Талисман отчаянных - Бенцони Жюльетта - Страница 17

– Что я могу вам на это сказать? Я не писал ей, я никоим образом с ней не сближался, я не несу ни малейшей ответственности за случившееся… И мне не нравится, что меня сочли низким человеком, способным позвать на помощь женщину!

– Может быть, вы можете мне подсказать, кому пришло в голову расставить такую ловушку? Кто мог подражать вашему почерку? Мне нужно имя.

– Зачем?

– А как вы думаете? Или вы даже на понимание не способны? Ну так я вам скажу! Чтобы освободить ее, а если поздно, отомстить убийце!

– Отдав его в руки правосудия? – с издевкой усмехнулся Гуго.

– Мне кажется, правосудие имеет право на уважение. Или вы по-прежнему живете в Средневековье?

– Да, именно так, – заносчиво отозвался молодой человек.

– И мы не сдаем своих, даже если их ненавидим? Я вас правильно понял? Ну так послушайте, что скажу вам я, Альдо Морозини: если бы у меня была такая возможность, я бы, ни секунды не колеблясь, передал презренного убийцу слабых женщин в руки моего друга Пьера Ланглуа, главного комиссара уголовной полиции Франции! Или заколол бы его своей собственной рукой как омерзительное чудовище! И если я найду мадемуазель дю План-Крепен мертвой… А вы…

Альдо готов был бросить в лицо молодого человека оскорбление, но подоспевший Лотарь остановил его.

– Не стоит, Альдо. Мы же с вами на похоронах.

– Да, слуги, которому оказывают уважение, потому что он мертв, но никто не собирается преграждать путь убийце! – потемнев от гнева, произнес Альдо. – Может, стоит выйти за пределы клана?

Профессор крепко взял Альдо за плечо и постарался увлечь за собой, в то время как Гуго удалялся в противоположную сторону. Но Морозини еще не успокоился и тут же набросился на профессора:

– Вы не смеете оправдывать этого жалкого труса! Он… – тут губы его презрительно скривились.

– Ваш гнев более чем справедлив. Но мне хочется надеяться, что вы поймете и кое-что другое. Когда ты христианин, а Гуго настоящий христианин, то негоже доносить на собственного отца и тем более убивать его, даже если он последний негодяй, – добавил он, понижая голос до шепота.

– А равнодушно смотреть, как убивают слабую женщину, которая имела несчастье полюбить? Хоть бы сказал, где она находится! С остальным мы бы сами справились!

– Он не понимает нашей с вами логики мышления. Он не от мира сего.

– Это самое меньшее, что можно о нем сказать. Но в таком случае голубчику Гуго нечего делать в миру, как говорили когда-то. Пусть отправляется в монастырь.

– Я, знаете ли, думаю, что дело к этому и идет…

– То есть, что вы имеете в виду?

– Дни, когда он исчезает, не сказав никому ни слова о месте своего пребывания…

– И что же?

– Я вдруг подумал, что он проводит эти дни в монастыре. Я знаю, он человек фанатично верующий.

– И долго он обычно отсутствует?

– Насколько я знаю, случается по-разному. От трех дней до недели. Совсем недавно я думал, что это роман, замужняя женщина… Но сегодня, посмотрев на него, я в этом усомнился.

– Почему? Вы считаете, что он не любит женщин? Но про него известно, что он влюблен в мадемуазель де Режий, что на почве ревности он возненавидел своего отца.

Профессор неожиданно расхохотался.

– Боюсь, вы всерьез решите, что я заядлый спорщик, но, поверьте, это не так, хотя я и не верю в чувства Гуго к мадемуазель де Режий.

– Он не любит мадемуазель де Режий?

– Мне трудно судить о его чувствах, но я убежден, что ему просто-напросто хотелось уберечь Мари де Режий от посягательств Карла-Августа. Хотя, думаю, у него нет и неприязни к прекрасному полу, так что не будем увлекаться фантазиями. Похоже, он любил, любил страстно, но предмет его страсти ушел в мир иной. Больше мне вам нечего сказать.

– Но если ваше предположение справедливо и отлучки Гуго связаны с монастырем, то почему, спрашивается, он не принимает постриг?

– Очевидно, не считает себя готовым. Что-то ему еще дорого в этом мире.

– Лошади?

– Да, лошадей он любит, и шутить над этим не стоит. Я уверен в другом: он видит низкие интриги своего отца, но вера запрещает ему посягать на его жизнь, однако не запрещает противостоять им в той мере, в какой он может это сделать. У меня есть доказательство этому предположению, но я, к сожалению, не вправе им с вами поделиться. Не будьте на меня за это в претензии.

– Полагаюсь на вас и ничуть не сетую.

– Спасибо. И напоследок скажу вам вот что: даю голову на отсечение, кладу руку в огонь, что Гуго де Хагенталь сделает все возможное и невозможное, чтобы найти и спасти мадемуазель дю План-Крепен, раз она стала жертвой манипуляций Карла-Августа.

Альдо помолчал, размышляя над услышанным, потом со вздохом произнес:

– Мне жаль, что я говорил с ним так недоброжелательно и едва не дошел до обвинений. Передайте ему мои извинения. Пусть не стесняется обращаться ко мне и к Адальберу по любому поводу, касающемуся Мари-Анжелин. Чтобы найти ее, желательно живой, мы готовы следовать за ним, не задавая ни единого вопроса.

Профессор повеселел и заметил с улыбкой:

– Относительно Видаль-Пеликорна я бы не поручился. Он любопытен… как археолог!

– А я как искатель сокровищ. А теперь, с вашего позволения, я позвоню в Париж. Мне нужно понять, где находится моя тетушка Амели.

Альдо дозвонился, и снова услышал голос старичка Сиприена: госпожа маркиза поспешно уехала вчера во второй половине дня со своим шофером Люсьеном. Она еще не вернулась. Господин Адальбер здесь не появлялся. Старый мажордом явно был взволнован. Альдо попросил его сразу же ему позвонить, когда кто-то из этих двоих появится на улице Альфреда де Виньи. Потом он попросил у своих хозяев разрешения расположиться в библиотеке возле телефона, что ему охотно и разрешили. Лотарь составлял ему компанию почти до полуночи, но наконец внял уговорам и отправился спать, оставив Альдо небольшой бар с ликерами и коробку сигар.

На рассвете озабоченный Лотарь заглянул в библиотеку. Альдо по-прежнему бодрствовал, в просторной комнате плавали синие облака дыма, пузатая бутылка арманьяка была наполовину пуста, а в большом кофейнике, который постоянно держали горячим на кухне, не осталось ни капли кофе.

– Я сменю вас, – предложил профессор, – идите немного отдохните, мой друг. Я немедленно поднимусь за вами, как только это орудие пытки зазвонит. Обещаю, что буду сидеть как прикованный. И не изводите себя беспокойством до такой степени. Мы почти у границы, в горах, телефонная связь здесь часто капризничает.

Альдо с благодарностью принял предложение профессора. Нервы, натянутые до предела, требовали разрядки. Не раздеваясь, готовый помчаться вниз по первому требованию, Альдо повалился у себя в комнате на постель и тотчас заснул.

Проснулся он около полудня, сожалея, что не был разбужен телефонным звонком, и поспешно ринулся в ванную, где мигом принял душ, побрился, оделся и помчался вниз, чтобы сменить профессора, который, верный своему обещанию, ни на секунду не отлучался от телефона.

– Извините меня, пожалуйста, – начал с порога Альдо. – Не стоило позволять мне спать так долго!

– Спите на здоровье! А как иначе? Не сомневаюсь, что и вы при необходимости оказали бы мне точно такую же услугу. Что вы намерены сейчас предпринять?

– Звонить Ланглуа! Если произошло что-то серьезное, он в курсе.

– О чем это вы подумали?

– Стараюсь не думать ни о чем, скажу честно!

– А утром самое серьезное – это пустой желудок!

– За стол! – пригласила Клотильда, заглядывая в библиотеку с масленкой в руках. – Вот уже шестнадцать часов, как вы не ели ничего толкового!

– Один звонок на набережную Орфевр, и мы у вас в столовой, – пообещал ей брат.

Но и этот звонок, хотя телефонная линия сработала достаточно быстро, оказался таким же никчемным, как и в случае с улицей Альфреда де Виньи и улицей Жоффруа: начальника тоже не было в Париже, и никто не знал, когда он вернется.