Зимняя сказка - Шекспир Уильям - Страница 26

Чтоб была девица рада,

Денег, денег, денег надо.

Не торгуйся, не глупи,

Эй, купи, купи, купи!

Не будь я влюблен в Мопсу, не видать бы тебе от меня ни гроша. Но я попал к ней в рабство, и моей данью будут ленты и перчатки.

Ты мне обещал их еще к празднику. Но лучше поздно…

То ли еще он тебе обещал, если люди не лгут.

Зато с тобой он уже расквитался, и даже с надбавкой. Будешь отдавать излишки — не красней.

Неужели девки в наше время всякий стыд потеряли? Скоро они начнут носить юбки на голове. Обо всем этом можно шушукаться в коровнике, в спальне или на кухне, а зачем тары-бары при гостях разводить? Хорошо бы еще говорили шепотом. Да будет вам трещать!

Идем, ты обещал мне ожерелье и душистые перчатки. Я кончила.

Разве я тебе не рассказывал, как меня облапошили на дороге, — у меня не осталось ни гроша.

Это точно, сударь, на здешних дорогах много мошенников. Ох как надо быть осторожным!

Здесь тебя не обчистят, старина, можешь быть спокоен.

Да уж только на это, сударь, я и рассчитываю: товар у меня дорогой.

А это что у тебя? Песни?

Умоляю, купи мне несколько. Страх как люблю печатные песни. Уж если напечатано — значит, правда.

Вот одна, очень хорошая, — на самый жалостный голос: о том, как жена ростовщика родила двадцать мешков золота, а потом захотела поесть гадючьих голов и жареных лягушек.

А это правда?

Истинная правда, и случилось месяц тому назад.

Вот ни за что не пошла бы за ростовщика.

Тут названа и повивальная бабка, которая принимала мешки, — госпожа Сплетня, и пять или шесть свидетельниц, самые порядочные женщины. Уж вы поверьте, я вздором не торгую.

Пожалуйста, купи мне эту песню.

Хорошо, отложи ее. Сначала посмотрим еще какие-нибудь песни, а потом другие товары разберем.

Вот тоже хорошая песня: о рыбе, которая в среду восьмидесятого апреля поднялась на сорок тысяч футов над водой и спела балладу о жестокосердных девушках. Говорят, это была женщина, обращенная в холодную рыбу за то, что не пожалела человека, который ее любил. Песня очень жалостная, а главное, достоверная.

Ты думаешь, это правда?

За нее ручаются пять судейских подписей, а остальных свидетельств не вместит мой короб.

Эту тоже отложи. Дай еще какую-нибудь.

Вот веселая песня, и притом отличная.

Купи веселую.

Веселее не найти, а поется на голос: «Две влюбились в одного». Во всей округе нет девицы, которая ее не распевала бы. Нарасхват берут, честное слово!

Мы с Доркас можем ее спеть, если ты присоединишься. Ведь она на три голоса.

Мы ее еще месяц назад слышали.

Споем, споем, еще бы не спеть! Ведь это мое ремесло. Валяйте! (Запевает.)

Прочь вы, девки, надоело!

Ты куда?

Не ваше дело.

Ах, нахал, нахал, нахал!

(Наперебой.)

Кто теперь твоя зазноба?

Ты клялся в любви до гроба

И налгал, налгал, налгал.

Ты на хутор или в поле?

Что ж, иль я у вас в неволе?

Он удрал, удрал, удрал.

(Наперебой.)

Звал меня своей женою,

Но смеялся надо мною,

Только даром честь украл.

Довольно, мы потом будем песни распевать. Отец толкует с этим господином о каких-то важных делах, не надо мешать. Идем, тащи свой короб. Девушки, я куплю подарки вам обеим. Разносчик, первый выбор мне! Пойдем, красотки! (Уходит с Мопсой и Доркасом.)

Ну, теперь я с него сдеру.

(Поет.)

Подари мне, мой дружок,

Ленты, пудру, гребешок,

Или кружев на подушку,

Или юбку, или шаль;

Если денег очень жаль,

Подари хоть безделушку,

В деньгах толку ни на грош,

Если в ларчик их запрешь,

Не порадовав подружку.

Возвращается работник .

Хозяин, там пришли три козлопаса, три свинопаса, три волопаса и три овчара — нарядились козлищами и называют себя как-то чудно: сатиры, что ли, или сартиры. Какой-то у них особый танец. Девки говорят, что это окрошка из прыжков и скачков, — ну, да это они злы оттого, что без девушек танцуется. А свинопасы клянутся, что пляска их понравится, хоть она и диковата для тех, кто в танце только кружиться да кланяться привык.