Истории моей мамы - Трауб Маша - Страница 23

Проверку я этому заведению, кстати, тоже организовала, что оказалось проще, чем я предполагала. Министерству здравоохранения – Йося достал мне телефон одного чиновника – давно не терпелось устроить показательную порку, и тут как раз я со своим запросом и жалобой. Говорю же, в этом деле все складывалось само собой, так, как должно быть.

Наташа? Она звонила Эльзе и устраивала скандалы. Требовала денег – из-за потери жильцов Наташа лишилась арендной платы. Говорила гадости. Требовала позвать к телефону мать. Мне Наташа тоже один раз позвонила – назвала предательницей.

Марк мне звонил регулярно. И приезжал часто.

В тот же вечер, когда я ему все рассказала, он ушел от Наташи. Просто собрал вещи и ушел. Вернулся к жене – развод они ведь так и не оформили. Первое время ему было совсем плохо – он пил, иногда круглые сутки, запойно. И нашел единственный выход – эмигрировать в Израиль. Всеми делами занималась его жена. Через год они уехали. Я была у них в уже пустой квартире – прощалась. Они продали все, что могли, а остальное раздали.

– А дочки? – спросила я у жены Марка.

Он умолял Наташу отдать ему дочек. Но та заявила, что он о них может забыть. Жена Марка звонила Наташе и просила позвать к телефону девочек, чтобы он хотя бы услышал их голоса. Ведь неизвестно, увидятся ли они еще когда-нибудь. Но Наташа наслаждалась местью.

– Присмотри за ними, – попросил меня Марк.

– Как? Ты же знаешь, что я у Наташи враг номер один.

– Придумай что-нибудь. Я как устроюсь, и у меня появится адрес, сразу тебе напишу. Не хочу уезжать…

– Зачем же тогда уезжаешь?

– Здесь тоже не могу. Как мне с ней общаться после всего, что она сделала? А если она настроит девочек против меня? Они же маленькие совсем… Попроси за меня у Эльзы прощения. Если бы я знал…

– Не волнуйся, все успокоится. Уезжай, начинай новую жизнь.

– Мне страшно.

– Ты не один. У тебя есть жена. Ей тоже страшно.

– А как Людмила Ивановна?

– Эльза ее выходила. Не волнуйся. Радуется, когда я прихожу. Эльзу считает сиделкой. Но иногда вдруг узнает и спрашивает, когда она уедет в Германию. Или ждет свою Натулю к чаю и требует, чтобы Эльза купила пирожных. Про внучек она не помнит. Как и про то, что была в доме престарелых. Но в целом очень бодренькая – каждый день гуляет в Нескучном саду, сидит на лавочке.

– Слава богу. Спасибо, что разгребла эту историю. Если у тебя не получится договориться с Наташей, попроси Эльзу, вдруг ей удастся. Мне много не надо – только знать, что девочки здоровы. Напишите хоть пару строк.

Скажу честно, просьбу Марка я не выполнила. Наташе я звонила, но она бросала трубку, едва услышав мой голос.

Прошло лет десять. Не помню точно, сколько именно. Зазвонил телефон.

– Да, я помню тот звонок, – отозвалась я. – Все твои клиенты и друзья звали меня по-разному, поэтому я сразу всех узнавала. Тетя Эльза называла меня Марией, без уменьшительно-ласкательных вариантов. А дядя Марк звал Марьяшей. Я в детстве даже не знала точно, как звучит мое полное имя. Ты меня называла Марго, когда злилась. Или Манечкой, когда была в хорошем настроении. А тетя Наташа звала меня Машкой. Я же слышала. «Ну как там Машка? Машку есть с кем оставить?» Я обижалась…

– Звонил Марк. Были уже новые времена. Он приехал в Москву, чтобы забрать дочек в Америку, где в результате осел. Просил помочь с оформлением документов. Приехал к нам – постарел, но выглядел хорошо. Здесь он мыкался в государственной конторе, а там оказался востребованным архитектором. Жена его тоже работала. У них были дом, достаток. Все, кроме детей.

– Ты все такая же, – сказал он мне. – Совершенно не изменилась. И кухня такая же. Только Марьяша выросла.

– Я очень рада тебя видеть. И рада, что у тебя все хорошо, – ответила я. – Ты надолго?

– Нет, как только все оформим, сразу назад. А от тебя поеду к Эльзе. Девочки у нее. Так по ним соскучился.

Наташа умерла. Рак. Эльза считала, что месть ее съела изнутри. Совсем молодая была. Эльза мне потом рассказала, что племянницы практически все время жили у нее. Наташа сначала гуляла напропалую, все пыталась устроить личную жизнь. Потом разочаровалась и никого не хотела видеть. И вот – болезнь. Наташа очень мучилась, ничего не помогало. Эльза сделала для сестры все, что могла, и даже больше.

Старшая, Леночка, уезжать с отцом отказалась – хотела окончить хореографическое училище, куда поступила с подачи тетки. А уж потом перебраться в Америку. Эльза очень гордилась своей племянницей, не пропускала ни одного ее выступления. Младшую дочь Киру Марк забрал.

Людмила Ивановна, кстати, хорошо себя чувствовала. Ей было уже за девяносто. Старшую внучку она называла Натулечкой. Очень ее любила.

Хна или басма?

Если разразится атомная война, я знаю, где искать свою маму – в парикмахерской, которая гордо именуется салоном красоты. Когда у нас были проблемы с деньгами, мама шла в парикмахерскую и делала маникюр. Или покупала мне красивое платье. На последние деньги. У меня всегда была копилка, в которую я складывала мелочь. И мама одним движением могла грохнуть эту копилку об пол и потратить все сбережения. На что-нибудь совершенно не нужное, но невероятно красивое.

Я родила дочь, второго ребенка, набрала двадцать лишних килограммов и в принципе чувствовала себя хорошо. Ходила в старых штанах, с коротко остриженными ногтями и была счастлива – муж не замечал моих отросших корней, повисшего живота и балахонистых кофточек. Счастлива я была до тех пор, пока не приехала мама. Едва посмотрев на внучку, она набросилась на меня:

– На кого ты стала похожа? Ты себя в зеркале видела? Не можешь взять себя в руки? Ленивая бабища, а не моя дочь! Скажи спасибо, что Лева тебя не видит!

Я тогда проплакала целый вечер. А утром пошла в салон и сделала стрижку. Села на диету и сбросила вес. К приезду в гости мамы я готовлюсь так, как не готовилась к свиданиям с будущим мужем – одеваюсь, встаю на каблуки…

Я звоню маме в девять утра, чтобы спросить, как у нее дела. Мне нужно съездить помыть машину, в магазин за продуктами, отвезти дочку на занятия, а у меня нет сил. Я глотаю кофе, таблетку элеутерококка, чтобы прийти в себя. Мама бодрым голосом отвечает, что говорить не может – она уже съездила в бассейн и сейчас стоит на заправке. А потом заедет в кафе и съест пирожное. Мне становится стыдно. Ей почти семьдесят, и она уже на заправке.

«Скажи спасибо, что Лева тебя не видит!» – эту мамину присказку, ставшую кодовой фразой, я помню до сих пор. Если маме не нравился мой внешний вид, если она считала, что я распустилась или расслабилась, то всегда так говорила.

Дядю Леву, Льва Аркадьевича, я помнила прекрасно. Во?первых, потому что он был совсем не похож на других мужчин. Одет, как король из сказки (на принца он не тянул по возрасту). Я никогда не видела, чтобы мужчины носили пальто цвета топленого молока и протирали ботинки маленькой карманной щеточкой. А еще у дяди Левы были такие ногти… как у моей мамы. Нет, у дяди Левы были лучше. Они блестели. И шарфики у него тоже были лучше.

– Да, он делал маникюр! – расхохоталась мама. – А помнишь его духи?

Еще бы не помнить. Дядя Лева душился так, что парфюмом благоухал весь наш подъезд, и никакой освежитель воздуха не был нужен. И даже его духи были лучше, чем у мамы. Вообще, если бы дядя Лева был женщиной, я бы им восхищалась. А так – не то чтобы не восхищалась, но смотрела, раскрыв рот. Как на заморское чудо. А уж когда он однажды побрызгался маминым лаком для волос, я вообще онемела.

Нет, он не был гомосексуалистом, как решили бы сейчас. У него имелась жена, что, впрочем, первого не отменяет. Но нет. Дядя Лева просто любил хорошо одеваться и мог себе это позволить. Он любил красивые вещи, красивых женщин и все красивое. А еще он был удивительно похож на спаниеля – с длинными волосами, которые спадали по щекам, как уши. И с грустными глазами.