Наследник - Кулаков Алексей Иванович - Страница 61

В общем и целом, первый приключенческий роман Московской Руси производил на мозги неподготовленного читателя действие, сравнимое с двух– или трехдневным запоем, осложненным частыми ударами по голове. Одно только описание «визита» в султанскую казну при помощи самой красивой наложницы в гареме, с последующим ограблением оной… Не наложницы, конечно, – ее просто забрали с собой, так как она (вот же совпадение!) оказалась полонянкой из Руси.

Донн, донн, донн!

Слушая, как возвещают обедню колокола на звонницах, мальчик машинально перекрестился. Постоянно находясь под десятками чужих взглядов, подмечающих буквально каждое движение и даже самый неявный жест, довольно быстро вырабатываешь нужные привычки: например, постоянно держать лицо бесстрастным, показывая глазами лишь те эмоции, которые хочешь показать. Или особый шаг – будущему великому князю не пристало ходить слишком быстро. Да и слишком далеко тоже – не для того царские конюшни заведены, чтобы великий государь ноги утруждал. Обязательное благочестие, обязательная свита и охрана, непременно и только богатые одеяния и оружие, неявные, но все так же обязательные к исполнению в повседневном быту ритуалы и условности…

– Государь-наследник Димитрий Иванович, снизойди к сирым да убогим!..

Удерживаемая охраной, на царевича с неприкрытой мольбой и отчаянием в глазах смотрела молодая и доселе неизвестная ему боярыня. Не очень красивая, но и не дурнушка, чуть ниже среднего достатка, держащая на руках квелого младенчика откровенно болезненного вида. И что самое интересное – на ее курносом лице не было даже и следа свинцовых белил. Едва заметно кивнув десятнику постельничих стражей, наследник разрешил ее пропустить, одновременно с этим касаясь просительницы и ее ребенка своими чувствами.

«Сама здорова, причем на удивление. Младенец?.. Мальчик, примерно полгода, дышит с трудом. Почему?».

– Государь-наследник, на тебя уповаю…

Оборвав речи боярыни недовольным жестом, Дмитрий всмотрелся в ее сына.

«Обычная простуда. Правда, довольно сильная и почему-то застарелая. Недолечили-простудили, и так несколько раз? Похоже на то».

– Кто недосмотрел? Ты?

Вместо ответа молодая мать совершенно некрасиво хлюпнула носом, часто моргая мокрыми от слез глазами. Сняв перчатку с правой руки, целитель начертал на маленьком лобике крест, после чего на пару мгновений задержал руку над грудью своего будущего подданного – для пущей верности.

– Милостью Его сын твой исцелен.

Начавшую было падать на колени боярыню с двух сторон подхватили опытные и привычные ко всему дворцовые стражи.

– Епитимью за небрежение долгом материнским тебе назначит твой духовник. Ступай!..

Отвернувшись от плачущей счастливыми слезами матери, Дмитрий незаметно поморщился от внимания нескольких дюжин подоспевших зевак, в чьих глазах при должном желании и умении вполне можно было разглядеть первые ростки фанатичного обожания.

«Только этого мне и не хватало – ходить по Кремлю, постоянно озираясь и сторожась».

– Благослови, государь-наследник!

– И меня, меня!!!

– Назад, пока плетей не получили!..

– А ну, не балуй!..

Направляясь в Теремной дворец, царственный отрок коротко оглянулся и сожалеюще вздохнул: воистину ни одно доброе дело не остается безнаказанным!.. По отношению к нему это означало, что после очередного чуда исцеления батюшка или запретит ему столь вольно гулять, или, что вернее, в очередной раз увеличит его охрану…

– Ай лепо! Ай любо!..

Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич крепко стиснул в родительских объятиях довольно улыбающегося сына, после чего вновь вернулся к удивительно подробным и точным картам, начертанным на четырех больших кусках отличного пергамента.

– Порадовал ты меня, сынок, ох как порадовал!.. А это что? – Чуть прищурив глаза, властитель свободно прочитал: – Невьянск. Это где рудник серебря…

Покосившись на томящегося любопытством Афоньку Вяземского, переминающегося у самой двери, правитель немного понизил голос: кое-что его ближники уже знали, но только в общих чертах.

– Кхм… А что с золотом?

Вновь прищурив глаза и время от времени переводя взгляд с карты на плотно исписанные страницы малой книжицы, а потом и обратно, он стал тихонечко бормотать:

– Река Исеть – вижу. Большой и Малый Иремель, Атлян, Миасс – тоже вижу. Сыно, что за значок такой?

– Россыпи самородного золота на ручьях Каменка и Санарка, батюшка.

– Угум. Таш-ку-тар-ганка. Ну и названьице, прости господи!.. А значочек-то крупноватый. Что, так много?..

– Много, батюшка. Еще и каменья драгоценные тамо же. Вот тут надо ставить прииски. А здесь и здесь медь добрая.

– Вижу, сыно, все вижу.

Довольный донельзя правитель захлопнул книжицу и буквально оскалился в хищной усмешке:

– Ужо погодите у меня!

– Батюшка?..

– А? Нет, сыно, это я о своем.

Бережно скатав подробнейший чертеж земель уральских и сибирских, Иван Васильевич внимательно просмотрел следующее произведение картографического искусства, довольно крупно и опять же невероятно подробно отображающее все города и реки Европы. Затем все с тем же интересом перешел к четвертой карте, явно сравнивая размер своей державы и империи Османов, погладил кончиками пальцев Китай и часть Индии, после чего вернулся к предыдущему пергаменту.

– Сыно. Скажи, а нельзя ли вот только их?

Крепкий ноготь указательного пальца очеркнул королевство Польское и Великое княжество Литовское.

– Только еще больше, и во весь пергамент?

– Сделаю, батюшка.

– А на другом пергаменте их.

Все тот же ноготь прошелся по королевству Шведскому, затем перепрыгнул на Данию и земли Ливонии.

– И это исполню, батюшка.

– Ты мой помощник!..

Выпустив из родительских объятий полузадушенно пискнувшего сына, царь несколько смущенно потрепал его по голове. Когда собственный наследник ведет себя столь взросло и разумно, поневоле забываешь, что ему всего лишь десять лет!.. Впрочем, первенец на его излишне крепкую ласку ничуть не обиделся: поправив одежду и откинув растрепавшиеся пряди назад (и не лень же ему с ними возиться!..), царевич захватил отцовскую шею в кольцо своих рук и что-то просительно зашептал, откровенно пользуясь хорошим настроением родителя:

– Да зачем они тебе, сынок? В приказах любого из подьячих возьми – только рады будут в стряпчие перейти!..

– Эти будут только мои, батюшка. К тому же один из них точно умеет молчать.

Еще минута тихого шепота, и великий государь окончательно сдался:

– Бери под себя, дозволяю. Постой-ка, а они, случаем, не сродственники боярам Колычевым?

– Нет, эти из детей боярских вышли, батюшка.

– Все одно дозволяю.

Вновь мальчишечьи губы что-то тихо зашептали.

– Так-так… Ну-ка хвались!

Через довольно краткое время в царский кабинет зашел сын оружничего Салтыкова со шкатулкой на вытянутых руках. Пока подходил, несколько раз поклонился, а оказавшись рядом с правителем, и вовсе заметно оробел – впрочем, этого почти никто и не заметил, так как содержимое шкатулки было гораздо интереснее. Не очень длинные палочки прямоугольного сечения, кои перед тем, как лакировать, обмакнули одним кончиком в краску: дюжины с две в красную и по десятку в зеленую, синюю, желтую и коричневую. Еще дюжину вообще никуда не обмакивали, залакировав как есть, – зато их, в отличие от разноцветных, не забыли хорошенько заточить.

– Чертилки для письма и рисования, батюшка.

– Ишь!..

Вынув из ножен кинжал, великий государь в два движения заострил палочку с красным оголовьем. Подхватил в руки одну из челобитных, провел ярко-алую черту, затем еще одну, попробовал написать длинное слово…

– Как ладно-то выходит, а? И в чернильницу макать не надо. Лепота!..

– Поначалу-то я их для Федьки измыслил, батюшка, – очень уж он любит рожицы смешные на земле рисовать да на бумаге. Свинцовая писалка для него вредна – когда задумается, все ртом ее помуслявить норовит, серебряной же дорого выходит, а эти в самый раз. И Дуне с Ванькой тоже понравились. Очень.