Наваждение (СИ) - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 51

– В точку! – Вера по-кошачьи сверкнула желтыми глазами и наставила палец на Ивана. – Ты и будешь у нас первым игроком. Потому что главное у них все-таки – Алтай. А здесь… Если честно, я так и не поняла, чего они здесь хотели… – медленно, словно беседуя сама с собой, продолжала она. – И наши, и гордеевские прииски почти выработаны, покупать их сейчас резону нет, вложишь больше, чем получишь… Сюда даже партии поисковые не посылают. Все знают, что в болотах золота нет. Все, кроме покойника Коськи… Но его карту я никому не показывала. И копии с нее Никанор, насколько я знаю, не снимал… Может быть, они хотели купить именно карту? Но почему не приценились через Сазонова напрямик?

– А с чего вы взяли, что легендарный Коська Хорек – покойник? – спросил Иван Притыков. – Его кто-то видел мертвым? Хоронил? В местных байках о нем, насколько я помню, воспевается как раз его невероятная живучесть.

– О какой карте вы говорите, Вера Артемьевна? – спросил Василий.

– Давайте определимся, господа, давайте определимся, – Вера потерла друг об друга большие ладони. Раздался сухой шелест, словно по опавшей хвое ползла крупная змея. – Если мы с вами делаем дело вместе, то тогда каждый, и я в первую очередь, раскрываем все карты. Если нет…

– А что ж все-таки за дело, позволено ли будет узнать? – Иван Притыков подался вперед, опершись сильными руками о расставленные колени.

Василий Полушкин, который никогда в жизни ни разу не сыграл ни в карты, ни в кости, ни, тем более, в рулетку, вдруг со стыдом понял, что ему, в отличие от Ивана Притыкова, уже все равно. Он – уже в игре. Все эти годы смирения себя, всех своих подлинных сущностей, вдруг выплеснулись в его мозг единым ковшом опьяняющего зелья. И если бы бывшая крепостная крестьянка Вера Михайлова сейчас предложила свой план по опрокидыванию Лондонской Биржи, егорьевский подрядчик Василий Полушкин с восторгом поддержал бы ее задумку.

– Дело, в общем, простое. Попытаемся объегорить англичан в Егорьевске, – полиглотка Вера улыбнулась получившемуся каламбуру. – Деньги у них возьмем и все на свете пообещаем (уж у меня найдется, чем их поманить). А пока суд да дело (Лондон, все же, свет не ближний), соблюдем по возможности свои интересы. У тебя Иван, шесть наследников (а как дальше обернется – Бог рассудит), каждому – свою долю нужно. У меня тоже трое. Вася пока холост, да какие его годы. Что они там хотят – концессию? Акционерное общество? Все им будет. Только прибыли на своей земле все равно мы считать станем, а не они… Но сначала надо их убедить, чтоб они и в Егорьевске, и на Алтае только с нами дело имели, и ни с кем боле. Оттого-то я вас сюда и позвала. У меня карта (позже объясню, какая), но какой же английский лорд или там сэр, или даже мистер станет строить серьезное дело с немолодой русской бабой из крестьян, да в сатиновой юбке и бумазейной кофте? Что? Правильно ли я мыслю, господа?

– В общем, да… – все еще неуверенно согласился Иван Притыков. – Но есть подробности…

– Их сейчас и обсудим, – немедленно согласилась Вера. – Только до того еще одно… Касательно тебя, Иван Иваныч. Если мы сейчас с англичанами, как только они сюда возвернутся, или еще ране, через тебя, на Алтае, в сговор входим, так это значит, что тебе против родни пойти придется…

– Как это так?! – немедленно вскинулся Иван. Его широкое, простоватое, в сущности, добродушное лицо типичного «ваньки» покраснело и сделалось вдруг почти страшным.

Огромная Верина псина, вроде бы поленом спавшая у печи, подняла широкую морду и оскалилась, бесшумно обнажив кошмарные, желтоватые у корней клыки.

«А ведь за каждого грибка-боровичка, включая и того, что еще не родился, Ванька – убьет! И не одного! Убьет и не задумается ни на миг!» – с каким-то веселым восторгом подумал вдруг Василий Полушкин, который в жизни совершенно не выносил жестокости и кровопролития, и даже популярную в Егорьевске охоту уважал не слишком.

– А вот так, – спокойно пояснила Вера. – Если не мы, то в наших краях для англичан только еще одни подельники возможны. То – кровники твои – Мария Ивановна да Петр Иванович Гордеевы. Петр Иваныч, понятно, только загонную охоту для англичан устроить может (правда, как сами пишут, знатные англичане до хорошей охоты охочи весьма, и это, стало быть, им тоже потрафить невредно). Но вот Машенька – совсем другое дело. Она из тех же, что и у нас интересов (Шурочка ейный, считайте, вырос), может в англичан как весенний клещ вцепиться. И мужа своего к тому же приписать. А там – и тебя, как родного, в долю позовут. Что тогда делать станешь? Все же одна кровь… Да они тебя, как ни крути, и вырастили на свои средства, и денег на первое обзаведение дали, хотя ты на них и отработал частично…

– Что тут сказать… – поняв, что дело не касается его нынешней семьи, Иван Притыков по виду успокоился. – Наш общий с Машей и Петром отец признавать меня сыном не желал, и, даже когда болел и умирал, мною не озаботился. Видать, поважнее дела нашлись… – голос Ивана чуть заметно дрогнул. Вася и Вера тактично отвернулись.

«Сколько ж лет эти обиды помнятся? – подумал Василий, вспоминая отношение матери к себе самому. – Ивана Парфеновича уж семнадцать лет, как в живых нету. Видать, срока не имеют…»

– Так что ваша правда, Вера Артемьевна, – то, что Маша с Петей для меня сделали, – это их личная, чистая благотворительность. Я им за то по гроб жизни благодарен и, коли какая их личная во мне нужда случится, всегда рад буду… Деньги же, которые они мне на обзаведение дали, я уж давно, сразу как на ноги встал, им до копейки вернул.

– Вернул? – удивился Василий. – А они разве требовали?

– Ни разу даже и разговор не заходил, – признал Иван. – А просто мне так удобнее показалось.

– Ишь, какой гонористый! – усмехнулась Вера. – Ровно и не русского крестьянского рода, а из поляков-шляхтичей.

– Да уж каков есть! – Иван полупоклонился, привстав на стуле. Псина, чувствуя не ушедший внутренний напряг, не сводила с него глаз. – Теперь до другого, о чем вы сказали. Есть личное, а есть – дело. Я – делец, и того скрывать ни перед кем не собираюсь. Нынче, если все взвесить, мне выгоднее с вами в дело вступить, а не с моими кровными родственниками. Если бы был жив отец, я бы, несмотря ни на что, его бы сторону держал, потому что при нем, уж извините меня, Вера Артемьевна, не видать вам было бы англичан, как локоть не укусить. Так что… ответил я?

– Ответил… – медленно сказала Вера и взглядом, похожим на сильное прикосновение («Таким лошадей оглаживают!» – подумал Василий), оглядела молодого Притыкова с ног до головы.

– Так что ж – подробности? – напомнил невольно поежившийся под Вериным взглядом Иван.

– Сначала – карта, – Вера кивнула куда-то в сторону и невысокая, с крепкой сформировавшейся фигуркой девушка внесла поднос с чаем и свежими шаньгами. – Вот сюда поставь, Соня. Спасибо, – девушка выполнила приказ и, не поднимая глаз на мужчин, молча удалилась. – Робкая она у меня. Хотя и умненькая. Кого плохо знает, слова не вымолвит, а с кем знакома, так не поверите – рта не закрывает. И все не попусту… – мужчины вежливо слушали. Невзрачную Соню они едва разглядели, но если мать желает похвалить свою, пусть и приемную, дочь, то кто ж ей запретит? – Ладно… – сама себя оборвала Вера. – Коську Хорька никто мертвым не видел, твоя, Иван, правда. Сбежал он во время бунта вот из этого самого дома, да и сгинул уж лет семь тому назад. С тех пор и живым не объявлялся. Но до того Коська с помощью покойного Черного Атамана (тот по образованию инженером был) составил карту всех золотых месторождений, которые он в наших краях отыскать сумел. «Счастливый Хорек» и «Степной» прииски по этой карте открыты… Эта карта после смерти Атамана и Никанора, и Коськиного побега у меня осталась…

– А сколько ж там всего… ну мест? – уточнил Василий, снова ощущая щекотку между лопаток.

– Если эти уж не считать, то тринадцать осталось. В трех мы еще с Алешей успели разведку провести. Дело верное…

– Вот это да! – весело, по-мальчишески воскликнул Иван Притыков и, вскочив, ударил кулаком по ладони. Вопреки ожиданиям Василия, псина едва мазнула по Ивану взглядом, шумно повалилась набок, вытянула все четыре лапы и закрыла глаза. – Так и зачем нам тогда англичане? Вера Артемьевна?