Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Шессе Жак - Агнец Агнец

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Агнец - Шессе Жак - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

С Джорджией всегда была одна и та же история: она вставала на меня коленями, а я должен был сосать ее грудь. Было лето, вторая половина дня, из грота доносился сильный запах зеленицы, солнце немилосердно пекло все, что Джорджия не прикрывала своим телом. Мои лицо и торс были надежно спрятаны от него, но вот ляжки и ноги жгло так, что хоть криком кричи, я не понимал только одного: как она, совершенно голая, еще не поджарилась.

– Дурачок, зеленица не пахнет, это запах того, чем забит твой рот, ноздри.

Предположим. Я помню лишь хруст щебенки, то, как меня ожгло ее влажным местом, пожар наших перекрещенных подошв, слюну, камешки, перегретую траву, мои соки, медленно переливающиеся в нее.

Потом мы перемещались в тень подальше от пекла, где предпочитают держаться старики и жвачные животные. Еще позже наступала ночь, и снова надо было впиваться в нее, слышать ее стоны.

– Джорджия, а Джорджия, – кричала ее мать, стуча в стену, – прекрати кричать или кричи не так громко, ну, честное слово!

Но Джорджия не слушала мать и до зари не выпускала меня из своих объятий, засыпали мы лишь тогда, когда птички по утренней свежести начинали свой щебеток.

Теперь я старый калека, воспоминания приходят ко мне обрывками, картинами, вспышками, ожогами, как в то лето с Джорджией.

Сколько это длилось: одно лето, два? Или целую жизнь, со своими подъемами и провалами? Напрасно обращаюсь я к худшему, мне все равно не удается переживать заново и болеть тем, что было тогда, – это похоже на огромный склон внизу под моими ногами: он рыжеет, видны рытвинки, мурава, покрывающая его, и над ним всегда огнедышащее солнце, от которого не забьешься в какую-нибудь расщелину, чтобы напиться и спокойно подремать.

Бесконечный недвижный склон, на котором ничто не происходит и не меняется в счастливом пожаре дня. А ночь – отдых от пекла, новые стоны и новая игра в ягненка. Я стар, но помню, как это было.

Когда не стало Джорджии, меня вызывали, задавали разные вопросы, потом все как-то улеглось, и появилась Клаудиа. Та же игра, стоны, зеленица среди камней – колется, сильно пахнет. Помню, тело Клаудии было как тесто, которое подошло, – тронешь его, и оно заколыхается, оторвешься от ее груди, чтобы подышать, а она чего доброго совсем тебя и задавит. «Вот Агнец Божий», – сказал Иоанн, увидя Иисуса[1] . Но ты-то, к чему ты лежал с задранной головой, задыхаясь, почти удушенный? Вы ничего не поняли, и это меня нисколько не удивляет. Представьте себе ягненка, настоящего, с мокрой мордочкой, тыкающегося в материнское вымя, с текущей слюной… Он возвращается в стойло, чтобы спрятаться от жары…

Но все они меня отыскивали и вели обратно – и Клаудиа, и Анна, которая придет ей на смену. Что ж, целое стадо самок, а я – ягненок, я сосу их всех. И не совестно вам, несчастный, говорить о женщинах, как о животных? Потеряв Анну, я не ревел, я бродил по пастбищу, разговаривал сам с тобой. Кто-то попросил доктора освидетельствовать меня, и он сказал, что я вполне вменяем. И даже написал: «Вполне вменяем, но может и рехнуться».

– Что вы под этим подразумеваете? – спросила сиделка в больнице.

– То, что он не выносит никакого давления, никакого сопротивления. Как со всеми этими женщинами. Он не считает их, всех подпускает к себе.

– Но он живет за их счет, хитрец этакий!

– Они работали и до него. Он не обворовывает их, а живет на ренту.

Они возвращались ко мне, уводили меня к себе: Клаудиа, Анна, Эсме, Лола. Они просили одного: пойти с ними в стойло, поиграть в ягненка, а зарю встретить в мокрых от росы кустах. Женское дыхание поутру, такое свежее, тимьян, незабудки… Стоит ночной мгле убраться отовсюду, из всех уголков, птицы заводят свои арии, а молоко овец теплое, пахучее, пока они не выйдут на ветер и солнце, как Лазарь из своих погребальных пелен[2] .

– Но когда умерла ваша Эсме…

– Ну да, умерла, я ее не убивал, она сама умерла, упала, поскользнувшись и покатившись по склону. Больше я ее не видел. А потом вы сказали, что это я ее убил.

– Но она убегала. Это видели!

– Она бежала. Это совсем другое. Представьте себе: мокрая трава, раннее утро, как тут не поскользнуться. Ну и привет… Между пастбищем и дорогой, где ее нашли, двести метров.

– Но она хорошо знала эти места, была их уроженкой. Вас не удивляет… что так случилось?

– Она хорошо знала, я и сам здесь неплохо все знаю. Но ведь как бывает – оступаешься и на самой легкой из троп. Не я это придумал.

– У нее были переломаны кости, к тому же следы побоев на лице и шее. Вы ее, случаем, не били или, как вы выражаетесь, не трясли?

– А вы сами попробуйте прокатиться по склону и упасть с такой высоты. Посмотрим, что станется с вашей внешностью.

– А ваши трюки, ваша магия не помогли им избежать смерти?

– Я не волшебник, я только приобщаюсь к тайнам магии. Мне ведомы причины. А не магические заклинания. А вообще, чтобы ничего не случилось, всем, и вам, и мне, и остальным, нужно полностью замереть и не двигаться.

Этот разговор состоялся после ряда смертей. До этого те, кто навещал меня, не скрывали своего удивления. «Мы думали найти волка, а нашли ягненка. Что же произошло на пастбище в горах?»

– Тела, животные, трава подчиняются закону, разлитому в воздухе, в ветре, вам этот закон не увидеть обычными глазами, он изливается из иных сфер. Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы. Что с тобою, море, что ты побежало?… Что вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы? Всех, отступающих от уставов Твоих, Ты низлагаешь. Так кого же вы хотите судить: меня, хранящего откровения Его и жаждущего Его заповедей, или нечестивых?[3]

– Мать одной из жертв – Джорджии – подала жалобу. Она ночь за ночью слышала, чем вы занимались. Даже сон потеряла и после смерти дочери лечилась от бессонницы. Кроме того, много свидетелей вашего жестокого обращения с Эсме: вы ее били, угрожали ей смертью, не отрицайте, это ни к чему, слово «смерть» не сходило с ваших уст.

– Расплата за грех – смерть. Как овец, заключат их в преисподнюю; смерть будет пасти их, и наутро праведники будут владычествовать над ними; сила их истощится; могила – жилище их. На Господа уповаю, не устрашусь… Ибо Ты избавил душу мою от смерти, да и ноги мои от преткновения, чтобы я ходил пред лицом Божиим во свете живых. Вас удивляет, что я так хорошо знаю Библию? Когда я был маленьким, отец читал мне псалмы, бабушка читала псалмы, на похоронах и крестинах звучали псалмы. Видать, я до сих пор слышу их. Псалмы и вся эта древняя библейская история, образы, нравоучения, радостные моменты, удовольствие – все это звучит во мне. Я последовал за голосами пророков, которые хотят всего и ничего от этого мира. Я отведал гласа Божия с молоком своих жен. Припав к их грудям, более близким к Богу, чем любое другое место в окружающем меня мире, я перво-наперво вкусил чувства вечного.

1

От Иоанна 1:29.

2

От Иоанна, 11:2, 43; 12:2; 17:2.

3

Здесь и далее в речах персонажа фразы из псалмов перемежаются обычной речью.