительный сон.

Виктор решил действовать с максимальной осторожностью даже здесь, в России, в родном городе, где ему ничего не грозило. Во всяком случае он так думал, пока. Осторожность вошла в его кровь, он вдыхал ее вместе с воздухом. Все время на чеку, максимальная концентрация, никаких поблажек благодушию усталости.

Для начала обеспечить тылы, первоочередное действие хорошего стратега. Он увидит их чуть позже, возможно через несколько часов, или завтра. Но не то что несколько часов, несколько секунд порой могут стоить жизни.

Виктор поймал машину и поехал на железнодорожный вокзал. Лицо города тоже претерпело за шесть лет серьезные изменения. Все подъезды и подходы тщательно заасфальтированы. Стихийный рынок, казавшийся когда-то незыблемым атрибутом вокзальной суеты, теперь уступил место аккуратным киоскам и бутикам, которые радовали глаз свежей краской и привлекали покупателей уже одним своим опрятным видом.

Везде на перронах появились красивые таблички с подсветкой, указывающие нужные платформы и пути.

Подземный переход выложили новой плиткой и регулярно мыли. Неизменным оставалось только старое электронное табло, показывающее расписание поездов и их дислокацию. Оно сохранилось с советских времен и продолжало усердно трудиться для снующих туда-сюда горожан и гостей города.

Виктор надеялся, что неизменным осталась еще одна присущая старому вокзалу черта, и вскоре убедился в своей правоте. Недалеко от выхода с перрона стояли люди с табличками на груди: «Сдаю квартиру», «комната недорого», «жилье». Все стоявшие —люди пожилого возраста, которые имеют уголок, где можно приткнуться, отдав на это время свою жилплощадь в аренду. Их услугами пользовались не только приезжие с невысоким достатком, неспособные оплатить гостиницу. Ближе к вечеру к ним подтягивались молодые пары, желающие провести ночь любви в принадлежащих старичкам квартирах и комнатах.

Виктор еще не знал, сколько времени он проведет в городе. У него в распоряжении чуть меньше месяца, а хотелось бы навестить приятелей по всей стране. Именно приятелей, так как друг у него был всего один: Максим Климов, посетить которого он собирался сразу после обретения крыши над головой.

Был еще Леша Кузнецов, который стал ему родным братом, но погиб на Косовской границе. С тех пор одиночество подбиралось к Виктору неумолимыми шагами. Уже тогда он понял, что вернется. Пусть ненадолго, только глотнуть родного воздуха и увидеть дорогие глаза. И он выполнил обещание, данное самому себе в разгар боя с албанцами. Тогда оно казалось нереальным, чем-то вроде розовой мечты, но сегодня лишь подтвердило высказывание кого-то из великих: «мы сами творим свою судьбу».

Он внимательным наметанным глазом оценил контингент квартиросдатчиков и без колебаний выбрал старичка, лет шестидесяти пяти— семидесяти. Кроме всех прочих положительных качеств, которые безошибочно определил меткий взгляд Виктора, старичок был единственным мужчиной в этой артели.

Быстрым шагом он подошел к дедуле, не обращая внимание на толстух, хватающих за руки и на красочно расписывающих преимущества своих домовладений.

Дед, казалось, даже удивился выбору незнакомца. Очевидно дела у него шли не очень бойко, он смотрелся белой вороной среди остальных коммерсантов, за что Виктор и выбрал именно его.

— Здоров, отец, у тебя квартира или комната?

— Я сдаю две комнаты в трехкомнатной квартире для двух людей. Большие и светлые. Есть телевизор, санузел раздельный, плита новая, газовая колонка, вода постоянно.

Дед явно говорил заученный текст, стараясь не смотреть в глаза арендатору. Его уши приобрели пунцовый оттенок, как у не выучившего урок школьника, вызванного к доске.

— А если я один сниму обе комнаты нормально, или это принципиальный вопрос?

— Ну что вы, вполне нормально, я даже буду рад, все же меньше беспокойства. — дед пока не знал, сколько беспокойства он приобретет вместе с новым жильцом. — Вам на какой срок?

Даже манера вести разговор, не говоря уже о выражении лица, указывала на человека интеллектуального, с одним, а то и несколькими высшими образованиями.

— Я думаю недельки на две, может быть на три. Квартира далеко? — Виктор говорил с ним без всяких штучек, спокойно и уважительно.

— Нет, на Павленко, отсюда десять минут пешком. Это почти центр города. — Старик старался не потерять клиента, и в его голосе появились просительные нотки. — Виктору не хотелось видеть такие моменты.

«Да, видно совсем прижало старика финансовое положение. Но мужик порядочный, сразу видно, да и собеседник наверняка интересный», — прогнозировал Виктор.

— Да не переживай, отец, я сам местный. Просто давно не был на Родине. Ну пойдем, я готов арендовать твою жилплощадь начиная с этой минуты.

Старик замялся. Ему было неудобно, но осторожность взяла свое.

— А паспорт ваш можно посмотреть? — при этом вопросе он уставился в землю, или на свои потертые сандалии.

— Ну конечно. Вот, возьмите. — Виктор уверенным движением достал документ в светлой обложке.

— Вы уж извините, но сами понимаете. —Старик готов был сквозь землю провалиться, но уроки толстух заучил твердо.

— Да не извиняйтесь, что вы, — Виктор перешел на вы, от чего уже успел немого отвыкнуть, постоянно сидя на передней линии фронта. Точнее разных фронтов в разных странах.

В это время старик озадаченно крутил в руках незнакомый документ.

— Это иностранный? — видно было, что он совсем растерялся.

— Да. С некоторых пор я гражданин Германии. Зато в душе русский и зовут меня Виктор Сухов, — Виктор рассмеялся, но постепенно начинал раздражаться, и тут же поймал себя на этом. «Ага, уже попер гонор, хотя старик все делает правильно, видно отвык я от самоконтроля на гражданке».

— А можно я на секунду покажу его коллеге, она разбирается, и мы тут же пойдем.

— Показывайте, нет проблем. — Он широко улыбнулся, чтобы не смущать старика, и без того не находящего себе места.

Тот немного отошел к толстухам, которые уже давно с завистью наблюдали за их переговорами. Одна из них, самая бойкая на вид, тут же принялась со знанием дела листать немецкий паспорт.

Виктор расслышал слово «интурист» и улыбнулся, глядя, как деда хлопают по плечу, поздравляя с такой неслыханной удачей.

Он, продолжая смущенно улыбаться, подошел к своему новому квартиросъемщику.

— Все в порядке, еще раз извините, идемте.

Виктор поднял свою спортивную сумку и направился за стариком.

— Ой, — тот неожиданно остановился, — мы ведь с вами о цене еще не договорились. — Глаза старика почему-то напомнили Виктору белого Бима с черным ухом.