Черный полдень - Корнев Павел Николаевич - Страница 23

— Зацени, — бухнувшись рядом со мной на кровать, встряхнул бутылку пиромант. — Водный раствор абсорбента МПЭ-44!

— Где достал? — взвесил в руке стеклянную бутылку я.

— Вацлава развел, — признался пиромант. — Давай, жахнем.

— А оно нам надо?

— Ты дозу излучения сегодня получил? Головная боль, общая слабость, жжение верхних дыхательных путей — есть такие симптомы?

— Что–то типа того, — сознался я.

— Тогда пей, — отхлебнув прямо из горла, передал Напалм бутыль мне. — Вацлав сказал, ты незаразный, я за собой тоже ничего такого не замечал…

Ну я и выпил. Глоток. Потом еще пару. Вкус, конечно, жуткий — будто глину в воде разведенную в себя заливаешь, но голова прошла моментально. Потом и жжение в правом предплечье затихло. Вялость, правда, никуда не делась, но это ж не стимулятор…

— Ладно, это все здорово, конечно, — поставил я некоторое время спустя на пол пустую бутыль, — но пора бы и делом заняться.

— В смысле? — не понял меня Напалм.

— Карандаш бери, у нас адресов еще куча неотмеченных осталась, — потянулся за распечатками я.

— Может, сам отмечать будешь? — неохотно поднялся с кровати пиромант.

— Кто из нас местный уроженец? А? Я и адресов таких не знаю. Вот Севастопольская, два-а — это где?

— В центре, — вздохнул пиромант и взял карандаш.

— Вот и отмечай, — обрадовался я. — Двести пятнадцатый номер.

Напалм вывел на карте циферку.

— И чего мы ищем, вообще?

— Мы ищем то, что позволит нам спасти наши задницы, — не стал откровенничать я.

— Да перестань ты! — разозлился парень. — Сказать сложно?

Пришлось отделаться полуправдой:

— Мы ищем артефакт. Какой — и сам не знаю, и тебе не скажу.

— Артефакт, который может быть причиной энергетических выбросов? — уставился куда–то на карту парень. — Зачем он?

— Заказчик не сказал. — Я нашел глазами следующий адрес в распечатке. — Хочешь — у Рустама спроси.

— Адрес диктуй, — помрачнел пиромант.

— Да расслабься ты! Все путем будет, — развалился я на кровати. — Красный, сорок восемь.

— Этого–то я и опасаюсь, — едва слышно пробормотал пиромант и вывел на карте цифру «216».

Закончили мы с этим нудным, но тем не менее должным принести свои плоды занятием уже к ужину. Напалм еще какое–то время терся у меня в клетушке, пытаясь выпытать подробности, но, уяснив, что больше ничего интересного не услышит, отправился к себе. А может, к Вере или Ветрицкому. Он у нас товарищ общительный.

Наскоро поужинав вареной картошкой с тушенкой, я чуть ли не залпом выдул стакан жидкого чая и потер вновь занывшие виски. Не такая уж и замечательная штука этот абсорбент — времени всего ничего прошло, а кости снова ломит. Все, надо спать ложиться.

Присутствие постороннего в своей комнате я скорее почувствовал спиной, чем расслышал шорох или заметил мелькнувшую тень. Резко развернулся и вытер вспотевший лоб — никого. Но ведь что–то же меня насторожило. Неужели…

На противоположной от двери стене вдруг нарисовался силуэт человека — обои будто растворились, и вместо них проявилась кирпичная кладка. Мгновение ничего не происходило, а потом кирпичи потекли, и на меня уставился Гадес. Точнее — его маска с пустыми провалами глаз.

— Ты еще не разговаривал с Грибовым? — Губы шевелились немного не в такт словам, но голос звучал вполне отчетливо.

— Нет.

— Поговоришь?

— Да! Обещал же.

— Скажи еще, что все решится в Черный полдень. Пусть они будут готовы.

— Что — все?

— Просто скажи. Если он поймет — хорошо, если нет — все будет так, как будет. — Похоже Гадеса на склоне лет одолела тяга к маловразумительным загадкам. Поймет — не поймет. Мне б этого Грибова найти еще. Хоть и есть вариант…

— Скажу, — заверил я маску Аарона Давидовича.

— И еще. Когда найдешь то, что ищешь, возможно, не будешь знать, что с этим делать, — продолжил издеваться надо мной Гадес, и из стены высунулась рука со сжатым кулаком. — Возьми.

— Это что? — Мне на ладонь выпал простенький на вид амулет: обыкновенный стеклянный шарик, в котором застыла капля расплавленного металла. — И зачем это?

— Вдруг совета спросить понадобится, — неожиданно рассмеялась маска. — Не потеряй…

— А еще говорят, люди к старости мудрости набираются… — Я разулся и завалился на кровать. Шарик выкидывать не стал и сунул в пистолетный кармашек джинсов. Вдруг все же пригодится.

— Некоторые минуют эту стадию и сразу впадают в маразм, — прошелестел знакомый голос, но когда я поднял взгляд на стену, вместо слепленной из кирпичной массы маски там выделялось лишь пятно выцветших обоев.

Решив оставить на утро поднакопившиеся непонятки, я закрыл глаза и сразу же провалился в сон. Очень холодный сон.

Глава 4

Есть ли способ отличить иллюзию сна от реальности яви?

Ущипнуть себя и не почувствовать боли?

Ерунда! Тот, кто в сновидениях не чувствовал боли, можно сказать, никогда до конца и не засыпал. И даже пробуждение не всегда способно немедленно отправить в небытие созданную подсознанием картинку. Боль, радость, страх, счастье и разочарование — все это человек способен в полной мере ощутить и в царстве сна. А возможно, только там он и способен до последней капли проникнуться этими чувствами?

И все же как отличить метаморфозы сновидения от сюрреализма окружающей нас действительности? Осознать, что закрутившийся вокруг кошмар — это всего–навсего отражение в кривом зеркале недавних переживаний и подсознательных желаний? Да — осознать. Вот только всегда ли человек хочет расстаться с подаренной сном иллюзией? Не знаю, не знаю…

Очнувшись утром от глубокого забытья, я откинул промокшее от пота одеяло и уселся на кровати. Это был сон, всего лишь сон. И у него нет больше власти надо мной. Но просочившееся из кошмара ощущение необъяснимой обреченности никак не желало уходить, а перед глазами вновь замелькали пережившие пробуждение картинки.

Медленно растворяющаяся в туманной дымке Катя с кровавыми отметинами на простреленной кофточке. Черное небо, ядовито–лазурное пятно холодного солнца. Вырастающие из кое–как заметенной снегом земли длинные ледяные шипы. Зависшая над головой почти прозрачная пирамида Цитадели. Вросшие в запястья и лодыжки кандалы. И вонзившийся меж ребер ритуальный нож.

Встрепенувшись, я соскочил с кровати и, как был в одних трусах, вывалился в коридор. Не стоит ложиться спать на полный желудок — сплошные неприятности от этого. Холод кафеля моментально заморозил ступни, и пришлось вернуться в комнату за тапками. Решив не надевать валявшееся у кровати трико — все равно никого в такую рань не встречу, — я вновь направился в туалет. А то вчера вечером мало того, что с Напалмом литр на двоих выдули, так еще и чая на ночь две кружки выпил. Как бы теперь не лопнуть по дороге. Блин, не надо было ведро отдавать…

К моему немалому удивлению, в туалете горел свет. Внутри, упершись одной рукой в стену, у писсуара как–то очень уж задумчиво стоял пиромант.

— Заснул? — зашел в свободную кабинку я.

— Нет, — даже не пошевелился Напалм и тяжело вздохнул.

Чего это с ним? Приболел, что ли? А я — наоборот, себя очень даже неплохо чувствую. Голова, правда, как ватой набита и лицо на маску для хеллоуина по–прежнему похоже, но вчера–то с утра вообще чуть коней не двинул. Надо не забыть таблетку съесть. Во избежание рецидива, так сказать. Но тут все посторонние мысли вылетели у меня из головы, и, стиснув зубы, я повернул голову к отлипшему наконец от стены пироманту.

— Вот такая вот фигня, — заявил тот и осторожно вышел из туалета.

Я промолчал. Нет — нужные слова так и вертелись на языке, но совершать какие–либо резкие движения настроения не было. Потому как чревато это. Весьма. Закончив свои дела, глубоко вздохнул и столь же неторопливо, как и Напалм, направился на выход. Нет, понимаю еще, мы бы вчера ракетного топлива на грудь приняли, но такой эффект от абсорбента? Уж не знаю, каково оно кипятком писать, только мои недавние ощущения, думаю, недалеко ушли. Это ж надо…