Дверь, ведущая в ад - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 28

Я походил кругами по плеши, но никакого лаза не приметил. Либо он был классно замаскирован, либо находился где-то в другом месте.

А что, если это логово маньяка? Сейчас он появится вдруг у меня со спины и, радостно урча по-звериному, полоснет по горлу ножиком, затем оттащит меня, истекающего кровью, куда-нибудь в глушь, после чего аккуратно прикопает снежком. Я пролежу так до весны, а когда меня обнаружат, меня будет уже попросту не узнать. Таких вот «подснежников» по Москве собирают по веснам, надо полагать, немало…

Я прошел плешь по всему периметру. Нет, блин, никакого входа! А вдруг тот, кто находится внизу, в землянке, слышит мои шаги? Тогда надо сделать вид, что я ушел, а самому затаиться за деревом и подождать, не выйдет ли кто наружу?

Я, тяжело топая, прошел по плеши, ступил в снег и затаился за кустами. Сидел я в них не менее получаса. А потом вдруг метрах в восьми от меня из-за других кустов вышел человек. Нет, сначала появилась его голова. Он огляделся и, не заметив меня, стал вырастать в размерах. То есть после головы появились его плечи, потом корпус, а затем он встал во весь рост. Значит, лаз все-таки имеется…

Человек снова посмотрел по сторонам, наклонился, очевидно, закрывая или маскируя вход в землянку, выпрямился и потопал в сторону «луна-парка». Он был в грязном зипуне с меховым воротником, облезлой кроличьей шапке и валенках.

Я пошел за ним.

Человек в зипуне был определенно бомжем. По дороге он собирал бутылки и пивные банки, которые наши культурно отдохнувшие в парке граждане и гражданки оставляли возле лавочек или на вытоптанных полянках. Бутылки он бережно складывал в одну котомку, пивные банки – в другую. Бомж определенно знал, куда следует заглянуть, дабы отыскать добычу, поэтому в течение сорока минут, пока он петлял по парку, он успел насобирать приличное количество бутылок и банок. Банки он сминал о дерево, стараясь придать им более компактную форму, а бутылки нес бережно, будто то был китайский фарфор династии Мин. На убивца и насильника он не походил, а, впрочем, как знать? Лариса Маликовна Темирзяева, отравившая в августе прошлого года несколько десятков жителей района Измайлово просто за компанию и желавшая убить свою тетушку из-за пары ценных гравюр Геркулеса Сегерса, тоже не была похожа на отравительницу. Но без малейшего внутреннего колебания подлила мне в чай смертельную дозу раствора сакситоксина – яда, вызывающего в течение нескольких минут паралич дыхательной системы и асфиксию, и стала с интересом наблюдать за моей реакцией, – когда я притворился, что выпил этот ее отравленный чай, – и спокойно сообщать мне о том, какие именно изменения произойдут в моем организме через минуту-другую…

Затем бомж покрутился у урн возле аттракционов, выуживая из них добычу, после чего неспешно отправился к выходу из парка. Он шел, не оглядываясь по сторонам, и мне не доставляло никаких неудобств следовать за ним на нужном расстоянии, позволяющем не выпускать его из виду.

Пройдя мимо остановки метро «Измайловская», бомж вышел на Вторую Парковую, прошел квартал и вошел в пристройку возле кирпичного шестиэтажного дома, на котором имелась вывеска: ЗАО ПЗП «Первомайское».

Минут через пять он вышел, подсчитывая полученную прибыль, и двинулся к продуктовому магазину на Первомайской. Пробыл бомж там минут пятнадцать: купил хлеба, пакет картошки, несколько пакетиков дешевого растворимого супа и два банана, а затем отправился обратно. Я продолжал следовать за ним, пока он снова не вышел на уже знакомую мне плешь, добрался до места, где был лаз, наклонился, привычным движением отодвинул замаскированный люк с небольшим кустиком на нем, и тут появился я…

– Здравствуйте…

Бомж вздрогнул и затравленно посмотрел на меня.

– Простите, если я вас напугал, – быстро сказал я.

Человек в зипуне и кроличьей шапке молчал.

– Меня зовут Аристарх Русаков, я журналист. С вами можно поговорить?

– Зачем? – прохрипел бомж.

– Ну, просто поговорить, – не нашелся я что ответить. – Задать несколько вопросов.

– Зачем? – снова спросил бомж.

– У меня работа такая.

– А мне-то что за надобность?

– Ну, я задам вам несколько вопросов, вы на них ответите, а за это получите, к примеру, пятьсот рублей.

Мы встретились наконец взглядами с бомжем, и я увидел в его глазах не тревогу или испуг, а досаду и легкое раздражение. Видимо, компания в моем лице, как и в любом другом, этому человеку была не нужна.

– Три тыщи, – безапелляционно произнес бомж. Уже неплохо, торговля пошла!

– Хорошо, – согласился я.

– Три тыщи за три вопроса, – уточнил бомж.

– Хорошо, – повторил я. – Вы давно здесь… живете?

– Третий год. С вас тыща.

Я полез в карман, достал подаренный Ириной бумажник, раскрыл его и вынул из кармашка тысячу рублей:

– Держите.

Бомж резким движением выхватил у меня из ладони тысячную купюру и быстро спрятал. Причем, похоже, так, что, стань я его сейчас тщательно обыскивать, этой денежки ни за что бы не нашел…

– А вы не замечали… ничего… подозрительного? – задал я второй вопрос. – Например, пятого января вечером?

– Нет, не замечал, – ответил он. И протянул руку.

Я достал вторую тысячу из бумажника и протянул ее бомжу. И эта денежка, как и первая, мгновенно скрылась из виду.

– Значит, вы ничего не знаете об убийстве девушки в новогодние праздники недалеко от… вашего жилища? – спросил я, загодя вынимая очередную тысячную купюру и, в общем-то, уже зная ответ, который будет отрицательным. И я не ошибся…

– Нет, – коротко ответил бомж. И после небольшой паузы добавил: – Я и не знаю, что такое новогодние праздники…

Сказаны были эти слова без горечи и печали. Просто как констатация факта. К такому существованию он уже привык и не делал из этого трагедии. А еще говорят, что бомжи – слабые люди, вышвырнутые за обочину жизни обстоятельствами, которые оказались сильнее их. Нет, нужно немало воли и силы духа, чтобы выжить в условиях, когда против тебя ополчился весь мир.

По крайней мере, бомж, что стоял передо мной, сумел подстроиться под имеющиеся обстоятельства, к тому же не без определенного успеха: еда добывается им без особого напряга и довольно быстро, имеется крыша над головой, похоже, с какой-то печуркой и прочим приемлемым в данных обстоятельствах уютом. Он даже имеет возможность немного побаловать себя витаминами, свидетельством чему служит купленный им в магазине банан…

Меня вдруг стало разъедать любопытство: очень хотелось спуститься в его землянку и посмотреть, как этот бомж устроился.

– А можно посмотреть, как вы… живете? – задал я новый вопрос.

– Зачем? – удивился бомж.

– Я ведь журналист, мне интересно… с профессиональной точки зрения.

– Интересно? – Бомж посмотрел на меня так, как, наверное, Гулливер смотрел на лилипутов, когда впервые их увидел. – То есть вам любопытно, правильно?

– Правильно, – кивнул я. И быстро добавил, разгадав его взгляд: – Только любопытство это к человеку, попавшему в скверные обстоятельства и сумевшему к ним максимально приспособиться. Согласитесь, ведь не у каждого бомжа имеется отапливаемая землянка.

– У меня не землянка, – заметил бомж после небольшой паузы, – у меня апартаменты…

– Ну, пригласите тогда меня в свои апартаменты, – предложил я.

– На экскурсию? – усмехнулся одними уголками губ бомж. – А вы еще не все свои деньги истратили?

– Понял, – произнес я. – Это мероприятие платное. Сколько?

– Три тыщи. С условием, что, когда вы покинете Измайловский парк, вы забудете и обо мне, и об этой экскурсии.

– Идет, – ответил я.

Бомж не двигался и вопросительно смотрел на меня.

– Что? – спросил я.

– Деньги вперед.

Я опять полез во внутренний карман за бумажником, достал его, вытащил из кармашка три тысячи. В кармашке еще оставались пара пятисотенных купюр и три сотенных, то есть лимит на один вопрос бомжу. Маловато будет для интервью, надо признать…