Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Саянов Виссарион Михайлович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Саянов Виссарион Михайлович - Страница 27

Изменить размер шрифта:

3. ХОЗЯЕВА

Низко кланяясь, провожала управа,

Лошадь рванула — сойти с ума,

Налево — лабазы его, а направо —

Им же построенные дома.

А сбоку саней медленно едет,

Снегом и ветром обдавая на миг,

Весь мир, разбитый на «де?бет» и «кре?дит»,

Занесенный в рубрики бухгалтерских книг.

Купола церквей — как пробки графинов.

Зело выдыхается это вино.

Кладбище в жимолости и рябинах:

Здесь-де покоиться суждено.

Годы легли по откосам чалым,

Как козырные тузы крестей.

Души загубленных по отвалам

Изредка встанут во мгле ночей.

Души всех тех, кто погиб в юродстве

(Вниз пригибаются плечи их),

Тяжбы в старинных судах сиротских,

Торжище ярмарок площадных.

Сядет обедать — уха стерляжья.

Скучно идет с коньяком обед.

Сын-гимназист, бормоча, расскажет:

«Жил-де на севере людоед».

Покажется сразу: пельмени — уши,

Злобно мигают глаза сельдей,

В черном рассоле коптятся души

Всех позагубленных им людей.

В комнату бросится прямо с инею

И поясные поклоны бьет.

Ветер уходит в Китай да в Индию,

Неопалимой тропарь поет.

Церковь построит, на бедных тысячу,

Но не оставит сего в тиши,

Толстый бухгалтер на счетах вычислит

Цену спасенья его души.

Деньги дарит он теперь, раздобрясь.

Надобно всё ж искупить добром

Трупы шахтеров и брата образ.

(За ассигнации. Топором.)

Так бы и жил, да нежданно выплыл,

Всех сотрапёзников веселя,

Купчик из Питера — голос сиплый,

В кожаной сумочке векселя.

Месяц прошел, — прииска ему продал,

Тихо заплакал: «Что ж, володей»,

Но следом за купчиком шла порода

Совсем непонятных, чужих людей.

Никто из них не ел струганину,

Они и не знали, как водку пьют,

Когда баргузин вдруг ударит в спину

И дымный мороз невозбранно лют.

Они аккуратно носили фраки,

Души свои не трясли до дон,

Вовек никому не кричали: «враки»,

А всё по-французски: «pardon, pardon».

Их имя со страху едва лепечется,

Топырясь, идут упыри-года,

И стало подвластно им всё купечество,

Процентом напуганы города.

1933

4. РОМАНСЫ

Есть один романс старинный.

На отверженной заре,

Ночью зимней, длинной-длинной,

Он гремел на Ангаре.

«Моего ль вы знали друга?

Он был бравый молодец,

В белых перьях штатский воин,

Первый в бале и боец».

В белых перьях ходит вьюга.

Зимний вечер хмур и тих.

Кто идет? Найду ли друга

У шлагбаумов пустых?

От него пришел гостинец,

И тоскуют на току

Сто дебелых именинниц

По Иркутску-городку.

Эти годы отступили,

Отстучали в барабан,

Колчаковцы прокатили

По Сибири шарабан.

То английский, то японский

Танец грянет на балах,

И поет правитель омский

В смуте виселиц и плах.

«Белы струги, белы перья,

Не хватает якорей,

Где дредноут твой, империя,

В глубине каких морей?»

А по Лене ходят паузки,

Бьет по отмелям весна,

В деревнях, в Тутурах, в Павловске

Не гуляют лоцмана.

Моего ль вы знали лоцмана

С красной лентой у штыка?

Вместе с ним дозоры посланы

Партизанского полка.

1933

5. В БЕГА

«В бега!» — закричали тебе снегири,

«В бега!» — громыхают на шахте бадьи,

«В бега!» — зарывается в гальку кайла,

«В бега!» — прижимается к локтю разрез,

Как ель, на костре придорожном сгори,

Хоть в дальней дороге без хлеба умри,

Послушай, что скажут ребята твои:

За прииском сразу — крутая скала,

За ней пригибается к северу лес,

Хоть из носу кровь, собирайся в поход

От этих гремящих без устали вод.

Нарядчик тебя в три погибели гнул,

Пять шкур барабанных с тебя он содрал.

Твой брат в дальнем шурфе навеки уснул,

Беги за Байкал и беги за Урал!

Глядит на тебя, не моргая, дупло,

И неясыть-филин дорогой кричит,

Уходит в тайгу отработанный штрек,

Бежит впереди он, и стало светло,

И сумрак широким крылом развело,

И прыгает белка, и коршун летит.

Тебя управляющий розгами сек,

Ты нож ему в сердце — он сразу упал,

Беги, задыхаясь, покуда живой,

Старинной, заветной, болотной тропой.

На небе сто звезд, словно сотни стрижей,

Дорожный кустарник рыжей и рыжей.

Ты счастья искал, — но к туманной стене

Приковано счастье цепями семью,

На семь завинчено крепких винтов.

Разрыв-трава и листок-размыкай

Напрасно тебе снились во сне,

Напрасно за ними ты шел по весне,

Покинув деревню и бросив семью.

Отвал отработан, ты тоже готов,

Ложись на дороге, ложись — умирай.

Дожди тебя били, слепили снега,

И кости твои обглодала цинга.

В последнюю вспомнишь минуту свою

Вашгерды, проселки, жену в шушуне,

Кушак кумачовый и шаль на груди,

И песню, которую нянчил якут,

И шаньги, которые девки пекут,

Березы и сосны в родимом краю,

Дороги, бегущей на юг, колею,

Реку при дороге, овраг при луне,

Кривые кресты на путях впереди.

Неужто всё запросто — сумрак и мгла,

И жизнь мимоходом, как шитик, прошла?

Мы едем тайгою. Валежника треск.

Век прошлый хрустит под копытом.

С твоей ли могилы разломанный крест

Нам знаменьем машет забытым?

1933